Гоар Маркосян-Каспер - Земное счастье
У большого крыльца с широкими ступенями уже поджидал благообразный немолодой слуга в ливрее, видимо, издали заметивший гостей.
— Кар и карисса дома? — спросил Маран.
— Кара нет, он в отъезде, — сообщил слуга, — а карисса дома, но я не знаю, сможет ли она вас принять. У нас беда, господин Маран.
— Что такое?
Слуга поколебался, потом огляделся и тихо сказал:
— Отклонение.
— Даже так, — протянул Маран сочувственно. — Да, я понимаю, что кариссе не до нас. Но я уезжаю и хотел проститься. Спроси, не уделит ли она нам несколько минут.
Слуга вошел в дом, а Маран соскочил со снитта и сказал:
— Что бы это могло значить?
— А ты не знаешь? — удивился Дан, в свою очередь спешившись.
— Откуда?
— Я подумал…
— Послушай, Дан, будь осторожен. Наверняка это нечто общеизвестное. Не задай случайно какого-нибудь невинного вопроса, как ты иногда умеешь.
Дан покраснел.
— А что мне говорить? — спросил он.
— Ничего. Предоставь это мне.
Слуга вернулся, он был не один, его сопровождал мальчик лет пятнадцати.
— Позаботься о сниттах, — велел ему слуга и обратился к Марану: — Карисса примет вас. Пойдемте.
Изнутри дом гостиницу уже не напоминал. Просторный холл с отделанными деревом стенами походил скорее на пиршественный зал королевского дворца, только был чуточку попроще. И, естественно, поменьше. Широкая пологая лестница вела наверх, и Маран уверенно направился к ней, но когда на втором этаже он хотел пройти в дверь напротив, слуга остановил его.
— Карисса в своих покоях, — сказал он, — сюда, пожалуйста.
В комнате, куда провели гостей, никого не было, слуга предложил им сесть и подождать кариссу, а сам удалился.
Дан рассматривал комнату с любопытством. Она, очевидно, служила гостиной или приемной. Ничего похожего на выбеленные стены и потолки обычных городских домов. Впрочем, это помещение тоже было белым, но оно сияло белизной не побелки, а обтягивавшего его шелка снежной чистоты. Мебель белого дерева с позолотой, картины в таких же рамах, кожаные кресла цвета слоновой кости, занавеси молочного цвета парчи с золотым шитьем… Дан вспомнил свой недавний подарок Нике ко дню рождения: кольцо с изумрудом в коробочке, выложенной белым бархатом, на фоне которого изумруд смотрелся особенно красиво… Да, хозяйка этой комнаты знала, что делает… как раз в эту минуту отодвинулся занавес, скрывавший боковую дверь, вошла карисса в густо-фиолетовом платье, и на фоне переливчатого шелка ее красота показалась Дану еще более яркой.
Она протянула Марану руку для поцелуя, Дану просто кивнула в ответ на его поклон и села под картиной, изображавшей женщину, тоже довольно красивую и имевшую явное сходство с кариссой. Заметив, наверно, что оба гостя смотрят на портрет, она сказала с лукавой улыбкой, обращаясь к Марану:
— Я слышала, Горт показал тебе королевское хранилище. Наверняка он не преминул отпустить пару шуток в адрес моей прабабки, которая позировала своему возлюбленному-художнику отнюдь не только для благопристойных семейных портретов.
Дан сообразил, что обнаженная женщина на картине, к которой Горт подвел Марана, и была той прабабкой. Конечно! Одно лицо, понял он, глядя на портрет.
— Красивая женщина, — сказал Маран. — Впрочем, ты далеко превзошла ее, карисса.
— Красотой, возможно, — отозвалась карисса, — но не бесстыдством.
— Бесстыдство не самое необходимое из женских достоинств, — заметил Маран.
— Но бесстыдным достается больше.
— Больше, — согласился Маран. — Но чего?
Карисса засмеялась.
— С тобой трудно разговаривать. Но, я слышала, ты уезжаешь, победитель? Не воспользовавшись плодами своей победы?
— Какие плоды ты имеешь в виду, карисса?
— Так ведь Горт предложил тебе свою дружбу. Дружба с наследником, через два года с королем, неплохое достижение для дворянина с отдаленных островов.
— Неплохое.
— А может, ты рассчитываешь на большее? — спросила карисса, глядя на Марана испытующе.
— Чего же больше? — ответил Маран безразлично.
Карисса помолчала и поинтересовалась:
— А куда ты едешь?
— В Астин.
— Вот как? И что тебя там привлекает?
— Королевское хранилище.
— Хранилище?! Кто тебе рассказал о нем?
— Горт.
— И ты надеешься понять?.. Конечно, ты неплохо образован для… — она запнулась.
— Для малородовитого провинциала, — закончил за нее Маран. — А что в этом хранилище такого загадочного, карисса?
— Я в нем не была. Я знаю только, что там хранятся вещи из иного времени и иных мест. Что они непостижимы. Когда-то их пытались изучить и понять, но давно оставили эти попытки. Однако что тебе до этой седой древности?
— Мой друг хочет написать историю нашего мира, — сказал Маран, кивая в сторону Дана. — Он куда ученее, чем я, и если б королева Олиниа допустила его к своим секретам…
— Королева Олиниа, — прервала его пренебрежительно карисса, — ничего в этих секретах не смыслит. Не знаю, отпирала ли она замки хоть раз после того, как ее отец, король Астина, вручил ей, умирая, ключи. Она нелюбопытна, не слишком умна и… Но не буду злословить. Я дам тебе письмо к ней. Напишу прямо сейчас.
Встав с кресла, она присела к маленькому столику с гнутыми ножками, на котором лежала пачка бумаги с золотым обрезом и стояла маленькая фарфоровая посудина с золотой крышкой, оказавшаяся чернильницей. Карисса обмакнула в чернила длинный металлический стержень с заостренным и изогнутым концом, быстро написала несколько строк, сложила лист ромбом, потом еще раз, капнула туда, где сходились края, чем-то полужидким из закупоренного флакона, буквально на секунду вынув пробку и тут же вставив на место, и приложила перстень-печатку. Потом подождала минуту, пока масса застыла, видимо, на воздухе, и протянула письмо Марану.
— Благодарю, карисса, — сказал тот, поднимаясь. — Благодарю и удаляюсь. Не смею больше докучать тебе, как я понял, у тебя и так немало забот. Жаль, что не могу проститься с каром, его ведь нет дома?
— Нет, — вздохнула карисса, — нет. Он… У нас беда, победитель. Случилось то, чего еще не бывало в роду Асуа, во всяком случае, в обозримое время.
— И с кем же? — спросил Маран.
— Сестра кара родила девочку. Три дня назад. Еще не миновал срок, и есть надежда, но… Лишь слабая надежда.
— Бедняжка, — сказал Маран.
— Бедняжки, — поправила его карисса. — Или ты думаешь, что матери легко такое пережить?
— Нет, — сказал Маран, — не думаю.
— А как поступают с отклонившимися у вас на островах?
— Так же, как у вас, полагаю.
— Держат взаперти?
Маран кивнул.
— Я знаю, есть места, где с ними поступают более жестоко. Усыпляют. Хотя трудно сказать, что менее человечно, лишить жизни ничего еще не осознающего младенца или держать человека весь его век, с рождения до смерти, в тюрьме.
— Трудно, — снова согласился Маран.
— Когда я была юной девушкой, я очень из-за этого всего переживала. Мне это казалось таким несправедливым, ведь отклонившиеся не виноваты в том, что рождаются отличными от других. Но с возрастом человек начинает принимать мир таким, какой он есть. Да и общество должно защищать себя.
— Должно.
— Ты неохотно говоришь на эту тему, победитель. Что-то личное?
Маран заколебался. Дан с трепетом ждал его ответа, у него было ощущение, что тот идет по канату, шаг вправо, шаг влево…
— Да, — сказал Маран наконец. — Правда, это случилось не в нашей семье. Но в семье доверенного управляющего моего отца. То есть у меня на глазах. Я имею в виду страдания его жены и… Ну ты представляешь. Я был совсем молод, почти мальчик, и их переживания потрясли меня до глубины души… Извини, вспоминать об этом мне не очень приятно.
— Да-да, — сказала карисса, — конечно.
Она умолкла, и Маран воспользовался этим, чтобы проститься.
— Ну и дела, — сказал Дан, когда они отъехали от дома. — Вот тебе и мирная планета, такие милые, добрые люди!
Маран мрачно посмотрел на него и нажал на шарик «кома».
— Патрик, Артур, Мит, все на связи? — спросил он и не допускающим возражений тоном объявил: — Немедленно в гостиницу. Никаких новых контактов до того, как переговорим.
— Ну что, есть идеи? — спросил Маран после того, как Дан слово в слово изложил разговоры со слугой и кариссой.
Все промолчали, потом Патрик поинтересовался:
— А у тебя?
— Сначала предупреждение, — сказал Маран жестко. — Будьте сверхосторожны. Нам крупно повезло, что никто из нас до сих пор не напоролся на какую-либо ситуацию, связанную с этим отклонением. Ведь, скорее всего, мы с вами тоже отклонившиеся. Запомните раз и навсегда — таких держат взаперти, попросту говоря, в тюрьме, от рождения до смерти. Не произносите этого слова. Не принимайте участия в разговорах на эту тему, только слушайте, и то с оглядкой. Ясно? — он обвел всех взглядом, словно проверяя, дошло ли, потом повернулся к Артуру. — Что касается идей… Одно, я думаю, уже точно: то, что мы ищем, из области биологии. Есть несогласные?
