Икосаэдр 2.0 - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Космический моллюск подвинулся ближе к стенке, пропуская коллегу, и продолжил:
— Второй же вид, несмотря на успехи в языке и культуре, судя по всему, проиграет северянам эволюционную борьбу — их меньше и они до сих пор не вышли из тропиков. Про остатки популяций других прямоходящих я молчу, ибо многие даже не владеют огнём. Два огромных континента с другой стороны планеты до сих пор, по сути, не заселены — нет, это очевидно, если ничего не менять, то этот мир будет потерян для галактики.
— Не будь категоричен, сын мой, — проговорил старший головоног, втягивая нижнюю часть своего мягкого тела через гофрированную трубу в наблюдательный пузырь. — Развитие разумных видов хорошо, если оно проходит естественно. Мы и так слишком поторопились, поделившись с северными людьми примитивными технологиями. Скоро этот мир ждёт новое глобальное оледенение, а подобные катаклизмы всё расставят на свои места.
— Ты абсолютно прав, но глобального оледенения нам ждать ещё ни одно тысячелетие. Взгляни, отец, на вот это племя, — молодой шевельнул дюжиной щупалец, и студенистая голограмма на стенке пузыря поменяла масштаб. — Оно ближе всех, ему нужно лишь сняться с кочевья и направиться по берегу океана, миновать водную преграду и перейти в северный континент. Стоит лишь немного подтолкнуть их к этому. И тогда, ввергнув два основных разумных вида этой планеты в конкурентную борьбу, мы сможем достичь небывалых успехов, вырастив крепких скелетообразных рабов, быстро плодящихся и успешно развивающихся. Недолговечных, конечно, и столь суетливых — срок их жизни меньше нашего в тысячи раз. Но они крепки, у них хорошие органы чувств, быстрая реакция. Я говорил об этом, Центральный Галактический Пруд будет рад такому исходу экспедиции, ты знаешь. Вопрос только — кто из двух видов победит — темнокожие, или рыжеволосые?
— Это племя темнокожих, безусловно, представляет большой интерес для нас, — старик повернул к своему отпрыску два глазных стебелька из четырёх. — Но подождём же ещё пару столетий, мой друг. Сейчас не время для принятия решений, тем более для изменения хода истории, как в случае с луком. Лучше, чтобы два вида остались на разных континентах. Сейчас время снова отправиться спать… Я отведаю свежих водорослей, а затем ползу в охлаждатель. Разбуди меня через пятнадцать местных лет, чтобы я сменил тебя.
— Да будет так, отец, — младший моллюск покорно преклонил голову перед старшим координатором, обильно сбрызгивая слизью его щупальца. — Да будет мягкой и скользкой твоя дорога к охлаждателю, приятной тебе темноты.
Тело отца всосалось обратно в гофрированную трубу. Когда последнее щупальце главы экспедиции покинуло наблюдательный пузырь, и младший координатор остался один, его пузырчатое тело приобрело коричневый оттенок.
«Популяция несправедлива по отношению к младшим координаторам, — негодовал он. — Десятки тысяч лет проведя в орбитальном комплексе, обречены мы выполнять приказания, повинуясь воле вышестоящих. Наши идеи не находят одобрения, ибо молоды мы и не опытны. Таково течение наших дней. Остаётся лишь наблюдать за прямоходящими дикарями, радоваться их умственному росту во благо галактики, и надеяться на лучшее, ведь не в силах я противоречить указанию».
А километровый овальный студень-корабль, вытаращив в сторону Земли защищённые полями гляделки-тепловизоры, неторопливо проплывал над жарким тропическим материком, который через тысячи лет назовут Африкой. Или не назовут?
* * *
— Я ходил вчера дальше на север, отец. Там, за морем — земля. Там холмы.
Чёрная кожа вождя племени блестела от пота на утреннем солнце. Он посмотрел на подбежавшего к нему Твёрдого Камня с недоверием.
— Там нет земли, — надменно ответил вождь. — И холмов нет.
— Но я видел, они есть!
— Их нет, — Рваное Ухо отвернулся и неторопливо пошёл к тростниковому навесу.
Его племя, состоявшее из семи взрослых и десятка детей, в течение всей своей жизни неторопливо следовало вдоль океанского побережья. Пищей им служили рыба, добываемая при помощи острог, прибрежные моллюски, а также плоды растущих вдоль берега деревьев. Охотой их род не занимался, и надобности углубляться далеко в лес не было, к тому же, они были не одни на побережье, а встречи с другими родами крайне не желательны.
— Пойдём туда. Тут мало еды и много людей! — ответил младший сын вождя, следуя за отцом.
— Мы останемся здесь, — Рваное Ухо развалился под навесом и стал вычёсывать кожных паразитов. — Мой отец жил здесь. Отец моего отца жил здесь. Мы не пойдём в твои края, которых нет.
Твёрдый Камень зарычал по-звериному и топнул ногой. Плохо быть младшим сыном! Отец стар, ему уже почти дважды по двадцать лет, и он боится контактов с другими родами, а свободные девушки в племени кончились. Твёрдому Камню скоро четырнадцать, а пары для него так и не нашлось. Но там, за морем, думалось парню, наверняка есть свободные женщины, куча девушек, готовых стать его жёнами.
— Я уйду один! — крикнул юноша и зашагал обратно на север.
Вождь посмеялся скрипучим голосом ему во след, и останавливать младшего сына не стал. Через пару десятков шагов юноша оглянулся. Всем было наплевать на Твёрдого Камня. Женщины плели верёвки и поддерживали огонь в очагах, мужчины обтёсывали остроги, а детишки плескались у кромки воды.
— Ты куда? — детский голос окрикнул юношу.
Это был племянник Твёрдого Камня, шестилетний Золотой Волос.
— На север, за море, — ответил юноша. — Там есть новая земля, и я уйду туда.
— А как же мы? — спросил мальчик, подбежав поближе.
— Вы останетесь здесь голодные. Рваное Ухо не прав.
Племянник задумался, почёсывая кудрявый затылок.
— Раз он не прав, то я пойду с тобой.
* * *
«Как же это удивительно, — думал младший координатор, втягивая в своё нутро нектар из водорослей. — Который раз удивляет неуёмный индивидуализм прямоходящих. Сумасшествие… Этот индивид так просто ослушался указаний своего отца, словно его не могут подвергнуть за это наказанию. Попробуй кто из моих прародителей совершить такое… Нет, уму не постижимо. Который раз уже мои нервные узлы приходят в возбуждение, когда я наблюдаю за подобным. Возможно, это характерно для скелетообразных — сохранение особью индивидуализма даже после развития нервной системы, но всё равно, это слишком жуткое качество, чтобы быть понятым нами. Возможно, всё вызвано сексуальной мотивацией индивида — в условиях моногамии он ищет себе партнёра, что заставляет его мыслить странно».
Моллюск перевернулся на другую сторону, поменяв цвет с красного на жёлтый, и неожиданно подумал: