Джон Уиндем - История с лишайником
— Да, да. И это все? Больше ничего с ним не случилось?
— Нет, только несколько синяков — так в больнице говорят.
— Слава богу за это… А что же там произошло, Зефани?
— Мы не совсем уверены, но вероятно, что это было организованное нападение, в котором принимало участие много людей, одновременно во всех концах имения. Один сотрудник говорит, что он не спал, но не слышал ничего до тех пор, пока не прозвучал звон разбитых стекол. Должно быть, они кидали в окна бутылки с горючей смесью. Не с бензином, а чем-то гораздо более сильным. Фактически одновременно занялись и жилые помещения, и главное здание, и блоки лабораторий. Телефоны не работали. И тогда Остин вывел свою машину, чтобы позвать на помощь, но наскочил на натянутый поперек дороги возле сторожки трос, и разбил машину, загородив ею дорогу. Сейчас он тоже в больнице. У бедняги много глубоких, порезов и сломано ребро. А милый старый мистер Тимсон — вы помните старого сторожа Тимми? Eго тело нашли возле ограды. Полиция говорит, что его убили кастетом. Одним ударом! Бедный старик. Он даже не пикнул. Все сгорело, кроме нескольких служебных помещений. Ничего не удалось спасти. Еще до того, как выяснилось, что случилось с Остином, все фактически уже было кончено. Отцу как-то удалось отползти в сторону, а то его, наверно, придавило бы, когда завалился дом.
— Слава богу, что этим обошлось, сказала Диана. — А есть ли у полиции какие-нибудь предположения относительно того, кто это сделал?
— Я не думаю. Они сказали Райкесу, который пока что руководит Дарром, что «у них есть основания полагать», будто это сделала банда гангстеров, прибывшая откуда-то на грузовике. Райкес ответил, что это образец необычайной дедукции.
— Зеф, ты уверена, что с отцом ничего особенного не случилось?
— Он вывихнул левую руку, а про все остальное нельзя ничего сказать с уверенностью, пока нет рентгеновских снимков. Я боюсь сейчас, Диана, не затянется ли его выздоровление — из-за того, что он принимал… Ну, вы знаете, что?
— Я не могу сказать тебе, Зеф, наверняка. Рука будет дольше заживать, синяки тоже, и порезы, если они есть. А что касается общего нервного потрясения, может, даже шока, этого я просто не знаю. Не думаю, что будет какая-то заметная задержка с выздоровлением. Именно это тебя тревожит?
— Не хочется, чтобы она вызвала заинтересованность врачей.
— Само собой. Нам надо проследить за этим. Вернее, тебе. Передай ему мои самые лучшие пожелания скорого выздоровления.
— Передам. Кстати, Диана. Почему говорят, что вы будете выступать по радио еще раз завтра вечером? Это правда?
— Да. Откуда ты знаешь?
— Сообщение об этом втиснули перед последними новостями сегодня утром. Оно произвело впечатление. Что вы собираетесь сказать им?
— Всё, Зеф. Если я не скажу сейчас публично, то дождусь того, что мне пришлют повестку в суд, и тогда придется говорить в более интимной обстановке. Но я считаю лучше сделать это публично.
— А об отце ничего?
— Можешь спросить его, но, я думаю, ты сама убедишься, что он все еще считает, что его авторитет скажет больше потом; кроме того, у него сейчас и так хватает забот.
— Хорошо, я спрошу его. И дам вам знать.
— Договорились. Да не забудь передать ему… — сказать ему… я оч….
— Я не забуду, Диана. До свидания.
Диана поискала в газетах сообщение о несчастье в Дарр-хаузе, но, очевидно, оно пришло поздно даже для лондонских изданий. Зато в газетах было много заметок об антигероне.
«Таймс», наконец, посвятила ему еще одну передовицу и во второй раз непечатала с десяток писем, в которых высказывалось серьезное беспокойство. «Гардиан», казалось, разрывался между либеральным преклонением перед любым достижением науки и страхом перед его последствиями. «Трампитер» не изменил своего тона, но чувствовалась некоторая перемена в самом отношении ко всей проблеме.
Для Дианы самым интересным и самым приятным было то, что, по сути, ни одна газета не пробовала подвергнуть сомнению особенности антигерона. Все складывалось гораздо лучше, чем она надеялась: там, где предполагались первые баррикады, почти не было никакого сопротивления.
Диане вспомнились два фактора, к которым, как она думала, она отнеслась не очень серьезно. Первый из них — нервно-психический: сопротивление перспективе чересчур долгой жизни, заполненной монотонным трудом, находилось в конфликте с сильным желанием индивида, выжить любой ценой, ив результате — полная нерешительность. Второй — фаталистический: ощущение того, что достижения науки в такой степени вышли из-под обычного человеческого контроля и каждое новое открытие настолько подпадает теперь под категорию стихийной беды, что не стоит, в общем, что-либо предпринимать.
Какая бы ни была поичина, Диана поняла, что будущая битва не будет напоминать обычную драку, как ей раньше казалось, а скорее будет носить характер турнира с громадным количеством зрителей, симпатии которых будут колебаться то в одну, то в другую сторону..
Но какой бы радостной не была победа на первой стадии, давшая возможность выявить некоторые слабые стороны противника, она нарушила точный расклад. И теперь наступила та тревожная интерлюдия, когда не
знаешь, не время ли уже выставлять резервы, чтобы воспользоваться преимуществом.
И, читая в каждой газете объявление, что субботний концерт по радио перенесен с 9.15 на 9.30 — с целью дать возможность мисс Брекли сделать заявление об антигероне, Диана поняла, что теперь начинается вторая стадия борьбы…
* * *Двери лифта открылись, и небольшая группа людей вышла в холл. Впереди была Диана в вечернем платье жемчужно-серого цвета, в белых длинных перчатках с изумрудным колье на шее и меховой накидкой на плечах. За нею шли Люси Брендон и Сара Толвин. Первая — одета несколько проще, но соответственно случаю, на второй строгое темно-синее платье, полностью соответствовавшее лицу, несущему ответственность за все предстоящее мероприятие. И, наконец, Отилли, служанка Дианы, которая сопровождала их.
Швейцар вышел из-за стола и поспешил на встречу. — На улице толпа, мисс Брекли, — сказал он. — Мы можем поставить стулья в фургоне и вывезти вас таким образом, если желаете?
Диана посмотрела сквозь верхние стеклянные филенки дверей. «Toлпa насчитывает примерно с сотню людей, — подумала она, — большинство женщин, среди которых есть и человек двадцать мужчин, из них два фоторепортера с камерами.» Машина стояла возле самого тротуара.
— Мы немного задержались, сержант Трент. Поэтому, думаю, воспользуемся автомашиной.
— Хорошо, мисс.
Сержант прошел через холл к дверям и вышел на улицу. Повинуясь его жесту люди неохотно расступились, освободив узкий проход на лестнице.
— Слава богу, что нам не всегда оказывают человеческие почести, — прошептала мисс Брендон, наклонившись к мисс Толвин. — Представьте себе — проходить через такое по нескольку раз в день…
Сержант грозным взглядом обвел толпу, которая снова стремилась сомкнуться, и широко открыл двери. Три леди во главе с Дианой прошли вперед, а Отилли задержалась в холле. Швейцар услужливо открыл дверцы автомобиля. До Люси долетел голос: «Говорят, ей сорок, а выглядит как девушка».
Диана начала спускаться по ступеням вниз. Оба фоторепортера застрекотали своими камерами.
Прогремели один за другим три громких выстрела. Диана покачнулась и схватилась рукой за левый бок. Толпа окаменела. Красное пятно появилось под ее рукой. Кровь сочилась между пальцами в белых перчатках. Ярко-красное пятно, расползаясь, окрасило жемчужно-серый шелк. Диана отступила на полшага назад, упала и покатилась по ступеням…
Снова заработали фоторепортерские камеры. Швейцар оставил автомобиль и кинулся к Диане. Сержант, оттолкнув Люси Брендон, побежал вниз по ступеням, Диана не двигалась, ее глаза были закрыты. Двое швейцаров хотели поднять ее, но послышался уверенный, спокойный голос:
— Не трогайте ее! Сержант оглянулся й увидел молодого человека в очках в роговой оправе, в хорошо сшитом темном костюме.
— Я врач, — сказал он. — Вы можете повредить ей. Лучше, не теряя времени, вызвать скорую помощь.
Он наклонился и взял руку Дианы, чтобы нащупать пульс. Сержант снова побежал наверх, но его уже опередили Отилли стояла возле стола с телефонной трубкой в руке.
— Скорую помощь, да, да. быстрее, — говорила она.
— Это скорая? Приезжайте немедленно в Дарлингтон-менсонс, да, застрелили леди.
Она положила трубку.
— Вы схватили его? — спросила она требовательно.
— Кого? — спросил сержант.
— Человека, который это сделал, — ответила Отилли нетерпеливо. — Маленького человечка в плаще и зеленой фетровой шляпе. Он стоял слева, — говорила она сержанту, быстро направляясь к дверям, а потом — вниз, к Диане и врачу.
