Евгения Мелемина - Осколки под стеклом
— Я сделал все, что мог, — отозвался Крис. — Я не могу сделать большего, иначе я снова стану Законником, заложником Запределья, Вершителем… а я не хочу, Кайдо.
Кайдо несколько секунд смотрел на Криса, потом кивнул:
— Можешь идти, — сказал он Анну. — Если Крис говорит, значит, из тебя может получиться что-то путное…
— А пока он будет тянуть время, — закончил Крис, глядя в осунувшееся и ставшее почему-то вполне человеческим лицо Анна. — Это пока в его власти. Тянуть время и строить свой ад. Пойдем, Кайдо.
Кайдо развернулся, фыркнул напоследок и пошел вслед за Крисом, увязая в ставшем почти жидким алом песке.
Он напоследок посмотрел на то место, где прежде стоял город, и вздохнул:
— Здесь было неплохо.
Крис не ответил.
Не ответил он и тогда, когда они проходили мимо надтреснутой равнины, в которую превратилась деревенька Матери.
— Она была хорошая тетка, — заметил Кайдо. — Берегла прошлое…
У Криса еле заметно напряглись плечи.
От деливших яблоко остались лишь белые, в паутине трещин кости. Запределье вымерло. Солнце побелело от муки. Ветер умолк, отовсюду тянуло холодом. Скалы почернели и осыпались, похожие на искалеченные пальцы.
— Когда-то здесь были сады, — вполголоса сказал Крис. — Ты этого не помнишь, но когда здесь правила Женщина, Запределье цвело. У границы текла река… черная прозрачная вода, всегда свежая. Я ходил туда на закате, а уходил с рассветом. У берега стояла лодка с желтым фонарем. Перевозчик дарил мне монетки. Древо только распустилось, и Волк еще не родился. Его породили мы. Женщина не была так жестока.
— Волк, — вспомнил Кайдо. — Который?..
— Да, — кивнул Крис. — Я остался без руки. — Он посмотрел на свою ладонь. — На время. Меня выходила Мать, а я побоялся, что ее власть больше моей, и заставил людей забыть о ней. Отголоски долго еще бродили по земле — мифы, сказки… но светлый облик всепрощающей мудрой Матери ушел. Так рано или поздно поступает каждый Вершитель — сила становится абсолютной и достается тому, кто убил свою мать.
Кайдо помолчал из вежливости. Ему непонятны были терзания Криса, но он чуткой сердцевиной ощущал, что не стоит перебивать и высказывать свое мнение.
Он бы молчал и дальше, но Крис вдруг остановился и посмотрел ему прямо в глаза — тонкие брови сошлись, лицо стало сосредоточенным. Серый дым волос медленно плыл за его спиной, белая кожа отливала серебром.
— Она исчезла только сейчас, — сделал попытку Кайдо. — Умерла… ведь только сейчас.
— Нет, — качнул головой Крис. — Мы умираем, когда перестаем быть нужны.
— Как все сложно, — проворчал Кайдо и потянулся, разминая плечи. — Я думал, эти поганцы утопят меня в лаве. А ты пришел.
— Это попытка окольными путями узнать почему? — спросил Крис и тут же ответил: — Я пришел не за тобой, Кайдо, а за шкатулкой.
Он остановился возле пропасти, посмотрел вниз, в угольную черноту бездонья.
— Справедливость перевернута, — подсказал Кайдо, от досады кусая губы.
— Да, — Крис улыбнулся. — Прыгай, Кайдо.
Кайдо раскинул руки и без колебаний шагнул вперед, в страшный провал искалеченного Запределья.
* * *
Когда он снова смог открыть глаза, оказалось, что сидит он на деревянном ящике за столом из двух сдвинутых досок, а на столе вскрытая банка килек с торчащей из нее вилкой, газеты и мутноватый стакан. Крис сидел рядом, подложив ладонь под подбородок, а напротив, опустив глаза, еще один — маленький круглый человечек, смущенно зажавший руки между колен.
— Антон скоро придет, — скованно сказал человечек.
— Наша компания вам в тягость, святой отец, — заметил Крис. — Но мы обещаем не вносить смуту в вашу душу.
— А, — с какой-то безнадежностью сказал человечек. — Моя душа не такой уж ценный предмет, чтобы ее оберегать.
Крис посмотрел пристально.
— Хотите, я скажу, какая у вас душа, святой отец? — спросил он.
— Не надо, — обреченно отказался человечек и обернулся обрадованно: — А вот и Антоша. В узкий подвальный проход, наклонившись, вошел крупный человек в сером пыльном камуфляже. Он сразу же нащупал глазами Кайдо, и тот выпрямился, принимая вызов.
Антон покосился на Криса и сел подальше, под тень обернутых в серую дранку труб. Он сложил большие руки и поднял голову с немым вопросом.
Отец Андрюша завозился и тихонько вздохнул.
— Вот они поговорить хотели… — скованно сказал он.
— Почему остановился, Антон? — напрямую спросил Крис, отпуская расслабившегося Кайдо. — Думаешь, все закончилось?
— Думаю, что это мое дело, — ответил Антон.
Кайдо приподнял руки и с наслаждением вцепился зубами в кончики пальцев. Брызнула кровь. Антон посмотрел на него с интересом.
— Жалости в тебе нет, — сказал Крис. — Сопереживать не умеешь. Разучился. Поэтому массовое помешательство тебя стороной и обошло. Если бы не то, что вложил отец, ты бы так и стоял в оцеплениях и гонял этапы.
Антон равнодушно выслушал свою краткую характеристику, а потом медленно поднялся, распрямив согнутую спину, и вынул из спрятанной под одеждой кобуры пистолет. — И никто вас здесь не найдет, — прокомментировал он.
Его лицо застыло, а палец лег на курок, но навстречу поднялся Кайдо, собой загородил Криса и приказал:
— А-агонь.
Антон выстрелил не раздумывая. Кайдо развернуло боком, из плеча выдернуло тканевой смятый ком, но не пролилось ни капли крови.
Отец Андрюша сидел позади неподвижно. Глаза его стали влажными, он быстро моргал.
— Моя очередь? — нехорошо понизив голос, выговорил Кайдо и поправил лохмотья куртки, свисающие с плеча.
Антон стрелять больше не стал.
— Это что за бред? — спросил он у отца Андрюши, и тот развел руками.
— Скоро, — сказал Крис, поднимаясь из-за импровизированного стола, — сюда придет Игорь. Его сложно будет узнать, но вы узнаете. К этому времени ты должен поднять войска, Антон, иначе твой город превратится в гетто. Из подвалов не правят. Если ты не выберешься наружу, ничего не изменится. Ты устал и знаешь, что не все ладно, но закрываешь на это глаза, потому что тебе больше не хочется отправлять людей на смерть. Тебе ночами снятся горячие куски мяса, прилипшие к стенам, и пальцы, которыми сначала завязывают шнурки и которые потом лежат на асфальте. Ты хочешь сделать вид, что справился.
Антон убрал пистолет обратно в кобуру, застегнул несколько пуговиц и поднял на Криса отчаянные глаза.
— Я справился, — хрипло сказал он.
— Неправда, — который раз за день ответил Крис. — Ты играл в освободителя и проиграл.
— И как я должен поднять армию? — с презрением спросил Антон. — Я смог собрать своих — с кем воевал раньше, смог найти несколько отморозков, согласившихся нацепить пояса смертников, но я не Че Гевара, чтобы начинать революцию.
— Я дам тебе Кайдо, — ответил Крис, и Кайдо, возившийся с разорванным рукавом, повернул голову, словно не веря. — Кайдо способен перемкнуть мозги любого, кто когда-нибудь держал в руках оружие.
Он развернулся к отцу Андрюше и наклонил голову:
— У вас такие интересные пуговицы, святой отец.
— Да, — печально сказал отец Андрюша и посмотрел на свернутую на коленях истрепанную жилетку. — Со звездочками.
— Позвольте, — попросил Крис, наклонился и снял с ткани маленький металлический кружочек. — Возьму себе за труды.
— И все? — хмуро спросил Антон. — Зачем ты все это делаешь? Из-за пуговицы?
— Я хочу, чтобы заработал мой телефон, — пояснил Крис, — и я снова стал кому-нибудь по-настоящему нужен. Кайдо, ты все понял?
— Ага, — кивнул Кайдо, облизывая пальцы, чтобы развернуть истрепанную колоду веером. Он вытащил одну карту и радостно взвыл: — Дьяяявоооол! Ну что, камрад, — хищно улыбнулся он Антону. — Пошли, сделаем из тебя Че! Начнем с самых верхов. Кто сейчас самый главный вояка в этой дыре?
Антон, словно подтверждая слова Криса о способности Кайдо, послушно развернулся и пошел по коридорчику, пригибаясь. Кайдо отправился следом.
— Он хороший мальчик, — тихо сказал отец Андрюша. — Он правда хотел кого-то спасти.
— Я знаю, — ответил Крис, вертя пуговицу в пальцах. — Он просто наткнулся на одну неприятную особенность выбора: выбирая, белые или черные фигуры, ты обязуешься играть. Вы играете в шахматы, святой отец?
— Играл, — ответил отец Андрюша.
— Я так и думал.
Глава 11
Повешенный
Его все меньше интересовал внешний мир. Что-то происходило там, за стеклами то окна комнаты, то автомобиля, то больницы, но смысла рассматривать и думать об этом Игорек больше не видел. Все, что в нем было открытого, неравнодушного, направилось вовнутрь и там строило свой мир — мир, где вместо солнца висело медленно, тяжко бьющееся сердце, а песок лился кровью по уставшим венам. Иногда Игорек брался за книги, но редко прочитывал больше двух страниц — любое указание на то, что существует не только улица и дом напротив, вгоняло его в транс. Ему представлялись разноцветные кубики — древесины, земли, воды, огня, света, и из них отлично строились другие улицы и дома. Он выкрашивал крыши в красный цвет, возводил белые стены и подвешивал мосты над пропастями. Над всем этим колыхалось сердце, и живыми по пустыне лениво бродили только огромные, с межконтинентальный лайнер, черепахи.
