Сергей Дубянский - Пятая жизнь
— Кто ж их знает, тех немцев? А вдруг именно этого им не хватает до полного счастья? — она медленно пошла вдоль стен. Не разбираясь в живописи, Юля боялась высказывать свое мнение, но картины ей не нравились. Издали они выглядели гораздо лучше, а при ближайшем рассмотрении казались кустарными поделками — сквозь краску кое-где даже проступали карандашные линии. …И где тут «шикарные работы»?.. Хотя современная живопись… вон, по телеку такое показывают…
— Как тебе? — спросил Володя, но от трудного ответа Юлю спас звонок в дверь.
Хозяева, оставив споры и нацепив на лица улыбки, пошли открывать; послышался заливистый лай Хука. Юля решила, что ей не стоит выходить, встречать незнакомых людей, и продолжила осмотр.
Цирковая тема, похоже, являлась для Володи любимой — кроме клоунов на полотнах присутствовали акробаты, гимнасты (хотя, может, это были и существа женского пола — Юля не могла определить точно). Отдельную серию составляли персонажи Комедии масок, только какие-то угловатые, будто собранные из «Lego». Кто есть кто, Юля выяснила только из бумажек, засунутых за края рам, и оказалось, что Пьеро отличается от Арлекина лишь печальным лицом и отсутствием задорных колокольчиков на колпаке, а Коломбина от них обоих, пышным клетчатым платьем и высокой несуразной прической. Еще на картинах было множество «модификаций» Хука, которые весело кувыркались на расписанных геометрически правильными узорами ковриках.
К завершению третьей стены Юля почувствовала, что несмотря на абсолютно другое представление о живописи, картины поднимают ей настроение. …Может, это и есть главное в искусстве, а не то, в каком стиле выполнено произведение?.. Но додумать эту мысль Юля не успела — вся компания ввалилась в комнату и сразу стало шумно и тесно.
Одного из уезжающих, улыбчивого бородача, звали Сашей, а второго, больше похожего на спортсмена, нежели на художника, Ваней. Знакомство получилось формальным, потому что ребята сразу взялись за картины, и к глубокому Наташиному разочарованию, единогласно одобрили все десять предложенных Володей картин; Саша только добавил:
— А ты не хочешь отдать еще и «старые улочки»?
— И смысл?.. — Володя пожал плечами, — это ж германская тематика; думаю, у них такого добра своего хватает.
— Нет, слушай!.. — Наташины глаза загорелись, — ведь реально классные работы! — она повернулась к Юле, — из прошлой поездки ребята привезли открытки — виды таких, знаешь, маленьких городков, а Вовка стилизовал их под средневековье. Вов, достань. Где они?
— Да тут; куда им деться? — Володя извлек из угла несколько высоких, узких холстов, на которых неясно проглядывали мощеные улочки, залитые дождем; остроконечные башни; часть пустой, безлюдной площади…
Скользнув взглядом по серым, чуть размытым изображениям, Юля ясно представила себя, идущей по мокрой булыжной мостовой; подняв голову, в высоком, узком окне, увидела Володю и остальных, словно оказавшихся по другую сторону, то ли холста, то ли реальности. Обалдело открыла рот.
— Что, нравится? — воскликнула Наташа.
— Нет… то есть, нравится, но мне показалось, будто я там…
— Ты была в Германии? — удивленно перебил Иван.
— Вот она, великая сила искусства! — засмеялся Саша.
— Я не была в Германии… — Юля уже собралась рассказать историю своего сна — творческим людям это могло быть интересно, но Володя посмотрел на часы.
— Юль, ты говори, а мы пока будем паковаться, иначе машина придет — даже по рюмке не хлопнем.
Рассказывать под шелест упаковочной бумаги, когда люди думают совсем о другом, не хотелось.
— Потом как-нибудь, — она наклонилась, вглядываясь в марево дождя, словно снова пытаясь вернуться в… она была уверена, что этот город называется Мидгейм.
Когда «худсовет» все-таки решил забрать и немецкие пейзажи, ей вдруг стало безумно жаль расставаться с ними.
— А можно я прямо сейчас куплю вот эту? — она указала на залитую дождем улицу.
— Запросто! — Володя подхватил картину, — тебе завернуть?
— Я завтра заберу, — Юля подумала, что не слишком удобно вечером, когда в транспорте полно народа, таскаться по городу с громоздким свертком, — сколько она стоит?
— Договоримся, — Володя отставил картину.
Дальнейший процесс Юлю перестал интересовать — интригующая бездна вновь разверзлась перед ее мысленным взором, ведь если город виден не только ей, а, к примеру, Володе, значит, он и правда существует! Она стояла перед своей картиной, изучая мельчайшие детали и настроение вернулось; в голове даже возникли неясные голоса, но, вот, ощущение скользкого булыжника под ногами и мокрых стен, до которых можно дотронуться, протянув руку, не приходило. …Неужто, это какая-то коллективная игра воображения?.. — она отвернулась, наблюдая, как ребята заворачивают полотна, как Наташа ножницами режет тонкий капроновый шнур, и это начинало бесить. Она ведь уже настроилась на то, что у нее есть прошлая жизнь, и очень хотелось почувствовать себя новым… вернее, «старым» человеком! Закурив, Юля отошла к окну, за которым раскинулся знакомый Воронежский пейзаж, не имевший к ее мыслям никакого отношения. …Нет, средневековье мне ближе… даже как-то роднее… Она не заметила, как стопка увязанных картин заняла место у двери.
— Если все удастся спихнуть, — Иван похлопал по ней рукой, — считайте, год проживете без забот о хлебе насущном.
— Ох, хоть бы!.. — Наташа подняла глаза к потолку, молитвенно сложив руки, а Ваня подошел к Юле.
— Ты — молодец, хорошую работу выбрала.
Юля не стала объяснять, что это не она выбрала «работу», а «работа» выбрала ее — просто им не довелось встретиться раньше; а, вообще, она ждала лишь одного — когда наступит девять часов.
Дружно переместившись на кухню, все уселись за стол; выпили за дорогу, за таланты, которыми кишит русская земля и которых не хватает на западе, за успешную торговлю…
— Юль, — Володя улыбнулся, — тебе с нами скучно?
— Ты что?.. — Юля неуверенно улыбнулась в ответ; обвела взглядом кухню, но часов не увидела, а демонстративно доставать телефон, постеснялась.
— Кстати, — отодвинув тарелку, Саша закурил, — что ты начала рассказывать про Германию?
Без самой картины повествование выглядело б, как глупая фантазия или, возможно, лесть в адрес автора, поэтому Юля лишь махнула рукой, но Саша не успокоился.
— Как я понял, ты смогла представить себя в городе, который нарисовал Вовка, да? — он устроился поудобнее.
— Типа того, — ответила Юля осторожно, ведь представлять можно все, что угодно.
— Бывает, — Саша кивнул, — понимаешь, краски очень восприимчивы к энергетике, как автора, так и натуры. Правда, с пейзажами это менее заметно, потому что в природе энергия рассредоточена, а в портретах, так сплошь и рядом. Меня, вообще, умиляют заявления, типа: — Я повесил у себя портрет неизвестного, работы неизвестного художника непонятного века. Блин, это ж можно на всю жизнь такую головную боль получить! Но у Вовки рука легкая…
— Сань, не забивай человеку голову, — Иван повернулся к Юле, — не обращай внимания. Это мода сейчас пошла такая — кругом одни маги, колдуны, да ясновидящие. Спрашивается, а где ж они прятались, когда страна социализм строила? Так я скажу — не модно было, и пахали они, как миленькие, на ударных стройках, пели хором комсомольские песни… короче, бред все это и шарлатанство!
— Просто тогда и посадить могли, — возразил Саша, но дискуссию пришлось прервать, потому что в дверь позвонили.
Все, кроме Юли, кинулись в коридор (по разговорам она поняла, что это водитель, и не стала выходить). Пока художники сносили вниз картины, она думала, что среди «обладателей тайных знаний» действительно полно шарлатанов, но ведь не все! …Даже наука на многое изменила взгляды, а это уже не мода — ученые не станут без крайней нужды менять свои взгляды; им нужны факты, чтоб отказаться от теории эволюции и признать, например, наличие души… к тому же какое мне до них дело? Как говорил Борис — надо доверять собственному восприятию; а оно у меня есть!..
— Юль, мы погнали, — в кухню просунулась Сашина голова.
— Удачи, ребята.
Через минуту хлопнула входная дверь и в квартире стало тихо. …Они чего, все ушли?.. — Юля выглянула в коридор, но хозяева стояли обнявшись, словно скульптура, олицетворяющая счастье и покой.
— Вот и все, — наконец произнесла Наташа, — начинается новый этап в твоем творчестве.
— Сплюнь три раза, — Володя прижал жену к себе.
— …Мам, а есть я когда буду? — раздался из комнаты серьезный детский голос.
Этот ребенок совершенно не соответствовал Юлиному представлению о детях, вечно капризных и надоедливых; она вообще забыла о его существовании так же, как о не попадавшемся на глаза Хуке. Казалось, все в этом доме создано исключительно для того, чтоб не мешать Володе творить.
