Владимир Данихнов - Чужое
– Всё, – сказал Пух. И подвел итог: – Вот такое говно.
Пепел рвался к небу, когда кто-то из ребят щедрой рукой сыпал в костер волшебный желтый порошок, который был здесь вместо песка. Дети вчетвером сидели вокруг костра на корточках, обняв себя руками за плечи. Здесь была Эллис, бледная как смерть: огненные пятна плясали по ее лицу, зажигали дьявольским красным огнем ее черные волосы; здесь сидел Ластик, лицо которого казалось на удивление неживым, потому что было полностью неподвижно, его руки парили над костром, совершая странные пассы; здесь был Коралл-младший, при свете костра потерявший всю свою напускную «взрослость» и выглядевший, как и положено, подростком пятнадцати лет. Обгорелой теннисной ракеткой он ворошил угли в костре. Чуть в стороне, едва заметный, сидел еще один мальчишка, маленький и пухлощекий, в светлой гавайской рубашке, шортах и панаме, нахлобученной на уши. Малыш не подбрасывал в костер порошок; он внимательно следил за остальными и слушал их, иногда прикрывая ладонью глаза и кивая.
Дети сидели поглощенные темнотой на бледном берегу озера, а в самом озере смутно угадывались очертания ультра-осьминога. Чудовище спало, озеро бурлило, как закипающая вода в чайнике, лениво шевелились щупальца, вынося на берег пену.
Шилов и зеленокожие крались вдоль кручи, стараясь держаться в тени развесистого кустарника. Шилов как завороженный следил за детьми.
– Надо спуститься, помочь им… – прошептал он. – Они же, наверное, в опасности и не подозревают, что рядом чудище бродит.
– Не надо спускаться, говно случится, – ответил Пух и потянул его за собой. Чуть сзади старик таким же образом тащил молодого. Молодой перестал грызть ноготь, ковырялся в носу. Кажется, не было такого места, куда он не мог засунуть палец.
– Ты не знаешь, что это за малыш в панаме? – спросил Шилов.
– Бенни-бой, – ответил старик. – Прескотт.
Шилов вздрогнул.
– Все бы отдал, чтобы узнать, о чем они сейчас разговаривают… – прошептал он.
Они продолжили путь, скрытые тенями, словно разбойники, собравшиеся на темное дело.
Глава пятая
Ластик стремительно выкатил из костра картофелину. Картошка была горячая, жгла ладони. Ластик долго дул на нее и перебрасывал из руки в руку. Лицо его раскраснелось, ноздри раздувались, как у хищника, почуявшего добычу. Коралл достал из-за спины том в черной кожаной обложке и кинул в костер. В синий воздух метнулись алые искры. Коралл подбросил желтого песка; искры опали, потухли.
– Как фейерверк, – уныло сказал Бенни-бой Прескотт и высморкался в большой клетчатый платок, кончик которого торчал из кармана его шортов.
– Отец опять нажрался, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Коралл. – Как свинья. Так достал. Чтоб он сдох. Когда-нибудь он сдохнет, я знаю.
– Нельзя так об отце! – сказал Ластик и захрустел картофелиной.
– Почему нельзя?
– Вот посмотри на Эллис, у нее вообще отца нет!
– И что?
– Посмотри на нее, какая она бледная!
Все посмотрели на Эллис. Бледная Эллис осталась равнодушна к сочувствующим взглядам. Она брала в ладони песок, процеживала его между пальцами и внимательно следила за костром.
– Я очень сочувствую Эллис, но мой отец – свинья, – сказал Коралл. Ластик заржал, давясь картофелем:
– Ты только послушай себя, Коралл! «Я! очень! сочувствую!» Где ты так научился говорить? У взрослых?! Съешь мои шорты, Коралл!
– Ну, хватит уже ругаться, – прошептал Бенни-бой, доставая из заднего кармана второй платок, крупнее первого. Все немедленно замолчали. – Надо думать, что делать. – Он кивнул на озеро, и все поглядели туда же. От воды веяло колючей стужей, как зимой.
– Думать? – задумчиво переспросил Коралл и вытащил из-за спины очередной том в черной обложке и кинул его в огонь. – Я вот думаю, как бы набить Ластику морду.
– А что думать? – неуверенно спросил Ластик, с опаской глядя на Коралла. – Думать нечего. Надо веселиться, как и всегда!
– Уже повеселились, – буркнул Коралл. – Сегодня что-то долго веселимся, не находишь? Взрослым от нас и так уже досталось. А веселье и не думает заканчиваться. Тебе не кажется, что мы доигрались?
Все посмотрели на небо. Небо было темное, лишенное звезд, как сирота родителей. Через зенит, с запада на восток, от горизонта до горизонта, проходила пылающая полоса. Словно щель в раскрывающемся куполе.
– Долговато веселимся, – признал Ластик. – Но что мы можем сделать-то?
Коралл пожал плечами и посмотрел на Бенни. Бенни пожал плечами и посмотрел на Ластика. Ластик пожал плечами и посмотрел на Эллис. Эллис вытащила что-то из кармашка, сунула в рот, пожевала и сплюнула в костер свинцовой дробью. Посыпались бледно-желтые искры, и Ластик ойкнул, потому что искра угодила ему в глаз. Коралл кинул в костер еще одну книгу и пригоршню песка вслед за ней.
– Дура ты, Эллис, – пробубнил Ластик, усиленно растирая глаз. – Так можно и покалечиться!
– И даже кони кинуть, – сказал Бенни задумчиво. Все вздрогнули и отвернулись, избегая глядеть на не по годам умного малыша.
Они вновь посмотрели на небо. Небо изменялось, полоса медленно, но верно раздавалась вширь.
– А меня сегодня мамка отшлепала, – сказал Ластик. – Возмутилась, чего это я так мало вина продал. Она, мол, продала бы много больше, но ей сложно ходить. Ходить, значит, сложно, а шлепать – запросто, силы есть. До чего несправедливо!
Его друзья промолчали. Небесный купол будто бы раскрывался, из огненной полосы вырвались оранжевые капли и помчались навстречу земле, раскидывая вокруг снопы ярчайших искр.
– Блин, – сказал Ластик, втягивая голову в плечи.
Семеныч почувствовал легкое волнение, краски на миг поблекли, выжженные будто бы кислотой, а потом мир снова стал проявляться, но неторопливо, как фотокарточка в специальном растворе или даже еще медленнее. Перед глазами Семеныча пронеслась черная тень, отороченная по краям бледно-синим мехом. Наверное, Коралл ди Коралл. Семеныч решил притвориться, что все в порядке и стал рассказывать какой-то безумно смешной анекдот, а когда рассказал, сам же и рассмеялся, а тень не издала ни звука. Смущенный Семеныч замолчал, уставившись в столешницу. Нащупал почти проявившийся кубок, налил в него вина, выпил сам. Вспомнил, что Шилов собирался в туалет и крикнул:
– Эй, Шилов! Где тебя черти носят, р-редиска?
Шилов не ответил. Семеныч подождал, когда мир окончательно «проявится» и поднял глаза. Тенью и в самом деле оказался Коралл, который мирно спал на краю дивана, свернувшись в клубочек. От него несло кислятиной. Присмотревшись, Семеныч увидел, что Коралл как-то успел заблевать весь диван. Зрелище было не из приятных, Семеныч насупился. Откуда-то сбоку повеяло свежестью. Он тихонько встал, чтоб не разбудить хозяина, и подошел к распахнутому окну. За окном мерцали яркие южные звезды, весьма музыкально стрекотали цикады. Семеныч ненавидел музыку, ну кроме, пожалуй, старинного шансона, и поэтому захлопнул окно, отворил форточку, чтоб комната хоть немного проветривалась, прошелся по комнате, обходя завалы. Сначала хотел разбудить Коралла, но потом передумал. Хозяин сам виноват, нечего было пить, не дожидаясь гостей.
Интересно, куда смылся Шилов? Семеныч пошел к выходу, но его остановил дикий вскрик. Семеныч резко обернулся. Коралл сидел на диване, вращая вытаращенными глазами. Перед его носом в воздухе, никак не закрепленный, болтался маленький ножик, острое лезвие которого поблескивало в электрическом свете. Ножик надвигался на переносицу Коралла, грозя оцарапать ее, а Стивен ничего не предпринимал, чтобы спастись. Семеныч замер, протер глаза, удивленный необычным явлением. Он не представлял, что надо делать в такой ситуации и доверился интуиции. Интуиция подсказала, что надо схватить стул и швырнуть в ножик, и Семеныч, не успев включить разум, послушался чутья. Ножик ринулся в сторону, прячась за горой рухляди, стул врезался Кораллу в лицо, тот закричал и начал материться. Спрыгнул с дивана, зажимая рукой вскочившую на лбу шишку.
– Ты что творишь, мать твою?
– Ножик, нос-пиндос! – Семеныч был скуп на слова. Он медленно двигался вдоль стены, не упуская из виду места, где таился нож. В Семеныче проснулся профессионал. О загадочности явления он больше не думал; на работе в учреждении, которое занимается исследованием нечеловеческой логики, и не такое увидишь.
Коралл, кажется, понял его и стал пятиться, приближаясь к Семенычу. Он подхватил с пола обломок лампы дневного света, выставил его перед собой, как меч. Идиотское зрелище. Семеныч просто, как бы выразиться, чтоб не порезал цензор… – короче говоря, просто ахуелъ. Ну вот, вроде и обсценной лексики нет, и все всем понятно.
Коралл вдруг вздрогнул, запнулся и шлепнулся на задницу. Ножик выскользнул из укрытия, облетел комнату по периметру, умчался к лампочке, качающейся под потолком, и стал кружить возле нее, словно комар. Коралл засучил ногами, отползая. Семеныч, не имея времени оценить новый удивительный поступок лезвия, схватил со стола книгу, подпрыгнул и с размаху ударил ею по ножу. Ножик отлетел к стене, ударился о нее и, безвольный, повалился на пол. Семеныч подошел к нему, потрогал носком ботинка. Ножик лежал на полу и не шевелился.
