Владислав Победоносцев - Тутти Кванти
— Тогда, метр, пожалуйте сюда! — Ли-Коон похлопал обеими руками по ковру. — Вместе будем разгрызать замыслы ге-Стаба — я молочными, вы коренными…
Не переставая смеяться, Хг спросил у за-Гора:
— Почему только из таких стервецов получаются хорошие шпионы? — Не дожидаясь ответа, объяснил: — Потому что они хитроумны, парадоксальны, расчетливы, изворотливы, энергичны, злы, веселы, эмоциональны…
— Вот это плохо! — встрял ри-Вун, погодок ли-Коона, заброшенный вместе с ним в последнюю айсебскую агрессию, служащий с ним же по протекции Хг на боевом космодроме. — Шпион — это хладнокровие! Так нас учили инструкторы из «X».
— Еще вас учили жестокости, и я, надеюсь, не испорчу тебе настроение, сказав: ли-Коон в сотню раз способнее и пригоднее тебя для нашего ремесла, в частности, и потому, что его восприятие мира гораздо богаче твоего, а оно происходит только на эмоциональной, чувственной почве. Ты по природе своей исполнитель, он — творец и со временем пробьется к чинам и деньгам…
— Зато я сильней! — неожиданно крикнул ри-Вун и бросился на валявшегося ли-Коона.
Два тонких тугих жгута перехлестнули друг друга, покатились, взвывая, по ковру, на миг замерли, вдруг вскинулись в стойку, тренированно перебросили один другого через себя, расцепились… И сразу зверино затанцевали, напряженно приседая и полувытянув руки, потом корпус ри-Вуна качнулся влево, заставляя противника реагировать и раскрыться, а правая нога стрелой взмыла вверх, ребром ступни поражая ли-Коона в горло. Срезанный, тот беззвучно рухнул на ковер. Пружинистым прыжком ри-Вун настиг его и заученно сдавил сонную артерию. Рот ли-Коона судорожно разверзся, исторгая животный хрип, тело конвульсивно забилось…
Сотоварищ, он же охранник резидента, плотный и очень рослый для айсеба, метнулся на выручку. Попытался разжать пальцы, впившиеся в шею. Не удалось. Тогда за-Гор, оседлав ри-Вуна и обеими руками обхватив его подбородок, рванул рычащую голову назад, на излом позвонков. Но еще до того, как он успел развить максимальное усилие, ри-Вун неистово выгнулся под ним, бросив мощной спиной в позорное сальто…
Пока грохнувшийся об стену охранник соображал, что стряслось, пока вытаскивал из футлярчика парализующую иглу, ли-Коон перестал хрипеть и биться. Он успокоился совершенно, и ри-Вун выпустил его. Не спуская со старших дикого взгляда, готовый к повторению лютой схватки, отполз в дальний угол…
Всю эту короткую сцену, точно прокрученную по приключенческому каналу, метр Хг созерцал с тем самым хладнокровием, о котором так некстати вспомнил ри-Вун, роковым образом противопоставив эмоциональности. Поклонник и, как выяснилось, носитель парадоксальности, возносивший чувственность, но явивший аскетическую невозмутимость, он не шелохнулся даже тогда, когда за-Гор врезался в стену и стало очевидным, что до развязки не более секунды…
Творец, которому владелец особняка только что предрекал завидную карьеру и которому откровенно симпатизировал, оскаленно уставился посиневшим лицом в потолок, а пальцы его, застывшие у смятого горла, скрюченные последним отчаянным сопротивлением, словно бы продолжали проигранный поединок с немилосердными пальцами, с которыми столько раз соединялись в дружеском пожатии…
— Получилось, я ошибся. Не провидец… — бесцветно сказал Хг в пустоту. — Но истина торжествует опять: победил тот, кто был сильнее. Им, вопреки моим предсказаниям, оказалась примитивная зверюга. — Задумчиво спросил у той же пустоты: — Но разве может в этом заключаться высшая справедливость?.. — Ответ, видимо, не находился, и Хг перевел взгляд на способного задиристого щенка ли-Коона: — Как бы то ни было, но все это — совсем… совсем… лишнее…
14
В обширную адъютантскую, предваряющую диктаторские апартаменты, стремительно вошел сухощавый айсеб средних лет, легкий, подтянутый, одетый — непривычно, даже шокирующе для резиденции — в красную спортивную куртку и белые немнущиеся брюки. Адъютанты и болтавший с ними шеф департамента «X» ап-Веер вскочили разом, будто были нанизаны на одну веревочку, за которую теперь дернули.
Это был правитель Айсебии, бригадный генерал ва-Жизд. Кто же еще отважился бы на этакие костюмные вольности в анфиладе зданий, внешне не отличавшейся от казарменной цепочки! Впрочем, и внутренний распорядок — распорядок, но не роскошное убранство! — мог бы служить образцом для любой солдатской обители. Если бы, разумеется, не умышленная генеральская бравада, которой он нарочито подчеркивал собственную неординарность, широту взглядов и даже некоторый демократизм, вытравленный в Айсебии им же самим с тщанием дезинфектора. Ритуальное подчеркивание происходило дважды в день: поздним утром, когда диктатор рельефил мышцы гимнастическими упражнениями, после чего купался в громадном крытом океанариуме, построенном специально для этой монаршей утехи, и ранним вечером, когда он включался в тренировку, а то и в календарную игру, которую проводила его любимая профессиональная команда айрплеистов — игроков в мяч на скоростных воздухоплавах.
Сейчас спортсмен ва-Жизд пересечет адъютантскую, приветливо, почти дружески — и уж совсем не уставно! — здороваясь с семнадцатью молодыми, улыбающимися — тоже далеко продуманный штрих ритуала — крепышами, напоминающими в момент шествия скорее его болельщиков, чем раболепных подчиненных, скроется в личных покоях, доступ в которые разрешен лишь двум натасканным на его вкусы денщикам, и через четверть часа преобразится в диктатора ва-Жизда, при котором не то что улыбнуться — вздохнуть лишний раз никто не посмеет и который сейчас опять неумолимо погонит миниатюрный шарик под названием Айсебия, точно играя в айрплей, в чьи-то чужие ворота, которые ему видятся вратами в неиссякаемое райское изобилие, тщетно ждущее своего истинного повелителя и единственного распорядителя.
Но сегодня ритуал получился скомканным, потому что ва-Жизд, как только вошел, сразу увидел ап-Веера и немедленно вспомнил, почему тот здесь: сегодня первое эора и шеф разведки явился к нему на доклад, срок которого был определен еще несколько месяцев назад. Он поискал глазами ур-Муона, духовного направника айсебов и вдохновителя полубредовой, сумасбродной идеи, которая была им принята лишь потому, что не имела конкурентов и почти ничего не стоила тощей казне. Поняв его движение, ап-Веер с готовностью сказал:
— Вероятно, что-то задерживает его…
Вмиг превратившись во владыку космоса, ва-Жизд недоуменно вскинул брови — у кого-то есть дела поважнее аудиенции у диктатора?! — и кивнул на двери покоев, приказывая — не приглашая! — войти. Оторопев от неожиданности и думая, что генерал ошибся, ап-Веер двинулся к кабинетным дверям, но был развернут и переведен на другой курс резким «Сюда!».
Примерно через пару часов он будет в глухой тоске размышлять о неисповедимости причуд властелинов, о ничтожности расстояния, которое отделяет милость от опалы. А пока, оглушенный беспрецедентностью зова, не догадывающийся, чем он вызван, да и вообще ничего не соображающий, ап-Веер шел за диктатором, и на его невольно ссутулившейся спине гроздьями висли восхищенные, смятенные и завистливые взгляды…
Входные двери скрывали нечто вроде прихожей, в которой было еще несколько дверей. Хозяин толкнул одну из них, и парализованный счастливец очутился в покое, имитирующем океанский пляж. С высоченного голубого потолка бил яркий свет дневной звезды ра-Негус (той самой, что на Трафальеруме звалась дарителем жизни всему сущему), жаркий, естественный («Как его сюда затащили? Да и дождь льет с утра…» — возникла в ап-Веере механическая мысль), под ногами рассыпались упругие барханчики белесого песка («Какой же толщины слой?»), лицо обвевал мягкий ветерок, настоянный на терпком запахе водорослей и соленой воды («Неужели это все в резиденции?»), а вместо длиннейшей противоположной стены простирался океан — с бурунящейся окантовкой прибоя, лижущего песок, грохотом волн, криками всполошенно мечущихся птиц и крохотным парусом, уходящим за горизонт («Скинуть бы мундир да в воду, за тем вон парусом!..»).
— Снимай мундир, здесь жарко… — ва-Жизд с интересом вгляделся в гостя, хмыкнул, понимая его обескураженность. Подавая пример, сбросил куртку, достал из ее кармана кассету. — Готовься к новым чудесам…
Мягкие спортивные туфли, белые брюки, сетчатая оранжевая безрукавка, фигурка, склонившаяся к кромке прибоя и манипулирующая на скрытом пульте, — это все диктатор?! А рядом с ним, размундиренный, он, ап-Веер?! При чем тут явь?.. Сладкая греза…
В подтверждение песочные барханчики в двух местах пришли в движение, ссыпаясь по эллипсу в стороны, и откуда-то снизу произросли две большие раковины, на дне каждой лежали стеклянные сосуды в виде жемчужин…
