Александр Смирнов - Чернокнижник
– Ну, что в твоих новостях сегодня было новенького? – спросил он.
– Ничего серьёзного, – ответила она. – Дура одна повесилась.
– Какая дура?
– Бывшая учительница русского языка и литературы.
Глава 14
Пётр стоял на северо-западной оконечности острова Сите. Он любил это место. Отсюда открывался великолепный вид на парижские берега: на Лувр, Монетный двор и купол Института Франции. Здесь, растворяясь в средневековой истории, он забывался и не думал об истории настоящей, а вернее, истории совсем недавней, которая изменила его жизнь до неузнаваемости. Представляя, как здесь, на том месте, где он стоял, сжигали евреев, как весной 1314 года после долгого процесса и пыток был сожжён гроссмейстер богатейшего религиозного ордена тамплиеров только за то, что король не хотел отдавать ему долг, собственная трагедия не представлялась такой безысходной и кошмарной. Смотря на воды Сены, которые никогда не останавливались и находились в непрерывном движении, Пётр уже не так болезненно переносил крутые повороты своей судьбы. Но именно здесь он оглядывался назад и в который уже раз вспоминал всё, что с ним произошло. Но вспоминал без сожаления, глядя на прошедшие годы, как на воды Сены, бегущие и разбивающиюея о нос острова Сите, который так был похож на корабль.
Сойдя с трапа лайнера в Париже, Пётр со своей женой остановились, не зная, что им дальше делать.
– Вы будете месье Сапожников? – услышал он вдруг возле себя.
Пётр оглянулся и увидел небольшого молодого человека приятной наружности.
– Я Мишель де Тревиль, – представился он по-русски, но с явным французским акцентом.
– Де Тревиль? – удивилась Наташа, – капитан королевских мушкетёров?
Все трое сразу рассмеялись.
– Да, действительно. А я раньше даже не задумывался, что у меня такая знаменитая фамилия.
Эта Наташина реплика как-то сразу ликвидировала все условные барьеры и развеяла тот гнетущий туман, который сдавливал душу после выдворения. Мишель сказал, что он прислан к ним парижским отделением Нобелевского комитета и теперь всегда будет находиться рядом до тех пор, пока его подопечные полностью не адаптируются к новой европейской жизни. Мишель подхватил стоящие на асфальте чемоданы и помог их донести до автомобиля, который ждал возле аэропорта. Он сложил чемоданы в багажник и сел за руль.
– Это ваша машина? – поинтересовался Пётр.
– Нет. Это ваше авто, – ответил Мишель.
– Моё? Но у меня даже нет водительских прав!
– Вот поэтому я и сел за руль.
Мишель посмотрел на Наташу и улыбнулся.
– Куда прикажете, мадам? Хотите отдохнуть или познакомить вас с городом?
– Познакомить с городом, – сказала мадам.
Мишель повёз их по Парижу. У нового знакомого рот не закрывался ни на минуту. Он рассказывал про Париж начиная с того момента, когда он был ещё частью Римской империи, не упуская при этом, кажется, ни одного года, ни одного месяца и ни одного дня. Вполне естественно, что после пятнадцати минут прогулки в голове всё перемешалось и единственное место, которое воспринимала голова, была Эйфелева башня.
Мишель, видимо, поняв по очумевшим глазам гостей, что переборщил, выбрал место и припарковал автомобиль.
– Я предлагаю вам перекусить, – предложил он. – Возражения есть?
– Возражений нет, – ответила Наташа.
Они зашли в ресторан, выбрали место у окна, чтобы можно было наблюдать за улицей и стали ждать официанта. Правда, ждать им долго не пришлось. Не успели они расположиться, как официант стоял перед Мишелем и ждал, когда тот сделает заказ. Тот что-то сказал по-французски и скрылся.
– А почему кроме нас в ресторане никого нет? – спросил Пётр своего гида.
– Как, никого? А мы?
– У нас в ресторан просто так не попадёшь – всегда очереди.
– Это потому, что у вас очень мало ресторанов. А у нас они на каждом шагу. То же самое вы увидите и в магазинах. Правда, в больших магазинах тоже очень много народу.
Пообедав, путешественники вышли на улицу и остановились. Лень, которая овладела ими после еды, полностью изменила их планы. Пётр закрыл широкой ладонью рот и заразительно зевнул.
– Всё ясно, – сказал Мишель, – пора отдохнуть.
Они прошли несколько метров и очутились на острове Сите.
– Вот отель. Он недорогой, но зато в средневековом стиле. «Генрих IV», – вас устроят королевские покои?
Годы пролетели, как ураган. Ни он, ни Наташа не поспевали за стремительно сменяющими друг друга событиями. Награждение самой престижной премией, лекции в самых знаменитых университетах, путешествия по всему миру, – всё это не только не давало задуматься о прошлом, оно не позволяло даже задуматься о будущем. Казалось, что кто-то невидимый и очень могучий ведёт двух эмигрантов по жизни, не спрашивая их желания. Ведёт так, что и загадывать ничего не надо – всё сделает он, этот могучий и неизвестный кто-то. Единственно, что он не мог сделать, это приблизить к двум русским их Родину. Она оставалась где-то очень далеко. Там, в далёкой России бурлила настоящая жизнь, хоть и несладкая, но насыщенная и целеустремлённая. Пётр поймал себя на мысли, что сюда, на остров Сите, он приходил, чтобы, глядя на воды Сены, подумать о России.
А месяц будет плыть и плыть,Роняя вёсла по озёрам,А Русь всё так же будет жить,Плясать и плакать под забором.
Пётр любил здесь не только предаться воспоминаниям, но и почитать свои любимые стихи, которые здесь, во Франции, никто и никогда не читал.
– Кто это? – услышал он знакомый голос Мишеля.
Пётр обернулся и увидел капитана королевских мушкетёров, который из гида давно превратился в друга семьи.
– Это Есенин, – ответил ему Пётр.
– Слышал, что такой есть, но ничего из его стихов не знаю.
– Ты здесь случайно?
– Нет. Я заходил к тебе домой. Наташа сказала, где тебя можно найти.
Пётр вопросительно посмотрел на своего приятеля.
– О России думаешь? – продолжал тот.
– Откуда ты знаешь?
– Ты не первый русский, которого я знаю. Сначала человек, приезжающий оттуда, всему удивляется и даже не вспоминает, откуда он приехал. Его поражает наше изобилие, свобода, но потом, пресытившись этим, его снова начинает тянуть то, от чего он сам убежал.
– Я не убегал из России.
– Я знаю. Но это ровным счётом ничего не значит. Всё равно она не оставит тебя в покое, и ты окажешься вон там… – Мишель вытянул руку и показал куда-то далеко-далеко.
– А что там? – не понял Пётр.
– Там русский ресторан, где собираются эмигранты и пытаются свою тоску залить водкой.
– Значит, у меня нет выхода?
– Выход есть.
– Какой?
– Вернуться назад в Россию.
– Кто же меня пустит, если они сами меня оттуда выгнали?
– А туда совсем не обязательно возвращаться.
Пётр даже не знал, что ответить на это абсурдное высказывание Мишеля. Однако отвечать ничего было не надо. По выражению лица Мишеля Пётр всё понял без слов.
– Разве ты был на Красной площади, когда хоронили Суслова? Ты был там задолго до того, как это произошло. Был и всё видел. Сел за стол и всё записал. Не надо никуда ехать, надо сесть и начать писать. И тогда ты снова вернёшься туда. Вернёшься туда, где никто ещё не был, туда, куда можем заглянуть и мы, но только с твоей помощью.
– Ты думаешь, у меня получится?
– Я даже не сомневаюсь в этом. Хочешь, мы закроем тебя одного в кабинете на ключ. Помнишь, как тогда у следователя?
– Откуда ты знаешь про следователя?
Мишель хитро улыбнулся.
– Это Наташа мне рассказала.
Пётр вдруг засуетился и стал собираться уходить.
– Куда же ты, Пьер? Я же тебе самого главного не сказал.
Пётр удивлённо посмотрел на приятеля.
– А разве может быть что-то главнее?
Но собеседник уже не слышал Мишеля. Он почти бегом бежал домой в свою любимую Россию, в свою страну, из которой его никто и никогда выгнать не мог.
– Я по твоей доверенности контракт заключил! Не забудь получить за работу аванс!
Пётр даже не обернулся на слова Мишеля. Какие деньги, какой аванс, когда речь идёт о России.
Мишель проводил взглядом приятеля и задумался. Он никак не мог понять: чем так может притягивать к себе эта далёкая страна, где никогда не было и, наверное, никогда не будет спокойной и размеренной жизни, где ложась спать, никогда не знаешь, что тебя ждёт завтра, где один эксперимент не успевал закончиться, как навстречу ему уже спешил новый, где революции и заговоры были не исключением, а нормой жизни.
* * *Нет, что ни говори, а время не стоит на месте. Годы, когда русские топили в крови русских, остались давно позади. Репрессии, про которые никто не знал, но все догадывались, теперь воспринимаются, как отголоски из прошлого века. Даже самая ужасная и кровопролитная война оставалась в прошлом. Союз Советских Социалистических Республик, как потомок великой Российской Империи, простирался на земном шаре самым большим и самым могучим государством. Советский союз, или, как его называли в других странах, – Россия, не очень-то считался со своими соседями. Понимая, что является самой большой страной в мире, он предпочитал, чтобы соседи считались с ним, а не наоборот. Разговоры других народов о нарушении прав человека, о недавнем преследовании инакомыслящих и прочей ерунде он пропускал мимо ушей, оставляя эти сплетни для западных газетчиков и историков. А действительно: чья бы корова мычала, а их, европейская да американская, молчала! Во всяком случае, святой инквизиции в нашей стране не было. Хоть концентрационные лагеря и были, но людей в газовых камерах не травили и в печах не сжигали. Ну а если говорить об Америке, то мы по сравнению с ними просто святые: хоть и есть у нас ядерное оружие, но никого им не бомбили, как некоторые. А психушки разные, Беломорканал, где в гидросооружениях при бетонировании в качестве наполнителя использовали трупы заключённых, так это, по сравнению с Хиросимой, просто шутка невинная.
