Андрей Лазарчук - Любовь и свобода
— А рацию?
— Рацию? — и Порох украдкой взглянул на Лимона. — Ну, рацию…
— С рацией бы я разобрался, — сказал Лимон. — Телепередатчики тоже…
— Твоя работа была в прошлом году? — спросил Рашку.
— Исполнение. Вообще-то я такой джакч ни за что бы сам не придумал.
— А кто?
— Его здесь нет… и не знаю, жив ли.
— Вот вы шутками баловались, молодые люди, а ведь нынешнему дозеру это могло так сверкнуть… хотя… хотя с Полем мы в один котелок угодили как раз под очень похожий аккомпанемент. Хе, как всё плотно ложится… Был в гвардии — а тогда у нас стояло подразделение охраны тыла, это потом уже эту службу погранцам передали — такой вот электронный гений-злодей. Всего-то капралишко, но руки — вот по тут золотые, а вот по тут — шаловливые. Приспособился, гад, телеприёмники переделывать так, что они без видимой антенны прямо через горы ловили Пандею, особенно по ночам. Всякие там развлекательные каналы. А пандейцы ночами как развлекаются? Это не то что у нас — политинформации, лекции, народные песни и мяч, кто днём не посмотрел. Там или скотоложество сплошное, или девки без ничего в грязи бьются, или кино с такой кровищей, что непонятно, как они там в ней ходят, выше колен… И вот — а я, Поль, уже тогда заподозрил, что слабое поле как-то на неокрепшие мозги влияет, — стали у нас гвардейцы с прямого пути сворачивать. То с гражданскими схватятся в баре, то девок деревенских украдут и запрут… а там и сам капрал… как его… забыл гада, ну да и джакч с ним, — буквально напоказ за границу шасть, и контрабанду везёт — типа, нет на меня, самого крутого, ваших законов, что хочу, то и моё. И пересекаются его пути, представьте себе, с твоим названным дядькой, Порох — с Чаком Ярриком, да при таких обстоятельствах, что Чаки чудом жив остаётся — ловкость да находчивость спасли парня… ну и ещё там двоих. В общем, благодаря Чаку вывел я на чистую воду мерзавцев переродившихся… и… о, нет, ребята, разболтался я и залез в дела по сю пору секретные, там с контрабанды да убийств ниточка только начала разматываться. Э-э… к чему это я? А, вспомнил. Удалось мне тебя в прошлом году втихую отмазать у дозера, так что не беспокойся. И, видишь, не зря…
— Ничего не понимаю, — сказал Лимон. Порох вообще сидел приоткрыв рот.
— Я объясню, — сказал Поль. — Надо подняться на башню ПБЗ. Там наверху где-то среди аппаратуры просто обязан находится блок с клеймом Департамента специальных исследований: вот так три сплетённых ромба и буквы ДСИ. Скорее всего, окрашен в жёлтый цвет. Этот блок надо снять и притащить сюда. Он вряд ли тяжёлый. Здесь, я думаю, мы сможем из него сделать генератор паники…
— И вот тогда у нас появится шанс отсидеться, — сказал Рашку.
Рашку подошёл к снаряжаемому грузовичку — тому самому, на котором Порох увёз Поля в санаторий, постучал по низкому бортику.
— Джедо, — позвал он. — Отойдём на пару слов?
Лимон спрыгнул с дуги безопасности — к ней он прикручивал звено пожарной лестницы, которое вполне могло пригодиться там, на башне, — и, вытирая пот, пошёл к курилке: двум садовым скамеечкам, стоящим возле керамической кадушки с песком. Кадушка, возможно, была джакч какой древней и исторической; на боках её угадывались какие-то полустёртые картинки.
— Хочешь покурить? — спросил Рашку.
— Нет, хочу посидеть, — сказал Лимон. — Всё никак не могу разработать ноги.
— Надо бы тебя настоящему доктору показать, — сказал Рашку, раскуривая свою сигарку. — Кстати, возьми, — он протянул Лимону открытую пачку. — Сразу располагает собеседника к тебе. Может быть, придётся разговаривать с… э-э… посторонними.
— Спасибо, — Лимон спрятал пачку в нагрудный карман. — Так о чём у нас пара слов?
— Я тут пораскинул мозгами и решил, что вдвоём вам ехать слишком рискованно. Возьмите ещё человек двух-трёх. И пулемёт. Ты же сумеешь обойтись с пулемётом?
— Учили, — сказал Лимон. — Но…
— Один пулемёт здесь бесполезен, куда не поставь, — сказал Рашку. — Обходится с тыла на счёт раз. Сегодня начнём строить вышку позади старого бассейна — вот оттуда действительно можно будет простреливать всё пространство. Но это займёт время. Неделю, а то и две. А пока — пусть лучше будет подвижная огневая точка… на ней и выехать не так опасно, и здесь в случае чего она полезнее окажется.
— То есть нам ещё повозиться?
— Ага. Кстати, тут среди старого автохлама я раскопал два бронированных «Акатона». Кто-то из совсем уж джакнутых психов на них раскатывал. Восстановлению не подлежат, а вот керамопластины да стёкла из дверей повынимать да на ваш грузовичок поставить — дело полезное.
— Сможем ли? — Лимон посмотрел на Рашку.
— Сможем, — кивнул старый дозер. — Всей артелью, да не смочь…
Это действительно заняло часа три.
Только сейчас Лимон сумел увидеть всех обитателей санатория одновременно. Ну, хозяева, то есть семейство Поля и примкнувший к ним Рашку — семеро. Привезённые Лимоном младшеклассники: Эрта, Прек и Резарт (наконец-то выучил: герои Горской войны, это же как раз про них песня: «На рассвете туман, туман, на рассвете шаги, шаги…»), к ним побратимы Порох и Дину, Шило, Зее и сам Лимон — ещё восемь ртов. Семейство Пщщь (папа и мама — аптекари или как их там теперь называют? — в общем, которые умеют делать лекарства) и их совершеннейший оболтус-сыночек, в предвыпускном классе «серой», но туп-тупарём. Чему их там вообще учат, в «серой»? Бойка от ударника не отличает. Это ещё трое. Приехали в гости к госпоже Тане… и вот — уцелели. Теперь санаторский персонал, если так можно назвать: слесарь-водитель-истопник и вообще всё на свете в одном лице — Ингджел Пирек, или просто Ин-Пи, — бывший механик сначала на шахте, потом на лесопилке, якобы потерявший то ли там, то ли там полруки; но в наличии руки вроде бы как обе, просто одна вся словно целиком из рубцов и шрамов. И прачка-повариха-домоправительница госпожа Арлинда…
Итого — двадцать человек.
Совершенно случайно Лимон знал, что еды в лучшем случае осталось на неделю…
— Нарекается «Неустрашимым»! — произнёс Ин-Пи, взмахивая горящим веником из специально отобранных веток и трав. Это был такой старый обычай спускать на воду корабли: окуривать их дымом тех растений, из которых их сделали: тогда корабли будет тянуть к дому или что-то в этом роде. Лимон подумал, что броневик, сделанный в санатории, следовало бы окурить дымом тех грибочков, что растут в подвалах — но промолчал. Про грибочки как-то не принято было говорить.
«Неустрашимый» получился ничего себе: кабина сплошь прикрыта спереди и частью с боков, пулемётная установка… ну, в общем, тоже местами прикрыта. Сектор обстрела неплох, жалко, что ствол не развернуть совсем назад, но тут уж ничего не поделать: у нас не завод, у нас гараж. Зато борта кузова тоже забронированы, где керамопластинами, где бордюрным камнем, так что если лечь, то тебя уже не достанут.
На вылазку пошли: Лимон, Порох, Зее и Брюан — младший сын Поля. Очень просился Дину, но Эдон просто раскинул руки крестом: ещё дней пять в постели как минимум, пока глубоко засевшие картечины не закапсулируются по-настоящему и не перестанут угрожать сосудам и нервам.
— В случае чего, — сказал Брюан, — на меня это излучение не действует. Имейте в виду.
— Что, совсем? — удивился Лимон.
— Ну… чуть-чуть. На отца не действует совсем, а на нас — совсем немножко. Можно терпеть.
— Это когда подавляет? — уточнил Лимон.
— Ну да. Репрессивное или как там его дядя Рашку назвал… Я помню, как ему худо было, он даже воды выпить не мог. А мы — так… будто очень скучно. Но и всё.
— Хорошо, будем знать, — сказал Лимон.
Уже расселись и завели мотор, когда подошёл Рашку.
— Парни, — сказал он. — Там может быть так устроено, что… ну, на неизвлекаемость, на самоуничтожение… понимаете, да? Не рискуйте. При малейшем подозрении… джакч с ним. Вы важнее. Понятно? Вы — важнее.
— Хорошо, — сказал Лимон. — Будем иметь в виду.
И помахал рукой.
Дорога действительно шла через Старые шахты — и, наверное, они правильно сделали, что тогда не поехали здесь. Такой лабиринт…
— А мы обратную дорогу найдём? — спросил Лимон у Брюана.
— Да, конечно! — закричал тот, перекрывая ворчание мотора. — Тут всё помечено!
Лимон посмотрел назад. Ну, если только помечено… Сам он никаких ориентиров не увидел.
Старые шахты, конечно, производили впечатление. Эти гигантские бетонные купола… как не над шахтой всё равно, а над стадионом. Ажурные — и когда-то, наверное, остеклённые — башни, соединённые между собой такими же ажурными переходами. Остовы двух десятков ветряков…
— Вот ведь строили, — сказала Зее. — По-нашему спросить бы: а зачем? Не-а, не спрашивается. Красиво, джакч…
Они ехали при пулемёте, Лимон первым номером, Зее вторым. Роль турели удачно исполняла комнатная детская карусель — переделывать почти ничего не пришлось. Оранжевые стеклопластиковые сиденья были, конечно, уже не того размера…
