Боб Шоу - Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач
— Ты выглядишь чудесно, — сказал он. — Можно даже не одевать купальник.
— Ты думаешь, Вилл? — Она начала поворачиваться, но когда заметила пистолет для уколов, довольная улыбка исчезла с ее лица. — Уже? — спросила она.
— Да, — подтвердил он и спокойно кивнул головой.
— Хочешь, я останусь с тобой? — спросила Афина, подходя к нему.
— Нет, иди на пляж и прими побольше этого дорогого солнца. Я сейчас туда приду. — Она хотела возразить, и тогда он спросил — Ты мне не веришь?
Она закрыла глаза для поцелуя, потом накинула на себя и завязала свободный халат и, не оглядываясь, вышла из комнаты. Там, где она только что стояла, пылинки кружились и танцевали в косых лучах солнца, Карев взял пистолет и некоторое время сидел, опираясь левой рукой о книги. Возможно, если бы он достаточно много читал, то смог бы писать и сам — когда-нибудь, через много лет. Если бы однажды он приложил перо к бумаге, то создал бы философию бессмертных.
Самое большое заблуждение бессмертных — это ненасытность, желание иметь в себе постоянно все свое прошлое и будущее. Бессмертный должен смириться с фактом, что бесконечная жизнь — это бесконечная смена личностей, которые населяют тело, постепенно изменяясь с течением времени. Однако прежде всего бессмертие — это непрерывное появление новых личностей. Бессмертный должен согласиться, что его «я» существует на определенном отрезке времени и умрет так же неизбежно, как те бессознательные, безликие рачки, чьи хрупкие останки принадлежат вечности и разбросаны по всем ее берегам.
На мгновение в теплую, светлую комнату ворвался холод. Он понял, что больше не является тем самым Каревым, которым был три месяца назад, и он не жалел об этой перемене. Он не был отцом ребенка, которого носила Афина, но в некотором смысле должен был стать отцом всех будущих Каревых. Эта ответственность компенсировала отсутствие физической потребности отцовства, и ее должно было хватить ему, даже если бы когда-нибудь пути его и Афины разошлись.
Он взял пистолет, выстрелил его содержимое в запястье, которое окружила ледяная дымка, а потом спустился на пляж к жене, чтобы провести вместе с ней начало их долгого совместного, отпуска.
Нэвил Шют
На последнем берегу
К месту последней встречи
Влачимся вместе
Страшимся встречи
На берегу полноводной реки
Вот так кончится мир
Вот так кончится мир
Вот так кончится мир
Не взрыв но всхлип
Т. С. Элиот[1]1
Питер Холмс, лейтенант австралийского Королевского Военного Флота, проснулся на рассвете и долго лежал, разморенный милым теплом спящей рядом Мэри, глядел, как первые лучи солнца освещают кретоновые занавески. По углу падения лучей он определил время — около пяти; вот-вот солнце разбудит маленькую Дженнифер, и надо будет вставать. Однако пока, еще было время полежать.
Он проснулся с радостным чувством, хоти в первый момент и не понял, от чего это. Причина была, конечно, не в елке, потому что Рождество уже прошло. Пихта в саду, которую он украсил гирляндами цветных лампочек, выглядела не хуже большой елки, что стояла в миле от них на главной площади Фалмута. В рождественский вечер к ним пришли друзья, и веселье удалось на славу. «Праздник прошел, — неспешно думал он. — Сегодня четверг, 27 декабря». Он чувствовал, что спина у него вся горит после вчерашнего дня, проведенного на пляже и в лодке: он не смог отказать себе в удовольствии поучаствовать в гонках. Самым разумным было бы вообще не надевать сегодня рубашки… И вдруг, уже совсем проснувшись, он вспомнил, что должен быть сегодня полностью одет и, к тому же, в парадный мундир. В одиннадцать часов он должен явиться в Министерство Военного Флота в Мельбурне. Это означало назначение, первое задание за семь месяцев. Кто знает, не на море ли, куда тянет его сердце!
Но в любом случае — это работа. Он заснул вчера, обрадованный этой перспективой, и радость сохранилась до утра. Несмотря на офицерское звание, он с августа не имел должности и уже простился с надеждой получить ее когда-либо. Тем не менее, каждый месяц он получал из Министерства жалование и благодарил за это бога.
Ребенок зашевелился и тихонько заплакал. Лейтенант почти автоматическим движением включил электрический чайник, стоявший на подносе с чашками и бутылкой. Мэри тоже проснулась и спросила, сколько времени. Он ответил и добавил, целуя ее в щеку:
— Снова отличное утро.
Она села, откинула волосы со лба.
— Вчера я здорово поджарилась на солнце. Дженнифер я намазала далмановой мазью, но не знаю, стоит ли ехать с нею сегодня на пляж. — Тут она тоже вспомнила. — О… Питер, сегодня четверг, ты должен быть в Мельбурне, правда?
Он кивнул.
— А лучше бы сегодня посидеть дома, в тени. — Я, наверное, из дома не выйду.
Он встал и пошел в ванную, а когда вернулся, Мэри уже причесывалась перед зеркалом. Сев на край постели, он заварил чай. Мэри заметила:
— Сегодня в Мельбурне будет страшная жара. Может, все-таки поехать с Дженнифер в клуб, часам к четырем? А ты бы потом подъехал туда? Я могу захватить твои плавки.
В гараже стояла их небольшая машина, но с тех пор как закончилась короткая мировая война — то есть уже год — они не ездили на ней. Однако Питер Холмс хорошо владел инструментами и соорудил вполне приличный заменитель. У них были два велосипеда, и он сделал к ним небольшой двухколесный прицепчик, который был и коляской для ребенка, и багажником, они могли ездить с ним по очереди. Труден был только длинный подъем из Фалмута в гору.
Он кивнул Мэри.
— Неплохая мысль. Я оставлю свой велосипед на станции.
— Каким поездом ты едешь?
— В девять ноль-пять. — Он отхлебнул чаю и посмотрел на часы. — Сейчас допью и поеду за молоком.
Вскоре, в шортах и футболке, он вышел из дома. Они жили в первом этаже старого дома, разделенного теперь на квартиры; им при этом разделе достался гараж, большая часть сада и веранда. На веранде они держали велосипеды и прицеп. Логичнее было бы поставить машину под деревьями, чтобы поместить в гараж велосипеды, но Питер никак не мог на это решится: маленький «моррис» был первой в его жизни машиной и помнил его ухаживания за Мэри. Они поженились в 1961 году, за шесть месяцев до войны и разлуки, правда, не такой долгой, как они думали. Он тогда отплывал на корабле Ее Величества в неизвестность. Внезапно разразилась ошеломляюще короткая война, война, историю которой никто не написал. Охватив все северное полушарие, она закончилась так же внезапно, как и началась — на тридцать седьмой день, с последним сейсмическим толчком после взрыва последней бомбы. В конце третьего месяца Питер Холмс вернулся в Вйльямстаун на борту «Анзака», когда государственные мужи южного полушария съехались в Веллингтон, чтобы обсудить положение, в котором вдруг оказался мир. Из Вильямстауна он вернулся в Фал-мут, к своей Мэри и «моррису». В баке еще оставалось три галлона бензина, и он быстро использовал их, как и следующие пять, без труда купленные на заправочной станции, еще до того, как австралийцы осознали, что бензина из северного полушария больше не будет.
Сейчас он спустил велосипед с веранда на газон и прикрепил к нему прицеп: его ждала четырехмильная поездка. Приходилось самому ездить за молоком и сметаной: без бензина фермеры не могли развозить продукты по домам.
Он съехал под горку в лучах теплого утреннего солнца, слушая, как в прицепе грохочут жестянки, и с удовольствием думая о будущем назначении.
Движение на шоссе было слабым. По самой середине медленно двигался экипаж, который когда-то был машиной, но теперь, без мотора и лобового стекла, стал просто крытой повозкой. По обочине осторожно проехали два всадника. Питер даже не мечтал о лошади: в последнее время эти редкие животные меняли хозяев не менее чем за тысячу фунтов. Этого он себе позволить не мог, но его частенько навещала мысль, что Мэри пригодился бы вол. «Моррис» можно легко превратить в повозку, правда, при мысли об этом сердце Питера обливалось кровью.
Он доехал до фермы за полчаса и пошел прямо в молочную. Фермер, флегматичный верзила, хромой еще со времен второй мировой войны, был его хорошим знакомым. Сейчас он сидел у сепаратора и под тихий шум электродвигателя следил, как молоко течет в, одну сторону, а сметана — в другую.
— Добрый день, мистер Пол, — сказал Питер. — Как Себя чувствуете?
— Хорошо, мистер Холмс. — Фермер взял у него банку и наполнил молоком. — А у вас все в порядке?
— Вполне. Сегодня еду в Мельбурн, в Министерство Флота. Думаю, что наконец получу работу.
— О! — сказал фермер. — Поздравляю. Такое долгое ожидание хоть кого измучает.