Габриэль Зевин - Век любви и шоколада (ЛП)

По правде говоря, шрамы не очень беспокоили меня. Я гораздо больше смущалась из-за того, что моя нога плохо функционировала и гораздо сильнее раздражалась из-за постоянной боли вследствие повреждения нервов после удара в позвоночник.

Боль... в течение длительного времени это все, о чем я могла думать. У человека, известного как Аня Баланчина, тело заменили на больное. Я была пульсирующим, ноющим, чудовищно капризным шариком. Уверена, нахождение рядом со мной было не очень-то приятно. (Ну вы и так с самого начала не могли назвать меня жизнерадостным человеком.)

Я очень боялась поскользнуться и упасть и той зимой подолгу сидела в четырех стенах.

Я принялась за чтение.

Я играла в шахматы с мистером Делакруа.

Я начала чувствовать себя чуть-чуть лучше. Даже собиралась взять планшет, но передумала. В нынешнем состоянии не хотелось ничего слышать от Вина. Однако я разговаривала с Тео, Мышью и Скарлет по телефону. Иногда Скарлет передавала телефон Феликсу. Он был не таким уж хорошим собеседником, но мне нравилось разговаривать с ним. По крайней мере, он не спрашивал меня о самочувствии.

— Что там у тебя происходит, парень? — спросила я.

Происходило вот что: у моего трехлетнего крестника появилась подружка. Ее звали Руби, и она была пожилой женщиной – ей исполнилось четыре. Она предложила пожениться, но он не был уверен, что к этому готов. Она была паинькой большую часть времени, но мальчик говорил, что она могла и покомандовать. Он не совсем был уверен, но подозревал, что возможно с помощью обмана уже женился на ней. Там был неоднозначный инцидент с поцелуем в крошечной гардеробной, а также что-то типа банки с пластилином, то ли одолженной, то ли подаренной. Так как ему не хватало словарного запаса, этот рассказ занял около часа, но это было прекрасно. Время у меня имелось.

А затем неумолимый в этом вопросе мир вступил в весну.

В поместье Юджи расцвели деревья сакуры, земля оттаяла, и я начала меньше бояться упасть. Появились даже признаки жизни в моей мертвой ноге, и я смогла более-менее заставить себя пойти, куда хотела, хотя на это уходило миллион лет.

Иногда я ходила к пруду, где на меня напали. Путешествие, которое занимало у меня меньше пяти минут полдюжины месяцев назад, теперь занимало сорок. Рыбы еще живы. Крови не было. Никаких доказательств, что там я убила и сама была почти убита. И в этом тоже, кстати, мир был неумолим.

Как правило, мистер Делакруа ходил со мной. Мы до сих пор не разговаривали толком о делах, о чем всегда говорили до этого. Вместо этого мы говорили о наших семьях: о его сыне и жене, о моем детстве, о его детстве, о моих родителях, о брате, сестре и бабушке. В детстве он осиротел. Его отец, который занимался кофе, покончил с собой, когда законы Рэмбо вступили в силу. В двенадцать его усыновила богатая семья, в пятнадцать он влюбился в девушку – в бывшую жену, маму Вина. Он переживал из-за развода и до сих пор любил свою жену, хотя признался, что был виноват, и что осталось мало надежды на счастливый конец.

— Это из-за клуба? — спросила его я. — Так вот почему вы развелись?

— Нет, Аня. Из-за более важного. Из-за лет пренебрежения и неправильных решений с моей стороны. Есть тысяча вариантов поступить правильно. Кстати, это чертовски много шансов. Но в итоге они заканчиваются.

***

Мистер Делакруа сподвигал меня выбраться из усадьбы Юджи хотя бы днем, но мне было лень. Я предпочитала ковылять там, где я буду незаметна.

— Однажды тебе придется покинуть это место, — сказал он.

Я старалась не думать об этом.

За неделю до конца апреля, в воскресенье, мистер Делакруа настоял на том, что мы должны выйти.

— У меня есть причина и ты не можешь с ней поспорить.

— Сомневаюсь в этом. Я могу спорить со всем.

— Ты забыла, какой сегодня день?

Ничего не приходило на ум.

— Пасха. День, когда даже такие грешные католики как ты и я прячут свои прегрешения у дверей в церковь. Я вижу, ты стала большей грешницей, чем я думал.

Я погрязла в грехах. Откровенно говоря, я считала себя неисправимой. Поскольку последний раз я ходила на мессу вместе со Скарлет и Феликом и убила человека. Нет смысла верить в небеса, если вы уверены, что единственное место, в котором окажетесь, это ад.

— Мистер Делакруа, вы не могли найти католическую церковь в Осаке.

— Католики есть везде, Аня.

— Я удивлена, что вы даже ходите на Пасху.

— Я полагаю, ты имеешь в виду, из-за того что я такой негодяй. Но именно грешники заслуживают ежегодного искупления части их греха, не думаешь?

Во внутреннем дворе стояли гранитные статуи Девы Марии и Иисуса. У обеих были японские черты лица. Обычно Иисус напоминал мне Тео, но в Осаке он больше походил на Юджи Оно.

Литургия была такой же, как в Нью-Йорке — в основном на латыни, хотя английские слова проскакивают в японском языке. Мне было нетрудно внимать ей. Я знала, о чем шла речь и когда надо кивать, поддакивать, когда от меня ждут ответа да или нет.

Я обнаружила, что думаю о Софии Биттер.

Я вдыхала запах ее крови, смешанной с моей.

Будь у меня шанс, я бы убила ее снова.

Наверное, я не окажусь на небесах. Никакая церковь и конфессия не исправят меня. Хотя пасхальная служба была прекрасной. Я была рада, что пришла.

Мы оба решили пропустить исповедь. Кто знает, вдруг священник говорит по-английски?

— Чувствуешь себя обновленной? — спросил меня мистер Делакруа на выходе.

— Чувствую нечто подобное. — Я хотела спросить его, убивал ли он, но сомневалась в этом. — Когда мне было шестнадцать, я поддерживала плохую репутацию. Постоянно ходила исповедоваться. Чувствовала, что всегда кого-то теряю. Бабушку, брата. У меня были плохие мысли о родителях. И, конечно, обычные нечистые мысли, которые приходят в голову девочкам-подросткам — ничего такого страшного. Но с тех пор я на самом деле нагрешила, мистер Делакруа. И я не могу перестать смеяться над девушкой, которая думала, что она такая ужасная. Она ничего не сделала. За исключением, может быть того, что родилась не в той семье, в неправильном городе и не в тот год.

Он остановился.

— А сейчас ты можешь назвать, что натворила ужасного?

— Я не собираюсь перечислять все. — Я замолчала. — Я убила женщину.

— В целях самообороны.

— Но все же, я больше хотела остаться в живых, чем оставить жизнь ей. По-настоящему хороший человек позволил бы ей умереть в пруде кои?

— Нет.

— Но даже если это правда, я не была безупречна. Она не выбирала меня наугад. Она выбрала меня, потому что поняла, что я что-то украла у нее. И я, наверное, так и сделала.

— Чувствовать вину бессмысленно, Аня. Помни: всем мил не будешь.

— Вы не можете всерьез в это верить?

— Приходится.

***

Однажды на исходе апреля я спросила его:

— Мистер Делакруа, почему вы все еще здесь? Вы должны заниматься делами в Штатах. Когда мы расстались, то обсуждали баллотирование в мэры.

— Мои планы изменились. Но это не исключено.

Мы подошли к пруду и он помог мне сесть на скамейку.

— Ты знаешь, наверное, что у меня была дочь?

— Сестра Вина, которая умерла.

— Да. Она была очень красивая, как ты. Была остра на язычок, как я. Да и ты тоже. Она появилась у нас с Джейн, когда мы были молоды, еще в средней школе, но к счастью, у родителей Джейн были деньги, так что это не повлияло на нашу жизнь слишком кардинально, как это могло бы быть при отсутствии денег. Моя дочь заболела. Это было изнуряюще для всех. Для моей бывшей жены, для моего сына. Алекса очень тяжело боролась за жизнь немногим больше года, а потом умерла. Моя семья перестала быть прежней. Я больше не мог находиться дома. Я делал вещи, которыми не горжусь. Я заставил их переехать в Нью-Йорк, чтобы получить должность окружного прокурора. Я думал, что это может стать новым началом, но это было не так. Я не мог быть с женой и с сыном, потому что становился слишком несчастным.

— Очень печальная история.

— Ты бы хотела, чтобы она стала еще печальнее?

— Нет. Мое сердце не выдержит, оно и так больное. Оно не сможет принять такое повествование.

— Мой сын в 2082 году переезжает в Нью-Йорк и в течение недели идет в совершенно новую школу, в течение этой же недели, которая является нашим новым началом, он умудряется влюбиться в девушку, точную копию его умершей сестры. Не внешне, но в поведении, в манере общения. Она обладает той редкой прочностью, которой даже у взрослых женщин редко встретишь. Если мальчик и замечает это, то он никогда не упоминает, как будто он пребывает в блаженном неведении. Но в нашу первую встречу я был шокирован.

— Я бы не сказала.

— Я очень хорошо скрываю чувства.

— Как я.

— Как ты. У меня есть сомнения насчет мотивов моего поведения, когда ты встречалась с Вином. И в последнее время, становясь старше, я даже пожалел об этом.