Гоар Маркосян-Каспер - Все зависит от тебя
— Да, спрятаться тебе вряд ли удастся, — усмехнулся Дан. — Разве что надев маску…
— Я и пытаться не буду. Это была бы бессмысленная затея. Найдут везде. Если, конечно, ты меня не прикроешь. Видишь ли, я, кажется, добрался до конца. То есть наоборот. До отправной точки. Словом, я думаю, настал момент, когда можно повернуть выключатель.
— Контроль? — спросил Дан.
— Да.
— Разве до сих пор ты этого не делал? Я думал…
— Нет. Во всяком случае, полностью. Только однажды, тогда, на астролете, но это был срыв. А сейчас я хочу попробовать отключить его сознательно. И посмотреть, что будет.
— А что может быть?
— Не знаю. Потом расскажу.
— Ты? Врешь, небось?
— Конечно, вру, — согласился Маран. — Хотя, собственно говоря, дело не только в сдержанности или скромности. Человеческая фантазия бедна, Дан. Ее хватило лишь на то, чтобы придумать названия чувствам, но слов для их описания не найдешь ни в одном языке. Как ты объяснишь, что такое наслаждение?.. Словом, ты не знаешь, где я. Кто бы меня не искал, хоть министры, хоть президенты, да даже мой собственный шеф и тесть.
— Ни в каком случае? — спросил Дан.
— Ну разве что на Торене начнется ядерная война.
— Еще одно, — сказала Ника, открывая дверь в гостиную. Она подошла к прозрачному настолько, что его почти не было видно, низкому круглому столику, рядом с которым в широком мягком кресле устроился Дан, и бросила на середину столешницы конверт.
— Оттуда же? — спросил Дан, протягивая руку.
— Почти.
Конверт был длинный и узкий, по левому краю яркая шестицветная, по числу континентов, полоска — символика, принятая в конце прошлого века, флаг Всемирной ассамблеи, флаг планеты Земля, справа замысловатой вязью крупный вензель, в котором сплелись В и А. Впрочем, надпечатка вверху гласила: «Министерство внеземных дел». Нечто иное, на предыдущем стоял штамп канцелярии Президента. Дан положил письмо рядом с первым, пришедшим вчера.
— По-моему, — сказала Ника, — это отличный повод вернуть их к реальности.
Дан покачал головой.
— Не думаю, чтобы внутри было сообщение о начале ядерной войны, — заметил он почти серьезно.
— Боюсь, что ядерной войны придется дожидаться долго, — сказала Ника.
— Боишься?
— Ну… Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду!
— Чего ты опять хочешь? — осведомился Дан. — То переживала, что не можешь затолкать их в объятья друг друга, то теперь тебе непременно надо их растащить…
— Дан! Нельзя ведь три дня ничего не есть!
— О боже мой! Маран взрослый человек. Он прекрасно знает, что делает.
— Ничего он не знает. Он сумасшедший. Во всяком случае, в этом вопросе.
— Он — не сумасшедший. Он — бакн. Торенец. Для них это естественно.
— Но Наи не бакнианка! Она с Земли! Он ее угробит!
Дан только махнул рукой.
— Ты тоже не из нормальных, — сказал Ника и ушла, хлопнув дверью.
Дан посмотрел ей вслед и в очередной раз вспомнил Нилу. О господи! Что за наваждение! Теперь он понимал, что его так притягивало в этой женщине. Ее удивительная мягкость, особая податливость, какая-то обволакивающая покорность… Нет, и Ника умела быть покорной. В постели. Иногда. Но в обычных отношениях… Она никогда и ни в чем не уступала. Почти. Понятно, она была умна и на все имела свою точку зрения, которую отстаивала последовательно и упорно. Правда, сказать, что Нила неумна и не имеет собственного взгляда на вещи, было бы несправедливо, она очень даже неплохо соображала и немало знала, конечно, о каком-либо систематическом образовании, подобном Никиному, говорить не приходилось, но ей нередко случалось удивлять Дана своими познаниями в разных областях бакнианской жизни и культуры. И однако, даже оставаясь при своем, она умела создать впечатление, что прислушивается к тебе, во всяком случае, никогда не бросалась в бой, как Ника, она вообще не воевала, это просто отсутствовало в ее натуре. Отсутствовало априори, или то было влияние Марана? Скорее, наверно, первое, своей одурманивающей женственностью Нила напоминала Дану Наи, видимо, она просто принадлежала к тому типу женщин, который Марану нравился всегда, не случайно ведь он приблизил ее к себе и даже доверился ей… Во времена своего первого знакомства с Бакнией, Мараном и Нилой Дан, сразу уловив оттенок интимности в общении Марана со своей секретаршей, тем не менее остался в неведении насчет главного: что Нила была — не полностью, но в немалой степени — в курсе тайной деятельности Марана. Это при установке Марана держать женщин подальше от дел, связанных с опасностью и риском… Смехотворно, но стоило Дану задуматься над этими отношениями, и он начинал ревновать. Абсурд. Он отлично понимал, что для Марана все давно в прошлом, да и в прошлом этом речь не шла ни о любви, ни даже страсти, более того, сам он твердо решил для себя, что происшедшее в те два, нет, полтора месяца, не повторится, и все же… Идиотский характер! Он всегда был ревнив, и сколько ни старался побороть в себе чувство, которое Ника называла средневековым, ничего с собой поделать не мог. Но ладно, ревновать жену, любимую женщину еще куда ни шло, однако случайную подружку… О господи! Да, по бакнианским меркам все так, преходящее, эпизод, она предложила, он, как подобает мужчине, пошел навстречу, короткая связь и неизбежный конец, все так… Но он не был бакном! Собственно, он и землянином был не совсем типичным, само понятие «случайная связь», которое для большинства землян почти такая же обыденность, как для бакнов, для него было категорией, можно сказать, абстрактной, он всегда увязал в отношениях с женщинами, если не как в болоте, то как в меду, и высвобождался долго и трудно, даже когда его не удерживали. При этом всякий раз он думал, что теперь-то будет умнее, спокойнее, холоднее… Вот и с Нилой, тем более зная бакнианскую модель, он был уверен, что все игра, экскурсия, маленькое удовольствие, поспевшее как раз вовремя, когда он выздоравливал от раны и был предоставлен самому себе… впрочем, он и не думал о таких вещах, он вообще ни о чем не думал, а просто поддался непонятному влечению, которое в нем вдруг стала вызывать кокетливая… Нет, неправда, кокетливой она была раньше, пять лет назад… Он вспомнил, как пришел в Крепость, попросил дежурного у ворот вызвать Марана, тот хмыкнул, но взялся за телефон, и Маран явился, самолично и буквально через пять минут, видно, был очень уж заинтересован в приходе Дана, а тот еще колебался, все пять минут думал, не уйти ли, пока не поздно, но не успел ни на что решиться, Маран пришел, улыбнулся, и Дан перестал колебаться. Они поднялись к Марану в кабинет, сели, Маран завел неторопливую беседу, и скоро Дан, сам себе удивляясь, не только рассказал ему про ссору с Никой, но даже стал жаловаться на Поэта и саму Нику… А Нила… Войдя, Маран приоткрыл дверь в соседнюю комнату, сказал: «Нила, меня нет на месте. И принеси, пожалуйста, карны». И почти сразу она вошла с подносом, увидела Дана и немедленно начала с ним заигрывать. И после того строила глазки всякий раз, как встречала, но тогда никакой тяги к ней у него не возникало, это случилось теперь, когда она уже не кокетничала, а стала серьезной женщиной… Женщиной с нежным лицом и античным телом. И неправда, что его привлекало лишь это тело, он с удовольствием болтал с ней, делился, в конце концов, необязательно разговаривать с женщиной о высоких материях, можно просто о жизни… Когда Маран, можно сказать, за шиворот оттащил его от края пропасти, через который он уже перегнулся, если не свесился… Хотя, если честно, оттащил его даже не Маран, а Поэт, не объясни он истинного положения вещей, Марану не удалось бы на него повлиять, правда, не возьми тот же Маран разговор с Нилой на себя… Дан понимал, что сам он не сумел бы вырваться, да и после всего… Да, он подумал и осознал, что любит Нику, а не кого-то другого, согласился с тем, чтобы Маран ей написал, но ждал ее прилета почти с ужасом, и когда она вышла из орбитолета, какой-то миг, всего лишь миг, но долгий, ощущал, что предпочел бы обнять ту, другую, женщину, с которой старался не видеться, но без конца ловил себя на мыслях о ней… Удивительная история, в сущности, все должно было быть наоборот, это Нике, земной женщине, которая никогда не стала бы делать первого шага, во всяком случае, открыто, как там, в Бакнии, полагалось быть кроткой и мягкой, а бакнианке, привыкшей к тому, что избранника можно просто подозвать, да даже прямо подойти и предложить себя, бакнианке приличествовали смелость и уверенность в себе, но нет. И не только это. В чем-то Нила была даже тоньше, Дан не сомневался, что она почувствовала бы, угадала происшедшую в нем перемену, уловила бы отчуждение, как ни старайся он его скрывать. А вот Ника не почувствовала. Ему стоило большого труда держаться, как ни в чем не бывало, в душе его поминутно охватывала паника, что он сказал не то, не так, и сейчас случится катастрофа. Но Ника ничего не заметила. Правда, ему помогла Наи, Дан подозревал, что Маран посвятил ее в эту историю, конечно, она не заикнулась ни словом, что знает, но в первые дни без конца уводила Нику к себе или с собой, куда именно, Дан не интересовался, он испытывал такое облегчение, что не хотел задавать вопросов, и даже сам Маран героически проводил немногие свободные минуты не с Наи, а в общей компании, которую собирал в своей квартире. Наи, Маран, Поэт… словом, ему помогли, и он постепенно привык к присутствию Ники, к своей любви к ней и забыл… Если забыл… Черт возьми! Он сердито придвинул книгу и снова стал читать.
