Ирина Крупеникова - Застава
— Лис, я просил тебя выяснить возможности заложных относительно зомби, — сказал Тур так, будто пропустил пламенную речь брата мимо ушей. — А ты чего начитался?
Юноша уронил руки, активно участвовавшие в процессе повествования, и плюхнулся на стул.
— Непробиваемо, — одними губами прошептал он.
В кресле возле телефонной тумбочки послышалось старческое кряхтение. Дед явился из тени лестницы в центр гостиной.
— Шумишь ты слишком, — проворчал он и подошёл к близнецам. — Уж извиняйте, но я тут слыхал всё.
— От тебя и Ки нам скрывать нечего, — сказал Ворон. — А эту песню, — он кивнул на младшего брата, — мы слышим время от времени в разных вариациях.
— Песня она может и песня, — Дед почесал макушку, — а вот сила у вас особая есть. Вчерась Тур меня так в оборот взял, что я пикнуть не мог.
Всеволод Полозов удивлённо вскинул голову.
— Ты о чём?
— А то не заметил? — усмехнулся Дед и обернулся к Ворону. — Как мальчишка про раненого рассказал, Тур мне — пошли, мол, помогать будешь. Ну, я, это, отбрехаться хотел. Туманно там было впереди. И боязно. А он меня — хвать по спине. После я уж ни перечить, ни упираться не мог. Пришлось ошалевшим стрелком-малолеткой заниматься.
— Извини, Дед, — произнёс Тур. — Я не подумал, что близость чужой смерти вызовет у тебя страх и неприятные эмоции.
— А что я! Я не в обиде. Мёртвым смерть не помеха. Да и не резон мне, это, пужаться беды. Я вот за прошлым пошёл, а будущее нашёл. Галке и без меня нынче сытно и тепло. Авось вам теперь пригожусь. Дом хороший отстроили, а от людской жизни прячетесь. И батьки рядом нет, чтобы подсказать, что-де хорошо, а что плохо. Рановато, видать, из-под родительского крыла выскочили.
Дед хитро глянул на притихшего Лиса, переместился в излюбленное кресло и чинно растворился в складках покрывала.
— За прошлым пошёл, а будущее нашёл, — еле слышно повторил юноша, однако близнецы смотрели друг на друга, будто беседовали внутри своей пары, и символическую фразу не восприняли.
На стеллаже зашуршали газеты.
«Лис, а Лис, — позвала Кикимора. — Пусть они тут советуются дальше. А у меня к тебе куча вопросов!»
Лис вяло поднялся с дивана. Вмешательство Деда решающей роли не сыграло, и он пришёл к выводу, что пока целесообразно ретироваться.
— Мне к занятиям пора готовиться, — заявил он. — Почти неделю в универе не был.
— Десять минут тебе погоды не сделают. Сядь, — вдруг распорядился Тур. — Ворон, что будем решать по поводу твоего последнего заказа?
Владимир Полозов нахмурился.
— Нас пытались припугнуть, — медленно сказал он. — И не кто-нибудь, а ребята с того света. Признаюсь, мне не по себе. Но отступать я не хочу.
Юноша затаил дыхание. Получалось, что Ворон просил поддержки. Такое он слышал впервые. И впервые его голос призван был участвовать в общем решении.
— Лис?
— Они пугали, потому что сами нас боятся! — опомнившись, с жаром воскликнул Лис.
— Думаю, мы сумеем за себя постоять, случись угрозе вылиться в действия, — кивнул Тур.
— Мишенью наметили тебя, брат, — произнёс Ворон, и его карие глубокие глаза стали чёрными, как грозовая ночь.
— Двум смертям не бывать.
— Тур!
Лис непроизвольно отодвинулся от братьев.
— Прости, — Тур тряхнул каштановыми кудрями и виновато улыбнулся. — Прости, близняшка. Я ценю свою жизнь, тем более она — часть твоей.
* * *
Одна и та же страница электронного документа висела на экране без малого полчаса.
«Лис, а Лис, ты читаешь или нет? Я уже наизусть всю таблицу партсъездов выучила!»
— Я их не понимаю! — парень хлопнул ладонью по столу.
«Партсъезды? А чего тут понимать! Зубри, и всё!»
— Тура и Ворона не понимаю, — Лис скроил кислую мину. — Раньше они меня просто не слушали. Теперь вообще чушь какая-то выходит. Что ни говорят, всё звучит двузначно! А как только я рот открываю, замыкаются друг на друге, будто сиамские улитки в одном панцире, и ничего к себе не подпускают.
«Лис, послушай, — Кикимора вдруг стала серьёзной. — Если бы детдомовской пэтэушнице месяц назад сказали, что она грянется насмерть с мотоцикла, а её дух обретёт долгожданный дом у трёх сыновей Огненного Змея, знаешь, куда бы она остряка послала? Это нормально. Пока живёшь как человек, всё остальное кажется ерундой. А ты двум взрослым здоровым мужикам вешаешь на уши потусторонние байки об их загробной жизни. Представляешь, каково им придётся, если они признают, что были мёртвыми! Как они с живыми людьми общаться будут? С Мариной своей, с пациентами, с клиентами?»
— И что мне делать?
«Запастись терпением. Дед говорит, ты же вещий. А вещих никогда не признавали сразу».
— Отец предупреждал меня, — Лис тяжело вздохнул.
«Погоди, ты же ещё не проиграл. И у тебя есть союзники — я и Дед. Так что давай рассказывай».
— О чём?
«Как о чём? О себе! Про близнечиков я уже достаточно наслушалась. А вот ты — серая лошадка. Для начала меня интересует: ты действительно их родной брат?»
— Да, — Лис не выразил особого желания возвращаться к злосчастной теме.
«Хм. Ты им больше в сыновья годишься».
— Так получилось.
«Где получилось? — Кикимора не унималась. — Здесь или там?»
Лис пожал плечами.
— На том свете нет ни времени, ни возраста. Я появился за кольцами Огненного Полоза вскоре после братьев. Я помню женщину, которая объявила себя Пятницей, покровительницей убогих и обделённых. Мне сказали: иди и назови её матерью. Но она оттолкнула меня. Тогда отец забрал меня к себе и дал новое имя.
«Гамаюн?» — осторожно уточнила внимательная слушательница.
Лис вздохнул.
— Да. Имя вещей птицы. Я существовал в самом сердце отца, хранителя человеческой памяти. И наблюдал. Огненный Змей стремился забрать у Пятницы силы, которые она собрала, питаясь гневом и враждой близнецов. Собственно, они служили ей с одной целью: насыщать её царство ненавистью. Мощь Пятницы выросла настолько, что она сумела дотянуться до верхнего мира, и Огненный Змей не мог ей помешать. Она прочно отгородила себя от естественной памяти земной. Я видел, как в её руки стекаются тысячи пропавших душ. И чем дальше — тем больше. Этим духам не суждено было воссоединиться с пращурами. То, откуда приходит в жизнь человеческий дух, слабело. На моих глазах истончалась нить поколений людских. Дети удалялись от родителей, родители не принимали опыта дедов. И я уже не знаю, одна ли женщина скрывалась под ликом и именем Пятницы. Может быть, их было много? Может быть, за сотни лет всё, что ненавидело жизнь, собралось под тем страшным гладким платком из чёрного шёлка…
«Да полно тебе, Лис! В каждом поколении говорят, что раньше было лучше, но ничего до сих пор не рухнуло. Тем более по воле какой-то Пятницы».
— Ни одно поколение до сих пор не зачёркивало другое! А ты посмотри, что делается здесь! Экономика уничтожает стариков, политика рубит под корень материнство, экология уродует детей, а новая мораль сводит любовь к похоти и животному сексу. Войны, наркота, безнаказанность насильников, отчаяние, бедность, изобилие, которое опустошает души — а в результате миллионы заложных. Кому это надо? Зачем? — он замолчал, уткнувшись взглядом в полированную поверхность письменного стола.
«Ладненько. Не переживай. Ты про себя давай колись. Как ты от отца ушёл?»
— Когда Тур и Ворон порвали нить своей судьбы и выбрали одну вместо двух разных дорог, Огненный Полоз показал им Переход. Я остался один. Впрочем, они и прежде меня не замечали. Я заявил отцу, что намерен объявить войну Пятнице и её заложным. Отец не позволил мне встать на путь гнева. Сказал: «Коли за людей радеешь, ищи братьев. У каждого из вас часть моего огня. Зажжёте своё пламя в мире людском, установите заставу на Переходе, будет живым жизнь, а мёртвым — путь в Память Земную». Я пообещал: построим Заставу. Тогда отец предостерёг: «Лихо придётся. Семь лет бегать тебе рыжим зверем по лесным тропам, прежде чем себя живого вспомнишь. А живой увидишь, что непомнящие не слышат гласа вещего». Я согласился на всё.
«Значит, отец превратил тебя в лисицу? — Кикимора уселась на монитор, приняв облик крошечной безликой девочки. — И ты семь лет был лисом?»
— Ки, я уже не знаю, что было, а чего не было. А братья, по-моему, никогда не признаются, даже если что-то и помнят. На этом свете свои правила. Чуть в сторону отойдёшь — диагноз «шизофрения», и вперёд в психушку. В середине прошлого века даже за иные политвзгляды туда направляли. Вон я на зачёте попытался преподу свою теорию язычества представить, и что? «Придёте на следующей неделе, Полозов». В прошлом году вообще доспорился до осенней пересдачи.
«И как?» — навострилась Кикимора.
— Никак. Тур приехал в универ, поговорил с кем-то при участии «зелёненьких», и всё в порядке. А разве это порядок?
«Да-а, Лис, тяжёлая у тебя доля, — привидение растеклось по комнате. — Сочувствую».
— Спасибо и на этом.
«Не вешай нос. Теперь я с тобой! Хочешь, на зачёт вместе пойдём? Такое кино устроим!.. Ой, куда это Деда потянуло?!».
