Жан Коломбье - Досье «72»
Брижит Лаверно уже давно подняла палец:
— Хочу вернуться к вопросу о границах. Вероятно, его можно решить, но это решение может поднять волну протестов в плане права, а главное, этики… Кроме того, наука к этому еще не вполне готова. Но это вопрос времени. Речь идет о том, чтобы имплантировать в тело всех французов прибор обнаружения. Благодаря системе GPS, знаете, это такая спутниковая система, этот прибор позволит определить местонахождение каждого в любой момент. Для того чтобы избежать серьезных биоэтических проблем, достаточно будет применять эту меру только к мужчинам семидесяти двух лет и к женщинам семидесяти пяти лет. В США уже широко используется этот способ наблюдения за сельскохозяйственными животными: к ним прикрепляется электронный жучок размером с рисовое зернышко, вот и все.
— Правда, интересно… Но сначала надо будет уговорить на это подопытных кроликов, а это нелегко. Как бы там ни было, ваша мысль заслуживает того, чтобы к ней вернуться… Постарайтесь собрать побольше информации, и мы еще об этом поговорим… Определить местонахождение любого, в любое время, в любом месте… В любом. До дрожи пробирает… Есть еще что-нибудь, Фавро?
— Увы, да, я еще не закончил… — Как человек, старающийся произвести должный эффект, Фавро приберег самое лучшее напоследок: — Я должен обсудить проблему партизан…
Партизаны! Кузен Макс предпочел бы вернуться к забастовкам, к проницаемым границам, к уловкам богатеев. Партизаны-маки, они мешали работать государственной машине. Это явление появилось несколько месяцев тому назад и оставалось маргинальным. Но оно существовало и могло усилиться.
Зайца спугнула газета «Экспресс», посвятившая шесть полос партизанам третьего возраста. После забавного прохождения маршрута (повязка на глаза, связанные руки, снотворное на тот случай, когда других мер предосторожности недостаточно) репортер три дня прожил партизанской жизнью. Будучи не в состоянии указать раздраженным жандармам на карте район своего пребывания, он только сообщил, что этот район показался ему гористым. Но не очень.
Зато своим читателям он рассказал множество замечательных историй и представил много прекрасных фотографий. Народ дрался за эту газету. На первой странице были сняты восемнадцать партизан, гордо сидящих у костра, который напоминал давние походы с ночевками. Черные квадраты на лицах не позволяли узнать бойцов, но фотоснимки этого репортажа подтверждали, что они явно хорошо себя чувствовали и пребывали в прекрасном настроении.
Франция не могла не проникнуться симпатией к этому поселению, которое продолжало сопротивляться угнетателю. Во всем этом чувствовалось — и репортер не поскупился на дифирамбы — нечто от Астерикса или Версенжеторикса. Может быть — будущее покажет, — даже от Наполеона или от де Голля. Отряд действовал под руководством бывшего старшины пехоты. Он признался в том, что первые недели были очень тяжелыми. Сам он знал, каковы будут условия жизни и борьбы, но его соратники открыли для себя новый мир. Пришлось проявить огромное терпение и найти убедительные доводы, чтобы приучить семидесятитрехлетнего мужчину драить посуду железной мочалкой, втолковать его сестре, что теперь ее очередь идти за водой к ручью, который течет в трехстах метрах, заставить отставного банковского служащего пилить дрова. И дисциплина. Главное — дисциплина. Без железной дисциплины невозможно выжить во враждебном окружении.
Где брали продукты питания? Тут старшина стал менее разговорчивым. Много провизии они принесли с собой, а здесь посадили огород, расставляют силки, ну, и так далее. Больше ничего про это не сказал. Догадливый репортер сделал из этого вывод, что союзники должны были регулярно сбрасывать им продукты на парашютах.
Затем следовало описание сцен, одна другой живописнее: совместный прием пищи за низким, собственноручно сколоченным столом, выпечка хлеба в допотопной печи. Смех и веселье под баюканье раскачиваемых ветром ветвей деревьев. Послеобеденные занятия: охота и рыбалка для мужчин, сбор ягод и грибов и шитье для женщин. А потом был ужин при свете дрожащего пламени костра, эти воспоминания о былом, эта ностальгия, обостряемая звездами и шорохами ночного леса. Наконец, огонь гасится, тени уходят в свои убежища из брезентовых палаток, а перед этим воссылают последнюю молитву Создателю.
А что дальше? Старшина задумывается:
— Будет день — будет пища!
Очень хорошая статья, честное слово. Сюжет этот так всем понравился, что несколько месяцев подряд средства массовой информации только и говорили о партизанах. Бретонские партизаны, партизаны Бигурдана, Солоньо. И конечно же, самое главное, партизаны Веркора. Газета «Фигаро» шутливо повторяла, что история — это вечное повторение пройденного. На плато Веркор потомки павших в 1944 году бойцов провозгласили свободную республику. О, в ней было чуть больше сотни душ, но умиление, которое она вызывала, отзвуки, которые она находила в газетах, постоянно стремящихся найти новых сторонников, быстро вымотали нервы Бофору. Партизаны, пусть, но я не желаю слышать о героях, немедленно прекратите это, Майоль, не хочу больше об этом слышать.
Как бы там ни было, но по воскресеньям зеваки с фотоаппаратами на шее стали прочесывать деревни и леса. За хорошее фото партизана хорошо платили. Партизаны вошли в моду. Одна команда телевизионщиков показала обычную жизнь некоего затерянного в лесах лагеря: все было слишком чистым, слишком приятным. Старики не соответствовали своему возрасту, они были одеты в черные, слишком новые комбинезоны коммандос, на боках у них болтались кинжалы, под погончиками торчали береты. Все стали задавать вопрос: не было ли все это подтасовкой, слишком уж все было хорошо.
Газета «День» заявила об обмане: проведя расследование, ее репортер добыл доказательства этого. Старые партизаны не были ни старыми, ни партизанами. Пойманная с поличным телекомпания вынуждена была сознаться и принести публичные извинения. Это оказалось фальшивкой, детальным и точным воспроизведением жизни настоящего партизанского отряда, члены которого просто играли свои роли.
Но было уже не важно, подставные партизаны или настоящие старики: это явление приняло большой размах. Партизаны стали частью повседневной жизни французов. Кутюрье очень быстро приспособились к текущему вкусу: военные комбинезоны, пятнистая форма, платья из грубой ткани заполонили прилавки магазинов. Тех, на ком не было куртки партизана, даже не пускали в модные ночные клубы. Тот, на ком не было брюк стиля а-ля Че Гевара, не имел ни малейшего шанса очаровать ту малышку, в рейнджерах на ногах и в платье из домотканого материала цвета хаки с толстым кожаным ремнем.
По телевидению пошли телесериалы, седовласые герои которых, несмотря на спартанские условия жизни, на угрозу нападения сил правопорядка, заставляли зрителей задерживать дыхание: сможет ли Андре, такой соблазнительный в берете парашютистов, завоевать сердце Марии-Терезы, подруги командира отряда? Дело казалось проигранным заранее, но Роже, командир, был лыс и неровно дышал к Иветте, бывшей французской разведчице, ловкой, как обезьяна, когда она лазила по деревьям, чтобы осматривать местность. А с этого дерева она видела такие вещи! К счастью, она не была доносчицей…
Каждый вечер в час аперитива глубинная Франция являлась на назначенное свидание и снова находила эту теплую обстановку походных костров, старых песен — которые хотя и пелись слабыми голосами, но зато с душой, — с этой простой и вкусной едой — ах, прекрасное жаркое на углях! ах, свежие овощи, и каштаны, словно упавшие с неба…
Рекламщики тоже не смогли остаться в стороне. Партизанское движение стало образцом. Появилась реклама кастрюль, которые можно вымыть речной водой без моющих средств, вообще без ничего. Палатки, которые можно было натянуть без особого труда и, главное, быстро свернуть в случае опасности. Колбасные изделия теперь коптились только на огне костра, появились бутылки, которые можно было открыть без штопора. Многофункциональные ножи произвели фурор: они предлагали набор приспособлений от зубочистки до поперечной пилы, полный набор для законченного робинзона, — и все благодаря им, — да здравствует беззаботная жизнь в лесных чащах!
В результате вся страна превратилась в один огромный партизанский отряд.
— Пусть повеселятся, — вздыхал Бофор, — мода так переменчива. Да и потом в их возрасте детей они явно не наплодят… Но вот Веркор… займитесь им, Майоль.
Кузен Макс был менее оптимистичен: да, конечно, у них не будет потомства, но на смену им придут сегодняшние молодые. Может, действовать следует так: перекрыть им каналы общения с внешним миром. Поскольку Бофор оставался непреклонен, он не потерпел бы ни малейшей шероховатости. Один раз полиция сумела обнаружить небольшой отряд семидесятилетних. Все прошло тихо и гладко, они добровольно уселись в фургон. Но все испортили журналисты: под ослепительными вспышками фотокамер старики расправили спины, приняли воинственный вид и дали понять, что снова сбегут. «Герои Эндра» — так назвал их журнал «Пари-матч» — были достойны всяческих почестей.
