Карлтон Меллик-третий - Сатанбургер
– Мир стал таким, как мне всегда хотелось, – говорит Сид.
– Апокалиптический? – выпаливает Нэн.
– Мне нравится безумная жизнь, всеобщая шиза. – Сид садится на своего конька. – Сейчас все потеряло значение, и мне бы хотелось, чтобы так оно и продолжалось дальше. Мир всегда был скучным оплотом порядка, по крайней мере Америка, где только в гетто иногда царил хаос. Но такой хаос был скучен. Они только выясняли, кто есть кто: местные бандиты вели себя по-детски и слишком легкомысленно. Они ненамного отличались от богатеньких белых студентов из пригорода, которые ненавидели всех, кто был не похож на них, ненавидели все, что выходило за рамки их стиля. Тогда даже панки были легкомысленны, не могли разобраться с понятием стиль. Сейчас нет стилей. Не на кого ориентироваться и некого презирать, кроме себя. Ничто здесь не может быть скучным. Ничто.
Сейчас мне хочется рассказать Сиду, насколько ситуация серьезнее, чем он полагает, что Волм заберет его душу, что он прикован к этому миру навсегда. Но я молчу. Он так счастлив и вдохновлен новым состоянием мира. Я не хочу его разочаровывать.
* * *Губошлеп рассказывает нам о своей музыкальной группе «Ботинки-убийцы». Нэн приглашает его сыграть на нашем празднике в честь Дня Звука, хотя Нэн не обязана нанимать музыкантов для наших концертов. Она видит в Сиде новую перспективу и начинает осознавать, что лучше бы он был ее парнем, чем Джин. Раньше Джина бы уязвило такое изменение в Нэн. Но сейчас он поглощен своими страданиями.
Скоро Нэн отводит Джина в сторону, за бассейн с водой, чтобы рассказать о своем намерении, я хочу пойти следом, но Божье око решает последить за мыслями Сида. Я обнаруживаю, что он не испытывает никакого интереса к Нэн, он хочет остаться с Эгги.
Единственное, что мне удалось расслышать из разговора Джина и Нэн:
– Мне не нужен мужчина с червячком вместо пениса.
Я уверен, что Нэн и Джин останутся друзьями. Они были близки долгое время, да и Губошлеп не интересуется Нэн. Удивительно, но настроение Джина не ухудшается от разрыва с Нэн, он уже упал в бездну небытия. Созерцание собственной руки, танцующей в тарелке, было переломным моментом. Уже неважно, что произойдет с ним теперь, неважно, есть в нем душа или нет.
* * *Я ем свою порцию медленно, потому что Нэн хочет зависнуть здесь до начала концерта. Эгги и Сид уходят, чтобы приготовиться к выступлению, собирают группу Сида, может быть, даже репетируют. Нэн и Джин ведут себя так, будто между ними ничего не произошло, как будто они по-прежнему вместе, но на самом деле Джин корчится в агонии, а Нэн сочувствует ему и старается улучшить ему настроение. Как друг.
– Все кончено, – говорит нам Джин.
Вдруг у меня появляется странное чувство. Как будто мир сейчас исчезнет, хотя это невозможно. Как будто должен случиться катаклизм – то ли в Риппингтоне, то ли в моей жизни. Это ужасно.
Ричард Штайн говорил, что наступит день, когда мир перевалится из своего тоскливого, но более-менее стабильного бытия в ПАНДЕМОНИУМ.
Я думаю, этот день настал.
[СЦЕНА ШЕСТНАДЦАТАЯ]
НЕИСТОВАЯ ГРОЗА
* * *Сначала начинается гроза.
Она вползает, а солнечный свет выскакивает. Оранжевое зарево разлагается на скелетообразные пляшущие облака, безразлично-серые, с оттенками синего. Когтистые паучьи лапы тянутся к мыльной пене туч на своем пути. Из этой массы начинают медленно выделяться нечеткие лица людей – вместо воды облако собирается изрыгнуть еще больше человеческих существ, плюясь на бескрайнюю толпу под собой.
Оно просачивается через свет, пробирается по темным улочкам, сливается с темнотой.
И сумерки сменяет ночь.
* * *Толпа:
Толпы людей спят на улицах, на тротуарах с ковровым покрытием, жмутся к зданиям, как улитки к раковинам. Представители самых разных рас, размеров, форм, цветов, одежды стараются преодолеть клаустрофобию. Каждый пустой клочочек земли теперь занят живым существом. Риппингтон стал сундуком с игрушками для Земли, где куча на куче свалены игрушечные фигурки. Они бездвижны и безмолвны. Кто-то покашливает, дрожит. Они ждут, что голод убьет их и превратит в Джина. Люди на главной дороге поднимаются, когда видят отблески молнии, ослепительно сверкнувшей в облаках. Вспышки отражаются в их БОЛЬШИХ распахнутых глазах, пугая детей. Порывы ветра царапают оголенные части их тел невидимыми пальцами. Некоторые люди любят грозу, до поры до времени, – ведь грозовые облака еще не пролились, – потому что в Удушливом краю нет никаких развлечений, кроме происходящего в небесах.
* * *Склад готов для нового концерта. Он пышет жаром от толпящихся людей и загустевшего потного воздуха. Большинство здесь составляют люди из Волма, которые хотят спрятаться от грозы, также частично присутствует толпа панков и скинхедов, которые пытаются избавиться от скуки. Остальные панки – большая их часть, – наверное, уже лишились своих душ и не могут добраться.
Это последний концерт.
Сегодня выступает всего две группы – «Ой!» и группа Сида «Ботинки-убийцы». Моя группа тоже должна была выступать, но Христиан отказался. Сказал, что не в настроении, и Водка тоже. Водка нацепил себе на грудь БОЛЬШИЕ круглые накладки. Мне тоже особо не хочется выступать, играть с моей голубой девушкой значительно веселее. Сейчас я вместе с ней в моей комнате, ласкаю ее совершенную кожу цвета океана. Ее ощущения не такие острые, как у людей, но это потому, что она как робот.
«Ботинки» начинают играть – мелодичный звук хард-кора и саксофон. Сид, вокалист, отчеканивает свои песни, у него души больше, чем у всех присутствующих, как будто Волм совсем на него не повлиял. Сейчас он даже более живой, чем в своей яблочной дыре. Я уверен, что его душа переживет всех жителей города. Удачи ему.
Он тащится от скульптур в центре склада и приказал, чтобы их установили в центре зала, вокруг унитаза, на котором сидит Водка. Ему нравится зловеще-мрачный вид фигур. Они черные, ржавые и грубые, а еще очень острые. Одна вроде пальма с ножами вместо листьев, другая похожа на связку крюков для мяса, а рядом безголовая женщина с сосками-кинжалами и шипованной кожей. Она улыбнулась Сиду своим колючим влагалищем, и он тут же в нее влюбился.
Имя этой дикой статуи Фрия.
Водка сидит один на унитазе, уставившись в задницу Фрии и всех остальных фигур, запертый, словно в туалете потного ночного клуба, но двери кабинки острые, колючие и шипастые изнутри. Он упрекает скульптуры, что они занимают слишком много места, но те не уступают ни сантиметра. Взгляд у него пустой и нехороший, но его ответ – тишина. Никто за пределами маленького убежища не подозревает о его существовании.
* * *Вот голубая женщина начинает прикасаться ко мне, ласкать, стараясь возбудить мой член, чтобы поесть. Она всегда такая томно-нежная, когда голодна, и очень нервная по сравнению с тем, какая она в мире снов.
Прижимается полными грудями к моему животу, вдавливает свои твердые соски в мою кожу. Большие глаза смотрят на меня, она знает, что мне это нравится, это сближает наши души. Я не уверен, что у голубых женщин есть душа. Они больше похожи на роботов или на животных, а мне говорили, что ни те, ни другие душой не обладают.
Я прикладываюсь к ее шее, облизываю лазурную поверхность, чувствую гладкость ее плоти. У нее нет шейных позвонков, как у людей. Ее шея напоминает человеческий трицепс, много мяса на твердой кости… Но ее кость мягкая, тонкая, как пластилин. Я также ощущаю какую-то трубку, наверное для орального оплодотворения. Она поскрипывает, пока девушка ерзает на моей груди.
* * *Начался дождь.
Я слышу, как он звонко стучит по металлической поверхности крыши над моим секс-ложем, пока голубая женщина трахает меня. Я смотрю на улицу, оставляя свой труп жадному четырехлетнему созданию.
Дождевые облака роняют огромные капли, густые, окрашенные в цвет поросячьих соплей. Но я знаю, эти капли не из воды. Это частички безумия.
– Гроза принесет безумие, – говорили мухи-скорпионы.
– Малышка Земля хочет поиграть с нами, – говорил маленький тараканий человечек, мертвая тряпичная куколка в углу, внимающая.
Безумие проливается на беззащитных людей на улицах, шлепается на их обнаженные лица, проникает в их умы. Сначала их психическое состояние переходит в статус шизофрении. Медленно, страшно… это паранойя. Они начинают дрожать. Они парализованы.
Безумие льет и на склад, пронося сквозь несколько щелей лишь свой запах, но и одного запаха хватает, чтобы сумасшествие проникло в мозг.
Запах наполняет легкие каждого, даже мои… Что удивительно, он влияет и на голубую женщину, хотя она не дышит.
* * *И тут начинается самое интересное…
[Акт третий]
ВЫСШЕЕ ИСПЫТАНИЕ
[СЦЕНА СЕМНАДЦАТАЯ]
ЧЕРВИВЫЕ МОЗГИ
