Нил Шустерман - Нераздельные
Элине она известна, но она беспокоится за Лева.
— Ты всего лишь мальчик. Причем один. Неужели ты думаешь, что у тебя получится перевернуть небо и землю?
Может и нет. Но он по-прежнему мечтает сорвать с неба луну.
• • •Суд над орган-пиратом длится всего один день. Присяжным строго-настрого приказано отнестись к подсудимому беспристрастно, без мстительности. Фретуэлла признают виновным в похищении, заговоре с целью убийства и пособничестве убийце, — потому что согласно закону арапачей расплетение и убийство — это одно и то же. Вынося приговор, судья делает ход, который, однако, никого не удивляет: вместо пожизненного заключения он вводит в действие древнюю традицию.
— Пусть пострадавшие сами назначат преступнику наказание, — провозглашает судья, тем самым развязывая Таши’ни руки: те могут сделать с Фретуэллом что угодно, вплоть до самой жестокой казни.
— Где справедливость? — вопит Фретуэлл по пути в тюрьму после вынесения приговора. — По-вашему, это справедливо, да?! — Но уши окружающих глухи к его мольбам.
На следующий день Элина, Пивани и Чал Таши’ни приходят в тюрьму, чтобы впервые встретиться с Фретуэллом лицом к лицу. Их сопровождают Уна с Левом. Накануне в суде Лев заметил, что никто из Таши’ни не только не встречался с преступником взглядом, но даже избегал смотреть в его сторону. Возможно, из-за того, что их воротило от его вида, а возможно, и по другой причине: тем значительнее станет сегодняшняя встреча.
Фретуэлл в тюремной камере — жалкое зрелище. Он грязен даже в чистом бежевом комбинезоне, одежде арапачских заключенных.
Пивани, Чал и Уна остаются у двери; Элина же приближается к узнику. Лицо ее бесстрастно. Лева охватывает священный трепет: эта женщина — настоящая героиня из арапачских преданий. Элина смотрит на Фретуэлла в упор, и под ее взглядом тот поднимается на подкашивающихся ногах.
— С вами хорошо обращаются? — спрашивает Элина. Врач — всегда врач.
Фретуэлл кивает.
Она долго всматривается в него, прежде чем заговорить снова:
— Мы обсудили различные варианты наказания за похищение и убийство нашего сына.
— Он не умер! — упорствует Фретуэлл. — Все части его тела живы — я могу это доказать.
Элина не реагирует.
— Мы все взвесили и пришли к выводу, что ваша смерть от наших рук бессмысленна.
Фретуэлл выдыхает с облегчением.
— Поэтому, — продолжает Элина, — вы будете переданы в Центральный уголовный изолятор племени арапачей. До самого конца жизни вам не будут давать ничего, кроме хлеба и воды — по минимуму, лишь бы хватило выжить. Вам не будут разрешены никакие развлечения. У вас не будет никаких контактов с другими человеческими существами. Таким образом, вы останетесь наедине с собственными мыслями до конца ваших дней.
Глаза Фретуэлла наливаются ужасом.
— Как, совсем ничего? Вы обязаны дать мне хоть что-то! По крайней мере Библию. Или телевизор.
— Одну вещь вы все-таки получите, — говорит Элина. Чал достает из-за спины спрятанный там предмет.
Это веревка.
Чал вручает ее присутствующему тут же охраннику, а тот передает сквозь прутья решетки арестанту.
— Это жест милосердия, — продолжает Элина. — Когда ваше существование станет совсем невыносимым, вы сможете положить ему конец.
Фретуэлл вцепляется обеими руками в веревку и, не отрывая от нее глаз, разражается рыданиями. Удовлетворенные, Лев, Уна и Таши’ни покидают комнату.
На следующее утро Фретуэлла находят в камере мертвым — он повесился на потолочной лампе. Вот и ответ на его вопрос. С ним и вправду обошлись по справедливости.
Лев не имеет понятия, станет ли кто-нибудь во внешнем мире оплакивать этого человека. Собственное сердце юноши, похоже, зачерствело. Поимка Фретуэлла, его осуждение и жалкий конец означают для него лишь одно — благоприятный случай.
Под вечер того же дня Лев направляет в Совет племени запрос об аудиенции. Спустя неделю приходит вызов. Элина удивлена, что Совет вообще отреагировал на обращение Лева. А вот Чал принимает это как должное.
— По закону, они обязаны отвечать на любое обращение, — указывает он.
— Да, и некоторые просители ждут годами, — говорит Элина.
— Наверно, Лев слишком значительная фигура, чтобы тянуть с его делом.
Мысль о том, что он — значительная фигура несмотря на свой малый рост, щекочет самолюбие Лева и одновременно приводит в смущение.
Элина с Чалом сопровождают его в Совет, хотя Лев предпочел бы пойти один. В автомобиле Чал уверяет:
— Никому не стоит появляться перед Советом без врача и юриста. — И с лукавой улыбкой добавляет: — К тому же, изводить Совет племени — одна из моих рабочих обязанностей.
— Вот уж точно, — с притворным раздражением говорит Элина, — не то ты давно уже стал бы генеральным прокурором племени.
— И слава Богу, что не стал! — заявляет Чал. — Я с куда большим удовольствием буду представлять интересы арапачей в большом мире, чем копаться в будничных внутренних делах.
Лев двигает коленями, затекшими под тяжелым рюкзаком. Таши’ни не стали задавать вопросов, что в рюкзаке. Спроси они — и он все бы им рассказал; но он знает: они не спросят, потому что он ничего не сообщил по собственной инициативе. Впрочем, цель его похода в Совет им известна.
— Тебе необязательно это делать, — говорит Элина. — До тех пор пока ты не причиняешь хлопот, ты можешь оставаться здесь, сколько угодно.
Вот тут и кроется проблема. Потому что как раз это Лев и собирается сделать — причинить арапачам массу хлопот. Пусть и они потеряют покой, как потерял он.
• • •Обстановка зала заседаний Совета состоит из стола в форме бублика и окружающих его стульев; все выполнено из драгоценного дуба, растущего тут же, в резервации. С внешней стороны стола сидят вождь, представители авторитетных кланов племени и выборные представители. Дважды в неделю они собирают публичные форумы, чтобы рассмотреть предложения, жалобы и петиции граждан.
Рассадка в круг была данью племенной традиции; однако с течением времени было решено, что просители должны стоять в середине десятифутовой бубличной дырки. Таким образом на посетителя нагонялся страх: под направленными со всех сторон взглядами он чувствовал себя, как муравей под увеличительным стеклом.
По словам Чала и Элины, члены Совета неофициально знали о присутствии Лева в резервации задолго до того, как юноша отправился на охоту за похитителями Уила, и так же неофициально предпочитали смотреть в другую сторону. Однако здесь, за столом Совета, смотреть в другую сторону не получится. Сегодня Лев сам поместит себя в обжигающий фокус увеличительного стекла.
— Не сказала бы, что это умно, — говорит ему Элина, входя в здание Совета, — но мы встанем бок о бок с тобой, потому что твое дело благородное.
Вот только они не могут стоять с ним бок о бок. Каждый проситель излагает свое дело Совету один. Когда настает черед Лева, он оставляет Элину и Чала наблюдать на галерее, а сам проходит сквозь узкую щель в круглом столе и оказывается в перекрестье испытующих взглядов.
Когда Лев вступает в круг, некоторые старые члены Совета надменно выпрямляются и неодобрительно хмыкают. Другим просто любопытно, а есть и такие, что усмехаются в предвкушении развлечения — ведь сейчас тут определенно посыплются искры. Все они знают, кто перед ними. Репутация паренька летит впереди него, подобно его духу-хранителю, несущемуся сквозь полог леса.
Вождь арапачей нынче фигура чисто символическая, но он является рупором Совета. Джи Квана, нынешний вождь, искусно орудует своей воображаемой властью. Он несколько кичится своей приверженностью традициям. Его облачение тщательно подобрано в соответствии со старинными обычаями племени, а волосы, заплетенные в две длинные седые косы, ниспадающие по обе стороны лица, подчеркивают волевую квадратную челюсть. Если современная культура арапачей — это брак старого с новым, то вождь Квана — жених, представляющий наследие предков.
Чал предупредил Лева: круг кругом, а обращаться он должен всегда к вождю.
— Возможно, он и не обладает всей полнотой власти выборных должностных лиц, но если ты не выкажешь ему подобающего почтения, то испортишь все дело.
Лев выдерживает пронзительный взгляд вождя целых пять секунд в ожидании, когда тот заговорит.
— Во-первых, позволь поздравить тебя в связи с той ролью, что ты сыграл в передаче орган-пирата в руки закона, — провозглашает вождь Квана. На этом с формальностями покончено, и он переходит к сути: — Теперь излагай свое дело. — Эти его слова звучат уже не так приветливо.
— Если Совет не возражает, у меня к нему прошение. — Лев вручает вождю лист бумаги, затем раздает копии всем собравшимся. Он чувствует себя неловко и двигается неуверенно — вся эта процедура действует на него устрашающе. Вокруг стола расставлены восемнадцать стульев, хотя присутствует здесь сегодня только двенадцать человек.
