Павел Виноградов - Жестокий маскарад (сборник)
Я закряхтел от тоски и привычно сунул руку в нижний ящик стола. В бутылке оставалась примерно треть. Налив стопку, я дёрнул и захрустел солёным сухариком. Стало чуть легче, и я закурил очередную сигарету.
Не, конечно, зря я гоню на ПС — рублю сук, плюю в колодец, писаю в ботинок и всякое такое. Не сидел бы я тут, не жил в Городе и не нажирался ежедневно хорошей водовкой, не подбери меня Сан Глебыч в убогом баре за Чертой, где я подвизался вышибалой. В том местечке меня устраивала в основном бесплатная выпивка, да и то хозяйка следила, чтобы я был в относительной форме до конца рабочей ночи. И совсем не устраивало, что за год я трижды нарывался на перо от старых клиентов по ментовской линии. Им-то, конечно, тоже не сильно поздоровилось, но шкура же у меня не казённая… Уже не казённая, ипт…
Я налил и дёрнул ещё. И опять закурил.
Солнце уже почти уползло и скулило от обиды, последними жёлтыми бликами, как брызгами жидкого кала, пачкая серые стены домов. Сейчас начнётся вечер, и я отдохну. Вечер — моё время. Вечером я крут, забываю о своих сорока восьми, ноющей спине, проспиртованной печени, на ладан дышащей простате и бесчисленных волшебных пенделях, выписанных мне сукой-жизнью.
В пустом коридоре раздались гулкие шаги и тут же в кабинет постучали. Не успел я заорать: «Приёма нет!», как дверь открылась и я увидел его.
Я сразу понял, что ничего хорошего не будет. Если в мою богадельню вваливается пузатый тип в прикиде тонн на десять у. е… вашу мать!.. В общем, ясно, что речь пойдёт не об унитазах, а о гораздо более печальных вещах.
Тем более что за тщательно прикрытой им дверью мой не совсем севший ещё слух различил сдержанное топотание и сопение пары бегемотов. Охрану, значит, под рукой держит.
— Вам чего? — вопросил я, стараясь, чтобы это прозвучало грозно. Нападение, как известно, лучшая защита. Правда, не всегда.
Задумчиво отпятив квадратную челюсть, тип нависал надо мной нехилым брюхом, перерезанным пополам поясом крокодиловой кожи. Натуральной, естественно. Лучше бы носил подтяжки. Удобнее.
— Кистенёв? Влад Андреич?
Я аж вздрогнул — насколько тоненький голос не сочетался с глыбоподобной статью.
— Предположим.
— Вас рекомендовал Сан Глебыч.
Ну, это святое. Это мы продинамить не решимся.
Я вяло указал на разваливающийся офисный стул, но тип покачал головой, продолжая нависать брюхом.
Ненавижу это, но будем претерпевать, будем претерпевать. Глебыч, ипт…
— У вас проблемы с ЖКХ?
Я попытался изобразить на лице заинтересованность.
— У меня нет проблем с ЖКХ, — пропищал тип на полном серьёзе. — У меня проблемы с Дубровским.
— С кем, с кем?..
Последний раз я так чувствовал себя, когда, вернувшись из чеченской командировки, обнаружил свою то ли вторую, то ли третью благоверную в постели под дёргающимися голыми ягодицами соседа по коммуналке. Чистое детское изумление перед чудесами мира, якорь ему в зад.
— С тем сукиным сыном, который пишет там, где нагадит.
— Что он пишет?
Должен же я был что-то сказать.
— Вы и сами знаете.
— Предположим, я хочу услышать это от вас.
Тип скривился, но злобно пробормотал:
— Он пишет: «Не ссы, Маруся, я Дубровский».
Вот тебе и вольный вечер…
— Выпьете? — с надеждой спросил я этого козла.
Выпить хотелось мне. Страшно.
Но козёл покачал головой. Мне пришлось ограничиться очередной сигаретой.
— Я хочу, чтобы ты взял этого козла за яйца! — злобно пискнул он.
— Какого именно?
— Дубровского!
Голос его от ярости даже стал брутальнее. Самую малость.
Я медленно покачал головой.
— Глебыч попутал. Вам нужен УБОП и рота ОМОНа. А я ни то, ни другое.
— Братишка…
Теперь в его голосе прорезалось злобное шипение гадюки, а пальцы на правой клешне непроизвольно разошлись в стороны. На среднем нехилая «гайка» подмигивала глазком карата на два.
— Мне не нужны УБОП и ОМОН, ты сам знаешь, у этого поца там свои люди. Глебыч обязан мне ништяками, понял? И он сказал мне: «Иди к Кистеню, Кистень разберётся. Если не хочет опять быть вышибалой в баре „У Вошки“».
Я так и знал, что всё кончится очень плохо.
— Я же не частный сыщик…
Попытка уклониться-таки от геморроя не прокатила.
— Мне пох, — гласил ответ, и я понял, что работа началась. Поэтому дальше куролесил из чистой вредности.
— У меня нет оружия.
— У тебя есть оружие.
— Да, но нет разрешения на него.
— А на хрена тебе за Чертой разрешение?
Его правда.
— Частным сыщикам платят…
На грязную столешницу шлёпнулась симпатичная пачечка бачинских, перетянутая резинкой. Бутылей эдак на двести вискаря. Ноль пять. И хорошего. А водки вообще очень много выходит.
— Аванс и на текущие расходы. Понадобятся ещё — вот визитка с мобилой.
Я раздавил окурок в переполненной пепельнице и поднёс к глазам кусочек пафосного глянцевого картона. «Габрелидзе Акакий Соломонович», — гласили золотые буквы. Телефон. И всё.
— Акак…
— Не называй меня так, — взвизгнуло это чудо. — Все зовут меня Архангел.
— Ладно… Архангел. И что вы имеете против этого Дубровского?
— Я имею думать, что он добирается до меня.
Вот это новость. Переваривая её, я открыл верхний ящик стола и задумчиво смахнул туда пачку зелени.
Когда я поднял глаза, клиента уже не было. Он рассосался так бесшумно, словно был не писклявым слоном, а призрачным феем.
Да, у меня появился клиент. Поздравляю, Владик. Только причём тут этот Акакий-архангел?..
В конторе размышлять об этом не имело смысла.
Со вздохом выключив комп, я покопался в нижнем ящике, дёрнул и захрустел. Пустая бутылка упокоилась в корзине для бумаг, пачка баксов — в потайном кармане моего пиджака.
* * *Сидя в кафушке у канала и глядя, как свет скрытой лампы бликует на графинчике, я думал так, что водка не действовала. Виды Глебыча на этого… Акакия меня не касались. Но фигня заключалась в том, что мои собственные виды могли войти с ними в неприятное пересечение. Да и работёнка была та ещё.
Бригада Дубровского впервые засветилась около года назад, когда расписанный рекламой одного солидного банка грузовик спокойно объехал несколько городских магазинов и станций метро. Из грузовичка вылезали здоровенные чистые работяги в корпоративных комбинезонах, деловито демонтировали банкоматы и, не торопясь, грузили их в кузов. Так они обработали точек десять. Взорванные и выпотрошенные банкоматы позднее нашлись в лесу километрах в пятидесяти от города. А на стене, у которой стоял последний спи… похищенный банкомат, фломастером было нагло намалёвано: «Не ссы, Маруся, я Дубровский».
Не надо быть сильно умным, чтобы сообразить, с какой скоростью мэрия и городские боссы выкатили предъяву Сходняку. Но паханы спальников тоже пребывали в непонятках.
Пока менты и братва, высунув языки, в сердечном согласии землю рыли в поисках Дубровского, та же надпись появилась в дотла разграбленном ювелирном магазине, принадлежавшем одному ну, очень крутому депутату законодательного собрания. А сразу после этого человек пять крепеньких мужичков в масках нехило бомбанули мажоров и сняли всю кассу в ночном клубе (он же бордель с казино и наркопритоном), принадлежавшем другому, не менее крутому, депутату. И опять со стены лыбились те самые слова. Парень явно нарывался на неприятности.
Но чтобы вручить ему их, его надо было найти, а вот этого-то никто никак не мог сделать. Несколько раз он, как долбанный колдун, уходил из самых хитрых засад. Означать это могло только одно: паршивца прикрывали или в МВД, или в Большом доме, или и там, и там. А это было очень серьёзно.
С начала девяностых, когда, как тогда говорили, «во имя спасения государства»…
Подождите, мне надо блевануть, харкнуть, дёрнуть водки и минут пятнадцать поматериться, иначе дальше рассказывать не смогу.
…Ну так вот, с тех самых пор, как государство негласно поделило власть с организованной преступностью, отдав ей на откуп большую часть всех мегаполисов, договор этот, в общем-то, соблюдался всеми сторонами. Ну, просто он всех устраивает. Власть экономит огромное бабло на сокращении милицейских штатов и обеспечивает относительный порядок в Городах, где живёт и работает чистая публика. А на окраинах порядком правят бригады, и не так уж плохо, как вы думаете. По крайней мере, серийные убийцы и насильники малолетних там повывелись. Эту публику теперь в Городах ищите… Бизнес как платил откаты, так и платит, только теперь там твёрдый тариф — в каждом присутственном месте висит малява, сколько кому за что давать. И простых граждан это касается. А откажешься платить и начнёшь права качать — останешься в той же заднице, что и при старой власти, да ещё от бойцов бригад огребёшь так, что сам пахана канючить будешь твоей копеечкой не побрезговать. Вот так-то. Потому мне на моих бабулек в ОППППС смешно. Единственное утешение — что секретутка пахана мою цидулю сразу в корзину выбросит (есть соответствующие договорённости) и ночью к моим старичкам не заявятся весёлые злодеи. Но если всё-таки заявятся, я очень огорчусь и, как минимум, постараюсь огорчить Глебыча. А Глебыч и за Чертой не последний пацан, и ещё неизвестно, к кому Сходняк скорее слух приклонит: к нему или к тому самому пахану. И за Чертой такой расклад уважают.
