Алая аура протопарторга - Евгений Юрьевич Лукин
Итак, ни секунды не колеблясь, свободная художница отвела защёлку и настежь распахнула дверь (она всё распахивала настежь!). На сплетённом из тряпочек произведении искусства, предназначенном для вытирания ног, сильно скособочившись и мелко помаргивая левым веком, стоял и непонятно куда смотрел жгучий брюнет — худой, невысокий, с кривоватым узким лицом.
— Г-г-г… — загыгыкал он, затем содрогнулся и зачем-то порывисто сунул правую руку за борт пиджака.
Ника с недоумением вгляделась в странного незнакомца, но уже в следующий миг зрачки её расширились.
— Наконец-то! — восторженно взвизгнула она, кидаясь на шею гостю. — Кому только не говорила!.. Аристарху говорила! Пёсику говорила! Где Кученог? Приведите мне Кученога! Такой лапушка!.. Террорист! Подпольщик! Я просто обязана выпить с ним на брудершафт!..
Разумеется, Панкрат не ожидал столь бурной встречи. Кроме того, он ещё не совсем оправился от недавнего припадка — и, практически не оказав сопротивления, позволил втянуть себя в прихожую, где сопротивляться было уже бессмысленно. С грохотом повалилась табуретка, загремели тазики, из-под ног враскат побежали помазки.
— Не пугайтесь, у меня так всегда!.. — с этими гордыми словами Ника подставила скулу для поцелуя, и вконец деморализованный Кученог вынужден был неумело к оной приложиться…
Известно, что царя играет свита. К сожалению, Панкрат ни разу не слышал об этом старом сценическом правиле — иначе бы он ни за что не оставил своих бойцов двумя этажами ниже. Глава подполья искренне полагал, что его одинокого появления будет вполне достаточно, чтобы все пали ниц — и хозяйка квартиры, и дымчатый наперсник Африкана.
Понадеялся, короче, на своё грозное имя. «Не будешь тюрю кушать — Кученог заберёт!..» Нашёл кого пугать! И главное — чем!..
Гордыня нас губит, гордыня!.. Хотя, появись он на пороге в сопровождении всей своей команды и с оружием наготове, реакция Ники, как мы вскоре увидим, была бы той же самой… А если вдобавок учесть, что Кученог вёл трезвую безгрешную жизнь подпольщика и, сызмальства боясь женщин, предпочитал различать людей не по признаку пола, но исключительно по партийной принадлежности, то беззащитность его в данной ситуации становится очевидной.
— И-й… й-й… — он всё-таки попробовал упереться, но безуспешно. Его уже сажали в кресло.
— Нас так мало!.. — вдохновенно вещала Ника. — Нас!.. Творческих людей!.. Так мало!.. Нам надо встречаться!.. Как можно чаще!.. Я понимаю: некогда — теракты… Теракт — это вызов!.. Это вызов системе!.. Это вызов всему!.. Что вы чувствуете, совершая теракт?.. Я тоже хочу совершить теракт! То есть не-пре-менно возьмите меня на дело!.. И вот попробуй только не взять!.. Куда ты из Баклужино денешься?..
Как всегда до распития благородного напитка на брудершафт, к гостю она обращалась то на «ты», то на «вы».
Главарь боевиков судорожным движением отёр покоробленный, взмокший лоб. Надо было что-то сказать… Но как?! Как это сделать, если зазора между словами Ника — Бог ей судья! — не оставляла вообще? Пока Панкрат пытался вспомнить, что он чувствует, совершая теракт, она уже трижды успела сменить тему.
— Голова у мужчины должна быть чистая и пушиться!.. Если у мужчины сальные волосы — он для меня вообще не мужчина!..
Кажется, Кученога уже отчитывали за давно не мытую башку.
— Н-н…
— Глава подполья!.. — в мистическом восторге восклицала Ника. — Это значит — чёрное кашемировое пальто!.. Шляпа с мягкими полями!.. Белое кашне!.. Но не пиджачок!.. Пиджачок снижает образ!..
Тут Кученог окончательно уяснил, что за Никой ему не поспеть в любом случае, и попробовал приступить к делу напрямик, минуя светскую беседу.
— Д-д… — начал было он, но тут в руке у него откуда-то взялась бутылка чумахлинского шампанского — и пришлось её вскрыть. Ахнуло, как при покушении. Буйно закудрявилась пена, и Панкрата внезапно посетила тоска профессионала по навинченному на горлышко глушителю…
Страшная это штука — профессиональное мышление. Те, что снаружи, разумеется, поняли всё превратно… За распахнутым настежь окном мотнулось нечто вроде гигантского маятника — спецназовец на верёвке. По счастью, Панкрат Кученог сидел к происходящему спиной — поэтому обошлось без жертв. А то бы снял влёт. Чисто рефлекторно…
Впрочем, спецназовец оказался приметлив и сообразителен. Уже отмахнув полпути, он разглядел, что в руках Панкрата не пистолет, а бутылка. Ухитрившись в последний момент изменить траекторию, отважный контрразведчик с маху вплющился в стену рядом с окном и, видимо, за что-то там ухватился. Внимания на него не обратили, поскольку шума он произвёл немного, а тут ещё отвлёк нервно задёргавшийся дверной колокольчик.
Ника поставила бокал на столик, выпорхнула в прихожую и распахнула входную дверь. Настежь, естественно…
— Аристарх!.. — в восторге взвизгнула она, бросаясь на шею Аристарху. — Да ты моя умница! Я так тебе благодарна!.. Такая лапушка твой Кученог!.. Общительный! Обаятельный!..
Нет, нужно, конечно, быть Никой, чтобы при всём при том не заметить дюжину наставленных на тебя стволов!
— Ой, да ты с друзьями! — обрадовалась она. — Заходи! И они пусть заходят!..
— Нет… — несколько деревянным голосом отозвался Аристарх. — Я, пожалуй, зайду, а им некогда…
Ника заметно огорчилась, но особо убиваться не стала — всё-таки главной её добычей был сам Кученог…
Завидев непьющего Панкрата с бокалом шампанского, Ретивой остолбенел, а когда наконец пришёл в себя, то обнаружил, что в его левой, свободной от пистолета руке тоже шипит и пенится неведомо как и откуда возникший бокал. Колдовство — да и только!.. Но колдовством это быть никак не могло — с «Красными херувимами» подобные штучки не проходят…
Хотя, если вдуматься, бесцеремонность и напористость мало чем отличаются от колдовства: результаты и в том, и в другом случае — те же самые…
— Ты насчёт домового выяснил?.. — с недоумением спросил Аристарх.
Панкрат хотел ответить, но, разумеется, не успел.
— Ой, домовые!.. — Ника звучно ударила в ладоши. — Это такие лапушки! Такие пушистые, нежные!.. Погодите, не пейте!
Она вновь поставила свой бокал и выскочила в прихожую. Террористы переглянулись. Слышно было, как Ника взбирается на табуретку и распахивает настежь створки антресолей. Затем раздалось обиженное восклицание — и вскоре художница, надув губки, вновь появилась в комнате.
— Сбежал… — капризно пожаловалась она.
— Дымчатый? — отрывисто спросил Аристарх, также ставя бокал на стол и вынимая из заднего кармана знакомую читателю серебряную маслёнку.
Панкрат не сказал ничего — лишь подобрался по-волчьи.
— Дымчатый… — в огромных по-детски глазах Ники уже стояли слёзы. — Пушистый…
— Спокойно… — сказал Аристарх. — Никуда он отсюда не денется. Сейчас быстренько всё окропим — сам выскочит…
Он поднял маслёнку, но тут последовал акустический удар такой силы, что Ретивой пошатнулся и едва устоял на ногах, а приподнявшийся Панкрат снова упал в кресло. Изданный Никой вопль по частоте был близок к ультразвуку.
— С ума сошёл?.. — крикнула она, возвращаясь
