Ольга Онойко - Море Вероятностей
— Рань несусветная, — зевнув, отозвался Полохов, уткнулся лбом в спинку дивана и свернулся в клубок, намеренный снова задремать.
— Вася, вставай.
— Отстань.
— Вставай, давай! – настырный Анис подошёл и стал вытаскивать его из уютного гнезда. Вася невнятно ругался и отпихивался ногами. – Вставай, говорю, умывайся, Тэнра уже обед собрал. Хватит драться, а то я тебя водой оболью.
Вася перестал сопротивляться и высунул нос из пледа.
— Это очень на тебя похоже, — враждебно сказал он. – Облить водой человека, который спит. Я догадывался, что ты способен на любую подлость.
— Способен, способен, — согласился Анис, безжалостно разворачивая плед. Из кухни вышли друг за другом Чёрная и Белая Никсы и присоединились к нему. Вася грозно посмотрел на собак. Собаки завиляли хвостами. Чёрная Никса стала лизать его в ухо, а Белая схватила зубами край пледа и стянула его на пол.
— И вы туда же! – посетовал Вася, отмахиваясь от Чёрной, и строго прибавил: — Пол грязный! Хватит валять мой плед.
Анис поднял плед, сделал постное лицо и с видом пыточных дел мастера сложил плед в четыре раза. Бросив его на спинку дивана, он бесцеремонно сгрёб Васю в охапку и поставил на ноги. Вася покачнулся, тяжело вздохнул и стал тереть лицо ладонями, приговаривая «сволочи» и «невозможно так жить». Анис полюбовался на него немного, хмыкнул и скрылся. Никсы остались рядом, готовые растолкать хозяина, если он вдруг решит завалиться и доспать.
Вася посопел носом и окончательно разлепил глаза.
Просторную комнату заливал солнечный свет. Отделки в квартире не было, но даже серые бетонные стены в ярких лучах смотрелись уютно. На запылённых стёклах темнели разводы, под окнами раскидывалась громадная свалка, и всё же пронзительно–синее небо Эйдоса и его радостная звезда одолевали прах и заброшенность. Жизнь дышала повсюду. Было заметно, как пустырь понемногу укрывается ковром зелёной травы. В расщелине между разбитыми бетонными трубами, прямо под лоджией, упрямо тянулось к солнцу молодое деревце. «Хорошее всё‑таки место», — смягчаясь, подумал Полохов и велел Белой Никсе показать ему какой‑нибудь приличный новостной ресурс из местной сети. Завиляв хвостом, демон–собака подошла ближе и подняла морду. Напротив окна, словно штора, повис экран, развернулся шире и замерцал, подстраиваясь к освещению. Через пару секунд Никса установила связь. На экране открылся сайт какой‑то газеты.
Полохов пробежал взглядом по заголовкам, важного не нашёл и переключил на телевещание.
Шёл прямой эфир. Внушительный, но чересчур взбудораженный репортёр расхаживал перед главным входом Башни Генштаба – монументальным на грани безвкусия, гранитным с колоннами крыльцом. «Удивительное чувство испытываешь, понимая, что эти молоденькие ребята, которые дурачатся и хохочут так, словно им на самом деле семнадцать лет, словно у них ещё и в самом деле молоко на губах не обсохло – те самые легендарные герои, что встали в заслон при эвакуации Магны!» — услышал Вася. Интересно ему не стало, но эмоциональный напор журналиста гипнотизировал. В следующие минуты Вася узнал, что авиетку Ауреласа Урсы, стоило той опуститься на стоянку возле Генштаба, буквально за полчаса доверху забросали цветами восторженные эйдеты. Потом репортёр рассказал историю, которая звучала верноподданнически, но вполне могла быть правдивой. Большую часть жителей обречённой Магны приняла на борт «Астравидья», экспериментальный линкор–астероид. Исполинский корабль, обладающий собственной биосферой, мог унести миллионы пассажиров. Для простых магниан он был единственным шансом на спасение. Увидев, кто прибыл на космодром первым, Урса рассмеялся. «"Астравидья" – корабль марйанне, — сказал он. – Только я решаю, кто и когда поднимется на его борт. Я решил, что президент, члены парламента и кабинета министров, а также все их родственники и помощники полетят последними. В ваших интересах, дамы и господа, организовать эвакуацию наилучшим образом». Его подвергли шквальной критике и обвинили в популизме, заявив, что он неграмотный политик и некомпетентный руководитель. Однако в итоге с Магны вывезли всех.
Это было, конечно, похвально, но журналист лил слишком сладкую патоку. Вася поморщился и переключил каналы.
По соседству передавали вещи поприятнее – научно–популярный фильм с художественными вставками, посвящённый древней истории. Рассказывали о хеттской империи и битве при Кадеше. Красивый старик–историк в музейном зале просто и интересно разъяснял тонкости права и политики времён царя Муваталлиса. Вася внимательно слушал, но ничего не запомнил – в одно ухо влетело, в другое вылетело. Потом начался художественный фрагмент. Птица парила над выжженными холмами, взгляд с высоты полёта позволял понять расположение войск. На вершину холма выехала хеттская боевая колесница, камера приблизилась, задержалась на лице лучника. Марйанне улыбался, приветствуя грядущее кровопролитие. Воин излучал мощь, словно солнце – свет: несомненно, то был не актёр, а настоящий марйанне. Какой‑то бессмертный решил поразвлечься, появившись в камео в роли самого себя. Могучий юноша в древнем доспехе выглядел величественным и прекрасным, как божество: светло–золотистая кожа, вьющиеся тёмные волосы и яркие, жаркие огромные глаза – там, где родился Вася, такие называли «библейскими». «Здесь, наверно, и Библии нет», — подумал Вася, рефлекторно запросил информацию и узнал, что фенотип перерождённого называется «иранским», что это одна из самых древних генетических линий марйанне, что Библия существует, есть даже все четыре канонических Евангелия, и само христианство довольно известно – как одна из экзотических малых религий; в Федеративных Североамериканских Штатах христианство исповедует тридцать процентов населения.
Глядя, как египетский офицер орёт на солдат, как щурится на вражеский строй бесстрастный Рамзес, Вася бездумно бродил по инфосфере и узнавал всё новые крайне занимательные и бесполезные вещи.
Немногочисленные христиане Европы бежали в Америку сразу после начала её колонизации. То был век войн, как, впрочем, и все века в этом локусе. Паладины Преломленного Копья выбивали мицаритов из Испании, и Отец–Главнокомандующий Лоренцо Медичи не славился веротерпимостью. В Америках пал Теночтитлан, но устоял Куско, множество испанцев служили императору Атауальпе и даже назывались Инками. «Оффтопик», — подумал Вася, вернулся обратно и нашёл, что в глубочайшей древности Господь Воинов считался сыном богини Астарты–Сауски и доблестного мужа из смертных, и лишь позже покинул густонаселённый хеттский пантеон, поднявшись над ним в недостижимые выси.
Тем временем на экране одоспешенный марйанне вскинул огромный лук и повёл стрельбу так умело и быстро, что Вася заподозрил в нём очень, очень старого человека. Операторская работа была великолепна, она позволяла физически ощутить тяжесть и скорость боевых колесниц, прочувствовать, насколько страшна их атака. Восклицая к ирсиррам и Господу Воинов, летели в бой бессмертные Муваталлиса. Согласно историкам, это было первое сражение, в котором достоверно участвовали перерождённые в качестве отборной ударной силы, а не как священники и советники. В табличках также впервые называлось имя женщины–марйанне – Асмуникаль; говорилось, что она хорошо надзирала за колесницами. Исследователям представлялось сомнительным, чтобы в ту эпоху женщина, даже причисленная к касте, была колесничным мастером, и её полагали кем‑то вроде диаконисы, призывавшей благословения. Кроме того, Вася обнаружил, что египтяне начали мумифицировать мёртвых после того, как до них дошли слухи о далёких северных странах, где усопшие возвращаются и живут новые жизни.
Он бы ещё долго блуждал в информационных пространствах, изучая такую похожую и непохожую историю локуса и мгновенно забывая её. Прервать это занятие было так же трудно, как перестать чесать, где чешется. Но тут вернулся Анис.
— Ого! – сказал он, увидав на экране отменно снятую сцену рубки; египетский пехотинец умудрился вспрыгнуть на колесницу и пытался достать марйанне топориком.
— Как ты сказал… – рассеянно припомнил Вася. – Здесь много и со вкусом воюют?
— А также со вкусом про это снимают, — заметил Анис. – Хотел бы я оценить местные блокбастеры. Как‑нибудь займусь. Ты проснулся?
— Э–э… – протянул Полохов, отвлекаясь от фильма. – Не могу сказать с уверенностью… Скорее нет, чем да.
В дверном проёме показался Тэнра, ласковый и безмятежный.
— У нас есть кофе, — сказал он, — и даже с гвоздикой. Как досмотришь, иди постой под душем, приди в себя. Потом поешь, и мы пойдём гулять.
— Что?! – Вася забыл про кино и вытаращился на асисстента.
Тэнра прислонился к косяку, скрестил руки на груди и улыбнулся. Седая его макушка мало не задевала притолоку. Эта линия квартир в аркологе проектировалась как элитное жильё: с панорамными окнами, просторными холлами и огромными, как комнаты, лоджиями. Потолки здесь были высокие, но в присутствии двухметрового плечистого Тэнры квартира всё равно казалась норой.
