Карел Чапек - Война с саламандрами (сборник)
Хотя само по себе это воззвание, кажется, не оказало на саламандр прямого воздействия, оно вызвало большую шумиху в мировой печати. У него появилось множество последователей, по крайней мере в том смысле, что на саламандр хлынули как из рога изобилия разнообразные пламенные призывы с самых разных сторон, – призывали их к тому, чтобы саламандры все, как одна, присоединились к той или иной идейной, политической или социальной программе, существующей в человеческом обществе[39].
После этого Саламандровым Вопросом занялось и Международное бюро труда в Женеве. Там столкнулись два противоположных мнения: сторонники одного из них признавали саламандр новым трудящимся классом и требовали распространить на них в полном объеме социальное законодательство, касающееся продолжительности рабочего дня, оплачиваемых отпусков, страхования по инвалидности и старости и так далее. Сторонники другого мнения, напротив, утверждали, что в лице саламандр растут опасные конкуренты для людей-трудящихся и что использование труда саламандр просто-напросто необходимо запретить как явление антисоциальное. Против этого предложения выступили не только представители работодателей, но и делегаты от рабочих, указав на то, что саламандры теперь уже являются не только новой трудовой армией, но и сделались крупными и все более важными потребителями. Они указали на то, что в последнее время в небывалом прежде объеме возросла занятость в металлообработке (орудия труда, машины и металлические идолы для саламандр), в производстве вооружений, в химической (подводные взрывчатые вещества), бумажной (учебники для саламандр), цементной, лесной промышленности, в производстве искусственного корма (Salamander-Food) и во многих других отраслях; тоннаж торгового флота увеличился по сравнению с временами до открытия саламандр на 27 процентов, а добыча угля – на 18,6 процента. Косвенным образом – из-за роста занятости и уровня благосостояния людей – растет оборот и в других отраслях промышленности. Кроме того, в самое последнее время саламандры начали заказывать различные детали машин по чертежам, которые начертили они сами: под водой они монтируют из них пневматические дрели, молоты, подводные двигатели, печатные станки, радиопередатчики, передающие сигналы под водой, и другие механизмы их собственной конструкции. За эти детали саламандры платят повышенной производительностью труда. В наши дни уже пятая часть всей мировой продукции тяжелой промышленности и точной механики зависит от заказов саламандр. Уничтожьте саламандр – и закроете тем самым пятую часть заводов; вместо сегодняшнего процветания вы получите миллионы безработных.
Международное бюро труда, безусловно, не могло не считаться с этими возражениями. В конце концов после долгих дискуссий был достигнут компромисс о том, что «вышеозначенные работники группы S (земноводные) могут быть заняты только под водой или в воде, на берегу же – лишь на расстоянии не более десяти метров от наивысшей черты прилива; они не имеют права добывать уголь или нефть на морском дне, не имеют права производить бумагу, текстильную продукцию или искусственную кожу из морских водорослей для сбыта на суше и так далее». Все ограничения, которые были наложены на саламандровое производство, были сведены в кодекс из девятнадцати параграфов. Подробности о них мы здесь не приводим, главным образом по той причине, что, разумеется, они никогда и нигде не соблюдались; однако в качестве образца всеобъемлющего и в прямом смысле слова международного решения Саламандрового Вопроса в его экономическом и социальном аспектах данный кодекс, безусловно, стал выдающимся и заслуживающим всяческих похвал документом.
Несколько медленнее продвигались дела с международным признанием саламандр в другой сфере, а именно в области культурных взаимосвязей. Когда в научном журнале под именем Джона Симэна вышла статья «Геологическое строение морского дна у Багамских островов», которую затем многократно цитировали в иных трудах, то никто еще не подозревал, что речь идет о работе ученой саламандры; когда, однако, научные конгрессы, различные академии и ученые общества стали получать сообщения и целые фундаментальные работы по вопросам океанографии, географии, гидробиологии, высшей математики и иных точных наук, подписанные исследователями-саламандрами, это всякий раз вызывало большое смятение, а иногда и отторжение, которое великий д-р Мартель выразил словами: «И эта пакость будет нас учить?» Японский специалист д-р Оношита, который осмелился процитировать сообщение одной саламандры (нечто о развитии желткового мешка у головастика глубоководной морской рыбки Argyropelecus hemigymnus Cocco), подвергся бойкоту со стороны ученого сообщества и совершил харакири; для университетской науки было делом чести и корпоративной солидарности – не принимать во внимание ни одной научной работы саламандр. Тем большее внимание (если не сказать, возмущение) вызвал поступок Университетского центра в Ницце, пригласившего для чтения торжественной лекции д-ра Шарля Мерсье, высокоученую саламандру из тулонской пристани. Выступление д-ра Мерсье о теории сечений конусов в неевклидовой геометрии прошло с выдающимся успехом[40].
На этом торжестве в качестве делегата от женевской организации присутствовала мадам Мария Диминяну. Эта блестящая, благородная дама была так тронута скромным поведением и ученостью д-ра Мерсье («Pauvre petit, – воскликнула она, – il est tellement laid»[41]), что сделала целью своей и без того деятельной и энергичной жизни принятие саламандр в Лигу наций. Напрасно государственные мужи объясняли красноречивой и пробивной даме, что саламандры, не имея нигде на свете ни государственного суверенитета, ни собственной территории, не могут быть членами Лиги наций. Мадам Диминяну начала пропагандировать идею, что в таком случае саламандры должны получить для себя свободную территорию, где могли бы основать подводное государство. Это предложение, однако, было сочтено нежелательным – если не сказать дерзким; но в конце концов было найдено счастливое решение: создать при Лиге наций особую Комиссию по изучению Саламандрового Вопроса, для участии в работе которой будут приглашены также два делегата от саламандр; одним из них по настоянию мадам Диминяну стал тот самый д-р Шарль Марсье из Тулона, вторым же оказался некий дон Марио, толстая ученая саламандра с Кубы, чьи научные интересы лежали в области планктона, а также неритических и пелагических зон. С назначением делегатов саламандры достигли наиболее высокого на то время международного признания своего существования[42].
Итак, саламандры энергично и неустанно развиваются. Их численность уже перевалила за семь миллиардов, но при этом чем выше они взбираются по лестнице цивилизации, тем сильнее падает у них рождаемость (до двадцати – тридцати головастиков на самку в год). Они заселили уже более шестидесяти процентов всех побережий земли; не добрались пока они до полярных берегов, однако саламандры из Канады уже начали колонизировать побережье Гренландии и даже оттесняют эскимосов во внутренние районы острова, начиная вместо них заниматься рыбной ловлей и торговлей рыбьим жиром. Наряду с их расцветом в материальной сфере продолжается и культурный прогресс; саламандры уверенно входят в число цивилизованных наций с обязательным школьным образованием, они могут гордиться сотнями собственных подводных газет, выходящих миллионными тиражами, великолепно оборудованными научно-исследовательскими институтами и так далее.
Конечно же, этот культурный подъем не всегда проходил гладко и без внутреннего сопротивления. Мы, правда, чрезвычайно мало знаем о внутренних делах саламандр, однако, судя по некоторым признакам (например, по найденным трупам саламандр с откушенными носами и головами), можно прийти к выводу, что под поверхностью моря долгое время бушевал страстный идейный спор между старосаламандрами и младосаламандрами. Младосаламандры, как представляется, стояли за прогресс без границ и преград, утверждая, что и под водой необходимо догнать сушу и сравняться с ней по уровню цивилизованности – со всем, что с этим связано, включая футбол, флирт, фашизм и половые извращения. Старосаламандры же, очевидно, консервативно цеплялись за природную сущность саламандр и не желали отказаться от старых добрых животных привычек и инстинктов; они безусловно осуждали лихорадочную погоню за новинками и видели в ней знамение упадка и предательство завещанных дедами саламандровых идеалов. Разумеется, они возмущались и чужеродными влияниями, которым слепо подчиняется нынешняя развращенная молодежь, и спрашивали, достойно ли гордых и уверенных в себе саламандр слепо обезьянничать за людьми[43]. Можно себе представить, что выдвигались лозунги вроде «Назад к миоцену! Долой всяческое очеловечивание! Выступим за старую добрую саламандренность!» и так далее. Очевидно, существовали все предпосылки для острого конфликта между поколениями, придерживающимися разных мнений, и для глубоких духовных революций в развитии саламандр; очень жаль, что мы не можем привести здесь подробности, однако надеемся, что саламандры использовали из этого конфликта все, что только можно.
