Шарон Ли - Завтрашняя запись
— Я сама тебя убью! — выла худая женщина, вцепляясь забрызганными краской пальцами ему в горло. — Подонок! Кровопийца! Убить самое чистое и прекрасное существо, которое мы оба знали…
Каффир вертелся и дергался, ревел, тщетно пытаясь оторвать душащие его руки, — и наконец, врезался спиной в стену.
Как это ни удивительно, Тео удержалась, хотя Корбиньи показалось, что ее хватка стала слабее.
Видимо, это заметил и Каффир. Он снова схватил ее за запястья и совершенно неподвижно застыл в центре комнаты, стараясь только развести в стороны эти жилистые руки.
Тео издала крик — дикий и отчаянный. Каффир оскалил зубы, собрал последние силы и сбросил ее прочь.
Она упала с громким хрипом, перевернулась и поползла в сторону, но недостаточно быстро, чтобы уйти от удара ногой в ребра. Хрустнула кость.
— Нет!
Крик вырвался из горла Корбиньи. Ей каким-то образом удалось встать, сжав в руке нож. Тело продолжало дрожать и сопротивляться ее воле, а вой Тео кислотой обжигал нервы, которые и без того натянулись невероятно.
Каффир обернулся:
— Нет? Я покажу тебе „нет“, сука. Я… — Он сделал шаг вперед, потом еще один, указывая на нож у нее в руке. — Что это? Оружие? Неужели ты действительно думаешь, что сможешь меня убить?
Корбиньи цеплялась за нож, удерживала правильную стойку, словно последние надежды на спасение, и понимала, что это тело ни за что, никогда не послушается ее в этом. А потом она заглянула в его глаза и поняла, что погибла.
Каффир рассмеялся, подошел на расстояние удара, на секунду замер, не защищаясь, а потом снова засмеялся, протянул руку и схватил нож.
Она вывернулась, поворачивая нож на одной силе воли, разрезая ему ладонь и пальцы. Он закричал, замахиваясь второй рукой со сжатым кулаком и метя прямо ей в голову. Ее возможность увернуться была ограничена отчаянной необходимостью удержать нож…
— А-а!
Опускающийся кулак нанес ей скользящий удар в висок. В эту же секунду пальцы отпустили нож, и Каффир рухнул на колени со стекленеющими глазами и струйкой крови, стекающей с уголка губ. Сорл-клинок — близнец ее собственного — торчал из основания его шеи.
Секунду он стоял перед ней на коленях, словно поклоняясь или моля о прощении, а потом все его мышцы разом ослабели, и он завалился лицом вниз.
Анджелалти обежал вокруг Корбиньи, пинком перевернул труп на спину, вырвал нож и двумя быстрыми движениями вытер его о грудь тонкой рубашки. Потом убрал клинок, бегло глянул на Тео, стонущую от боли в сломанных ребрах, повернулся обратно, схватил Корбиньи за руку и потянул за собой.
В прихожей он отпустил ее, чтобы подхватить Трезубец и кивком призвать молчаливого Свидетеля, и только потом удостоил ее словом.
— Ты сможешь не отстать?
Корбиньи сделала глубокий вдох, убрала нож на место и встретилась с его глазами, которые были холоднее льда.
— Анджелалти, — сказала она и настолько низко упала в собственных глазах из-за происшедшего, что была удивлена услышав свой недрогнувший голос, — я смогу.
— Хорошо, — отозвался он и, рывком отворив дверь, вышел в переулок.
Глава сороковая
Такси высадило их у ворот космопорта и быстро уехало, без денег и воспоминаний о пассажирах — благодаря паукам Анджелалти. Корбиньи стояла на носках, и волосы у нее на затылке шевелились, а все чувства все еще оставались странно затуманенными. Она напряженно пыталась отличить обычную портовую суету от возможной угрозы.
— „Дротик“ должен стоять на площадке постоянной готовности, — сказал Анджелалти и двинулся вперед, снуя между тягачами и подъемниками с таким видом, словно в целой системе, а тем более на этой планете у него не было ни единого врага.
Он нес под мышкой Трезубец, Свидетель шел за ним по пятам. Прикусив губу, Корбиньи пошла следом.
Судя по виду, все было нормально и спокойное поведение Анджелалти не было бравадой. Тем не менее волосы у нее упорно продолжали стоять дыбом, а мягкие неверные пальцы подрагивали от желания схватиться за нож, чего делать не следовало.
Рядом с площадками постоянной готовности движение было помедленнее и пореже — если не считать скопления машин вокруг площадки номер одиннадцать.
Корбиньи метнулась вперед, намереваясь оттащить его от опасного места, но он уже заметил это, остановившись, шагнув в сторону и растворившись в тени багажного транспортера. Корбиньи нашла тень мгновением позже — и обнаружила укрывшихся там Свидетеля и Анджелалти. Пригнувшись, ее кузен рассматривал машины и определял, что они значат, в молчании, которое было страшнее любых ругательств.
— Гравилучи, — сказал Анджелалти ровным голосом. — Экранирующие захваты и катапульты.
— Кузен? — окликнула она его.
В темноте она ощутила поворот его головы, увидела блеск глаз, обратившихся к ней.
— „Дротик“ под прицелом. Линзер…
— „Дротик“ под прицелом, — согласилась она с терпеливой поспешностью, словно он не вышел из детского возраста, — а „Гиацинт“ — нет.
Большие глаза расширились еще сильнее, и она почувствовала, как он отодвинулся от нее в темноте.
— Ты советуешь мне бросить моего друга в беде, кузина? А если бы я последовал такому совету час назад?
— Разве я бесчестна и глупа? — воскликнула она, задетая за живое и думая уже о том, чтобы рассеять его презрение, а не остаться незамеченной врагами. — А как ты освободишь своего друга в твоем нынешнем состоянии, Анджелалти? Будешь посылать пауков одного за другим, выводя из строя технику? Взмахнешь этим трижды проклятым куском металла и потребуешь, чтобы тебя впустили? А как ты сообщишь своему другу, что он освобожден — крикнешь сквозь металл?
Она услышала, что ее голос звучит все пронзительнее, и взяла себя в руки.
— На „Гиацинте“ стоят пушки, — договорила она тихо и бесстрастно. — И есть комм.
Тишина растянулась в медленном счете до семи. Потом был долгий тихий выдох и мерцание ярких глаз.
— Шестнадцатая площадка, ты говорила?
Голос был таким же невыразительным, как и ее собственный.
— Площадка номер шестнадцать, — подтвердила она и осмелилась дотронуться до его локтя. — Это в той стороне.
По удачному стечению обстоятельств люк „Гиацинта“ был повернут в сторону от „Дротика“ и царившей вокруг него суматохи. Корбиньи показала Свидетелю место, откуда он мог наблюдать за этой суматохой и предупредить, если там проявят интерес к „Гиацинту“.
Анджелалти уже склонился над замком, хмуро поглядывая на наручный индикатор. Что-то зашевелилось у него под воротником, паук деловито пополз вниз по рукаву, поблескивая фиолетовыми глазами.
Под взглядом затаившей дыхание Корбиньи паучок сполз Анджелалти на руку, потом по протянутому пальцу перешел на пластину замка и скрылся за ней.
Выпрямившись, Анджелалти глянул на Корбиньи и заметил румянец, покрывший ее щеки.
— Номер Одиннадцатый, — сказал он несколько суше, чем намеревался. — Старший брат Пятнадцатого. — Он отвернул манжету, освобождая наручный пульт. — Сейчас у нас будет конфигурация запорного устройства. — Он снова отвел взгляд, стараясь не смотреть на красную рубашку, обтягивающую ее грудь. — А где Свидетель?
— Наблюдает за проблемами „Дротика“ на тот случай, если они вдруг захотят стать и нашими, — ответила она, и ткань соблазнительно натянулась на вдохе. — А проблем у твоего друга — легион, Анджелалти. „Гиацинт“ в твоем распоряжении, но это — не боевой корабль.
И Анджелалти знал, что для любого члена Экипажа корабль — это сама жизнь, будь то Главный корабль или маленький шаттл.
— Ты зарегистрировала свое оружие у начальника порта? — спросил он, в глубине души зная, какой ответ услышит.
Корбиньи моргнула.
— Я? — Она ладонью тронула древний корпус отличной сохранности. — Это же прыжковый шаттл класса „М“, Анджелалти! Кто ж на такие оружие ставит?
„Только Экипаж“, — подумал Лал и усмехнулся яростно и весело, как Члену Экипажа свойственно. Пульт на руке пискнул.
— Ага.
Данные оказались неожиданно сложными, и понадобилось несколько минут, чтобы в них разобраться. В плече, на котором лежал Трезубец, ощущалась дрожь, и чувствовалось, как напрягается стоящая слева Корбиньи, заставляя себя быть терпеливой.
Он посмотрел на нее:
— Номеру Одиннадцатому нужна помощь. Номер Пятнадцатый немного крупнее и чуть сообразительнее. Не могу ли я получить от тебя его услуги?
Он почти не дожидался ее кивка и наклонился к своему устройству раньше, чем в ее глазах отразилась боль потери.
Повинуясь приказу пульта, Номер Пятнадцатый вылез у нее из кармана и перебрался на ладонь Анджелалти. Корбиньи проглотила вставший в горле ком и стала умолять богов, чтобы они не позволили ее телу снова ее предать своей готовностью к слезам. Плакать, лишившись механической игрушки, пусть даже очень умной? Да, похоже, она становится такой же неуправляемой, как…