Януш Зайдель - Предел
Может, этот ключ лежал на поверхности, возможно, его знали многие из актеров ежедневно разыгрываемой комедии, а может, он был старательно укрыт? Снеер все явственнее ощущал потребность отыскать этот ключ, чтобы пополнить свои знания об окружающей действительности. Его раздражали непонятные намеки, неясные иносказания анекдотов, злило то, что, используя свои способности исключительно ради того, чтобы извлекать блага из объективно существующей ситуации, он до сих пор не попытался обрести более глубокие знания о мире.
«Как знать, не такой ли и я самоуверенный дурак, как те вознесенные мною наверх псевдонулевики, которые, достигнув высоких служебных уровнен, забывают, чем являются в действительности?» – подумал он и решил проверить, подтвердить свои возможности, посвятив себя познанию истины.
Окружение нулевиков, связанных с Правлением, могло быть очень полезным, а возможно, и просто необходимым для достижения этой цели.
За остекленными дверями ресторанного зала, куда он заглянул в поисках Алисы, он заметил знакомую лысину Прона, окруженного хороводом размалеванных девиц.
«Откуда он берет пункты на такую жизнь? – подумал Снеер, окидывая взглядом уставленный снедью столик. – Высиживает здесь с утра до ночи!» Прон заметил его, окликнул и, привстав, широким жестом пригласил к себе. Он был навеселе и тут же упал на стул, с трудом удержав равновесие. Снеер неохотно подошел к столику.
– Эт-то мой сер-рдечный друг! – представил его Прон девушкам, а потом, указывая на них, жалобно сказал: – Помоги, старик. Эти девки изничтожат меня вконец!
– Нисколько не сомневаюсь! – Снеер поднял со стола пустую бутылку и некоторое время демонстративно рассматривал наклейку. – Тебя ждет финансовый крах. Кассовые автоматы доконают тебя.
– Это-то мне как раз не грозит, – пробормотал Прон, размахивая Ключом. – Это никому не удастся, пока Ключ… Эх, Снеер! Если б где-нибудь был такой автомат, чтобы человек мог… ну… в общем, отступить лет на двадцать… и еще немного здоровья… А! Выпьешь? Заказывай. Я плачу! «Четверяком я смог родиться! Никто не гонит нас трудиться!» – пропел он, сильно фальшивя, и свалился на пол под дружный смех девчонок.
Снеер наклонился над ним и, воспользовавшись тем, что Прон держит Ключ в зажатом кулаке, проверил состояние его реестров. С трудом удержался, чтобы не свистнуть:
«Десять тысяч! Откуда столько желтых у этого бездельника? За одно только обладание такой суммой его следовало бы засадить. Разве что работает на полицию».
– Присмотрите за моим… коллегой, – бросил он развеселившимся девушкам и вышел из зала.
«Определенно надо сменить отель. Слишком долго я здесь сижу и завел ненужные знакомства», – отметил он, идя по улице и поглядывая в поисках какого-нибудь местечка потише, чтобы можно было перекусить.
Немного погодя вспомнил, что основной причиной его пребывания в отеле «Космос» сейчас является Алиса. Неизвестно почему, он ждал ее появления или хотя бы весточки от нее.
Стемнело. На улицах зажглись фонари и цветные рекламы. Прохожие, заполнившие шумные улицы центра, выбирали из сотен возможностей какой-нибудь увлекательный способ провести вечер. Рекламы приглашали в зрелищные залы, кино, кабаре, дансинги.
У Снеера сегодня не было охоты на шумные сборища веселящихся людей. Хотелось сесть и спокойно подумать либо поговорить с кем-нибудь, кому можно бы довериться. Посещение нулевика из Правления сплелось в его воображении с личностью Алисы. Отбросив веру в ее вещие способности, приходилось принять, что она знала планы Правления. Проще всего было бы считать, что она сознательно и преднамеренно участвовала в цепи событий, разыгранных специально для Снеера. Однако если организаторы дела хорошо знали свойства его натуры, то не могли не знать и о его скептическом отношении к ворожбе и предсказаниям. Снеер, например, никогда не пользовался столь популярными в Арголанде автоматами, выдающими гороскопы. Поэтому трудно было предположить, чтобы Правление подставило Алису в качестве человека, долженствовавшего убедить его в том, что его будущее – неизбежность, изначально записанная в скрижалях судеб.
Стало быть, оставалась другая возможность. Алиса знала о предстоящем предложении, не имея в то же время ничего общего с Правлением. Она информировала Снеера о будущем, представляя его как свершившийся факт, и при этом предлагала свою помощь или же поддержку в случае возникновения неуточненных трудностей. Что же это могло означать? От чьего имени она обращалась к нему, избрав для этого шутливую форму ворожбы, которая уже начинала исполняться. Если она не была связана с Правлением, не действовала от его имени, то, может быть… вела какую-то игру против него?
Таинственное исчезновение девушки, странный презент в виде медного браслета, песенка, как оказалось, изъятая из обращения, – все вместе взятое укладывалось в такую гипотезу. А может, Алиса намеревалась использовать Снеера для чего-то еще до того, как он окажется в кругу нулевиков, связанных с высшими властями агломерации? Может быть, ей – или некой группе, которую она представляла, – нужен на столь высоком уровне «свой» человек?
Либо все это просто-напросто случайное стечение обстоятельств, – пытался он упростить проблему, потому что так легче было убедить себя в том, что Алиса – обыкновенная девица, проявившая к нему благосклонность без каких-либо тайных намерений.
Однако на дне сознания притаилось подозрение, что вокруг его особы идет какая-то странная игра скрытых сил, которую он не в состоянии уразуметь. Он подумал, что – быть может – браслет и песенка Дони Беля могут содержать недостающие элементы головоломки, которую следовало разгадать.
Несколько секунд он постоял перед витриной огромного продуктового магазина, бездумно рассматривая полки, заставленные различными упаковками, корзины с овощами, ряды банок и бутылок. Эта картина пробудила в памяти воспоминание о давно минувшем времени, неопределенную, вызывающую спазм в горле тоску. Снеер вошел в магазин, выбрал из кучи пластиковых корзин самую большую и, двигаясь вдоль полок, наполнил ее по края. Подольше задержался у небольшого автомата, искушающего цветастыми коробочками со сладостями и пачками жевательной резинки. Улыбнулся своим воспоминаниям, долго выбирая нужную кнопку. Спрятал в карман полученную пачку, положил сумку на пульт и сунул Ключ в кассовый автомат.
Сумма, показанная кассой, поразила его размерами. Почти все шло на желтые. Питаясь в ресторанах, он не представлял себе, что цены на основные продукты питания так сильно возросли с того времени, когда он но поручению матери совершал домашние закупки.
Он заплатил, забрал корзину и подземкой поехал в Северный район.
Он знал здесь каждый закоулок, хотя последнее время нечасто навещал эти места. Здесь стояли старые дома, помнящие еще дореформенные времена. Они все еще держались, окруженные новыми постройками, хотя их состояние было уже явно безнадежным. Нетиповые, строившиеся по старой технологии, они не подлежали ремонту с использованием современных машин и материалов, поэтому их бросили на произвол судьбы и опеку жителей – в основном пожилых людей, пенсионеров, которые не хотели перебираться в новые районы, упрямо оставаясь в своих понемногу разваливающихся жилищах.
Снеер вошел в один из таких домов. Лестничная клетка стыдливо скрывала во мраке свои обшарпанные стены. Он шел, по привычке нащупывая ногами ступеньки лестницы, подсознательно пересчитывая их и избегая выщербины на их краях. На площадке третьего этажа остановился перед окрашенной коричневой краской деревянной дверью. Несколько секунд колебался, прежде чем нажать кнопку звонка.
За дверью медленно приближались тяжелые шаги. Низкий тихий голос спросил: «Кто там?», потом дверь широко распахнулась.
Снеер переступил порог и оказался в объятиях старика.
– Пошли, сынок! Мама лежит, чувствует себя неважно, но страшно обрадуется. Мы часто говорим о тебе. Давненько ты не заглядывал!
– Дела, заботы, – улыбнулся Снеер. – Знаешь, как бывает, когда у человека четвертый разряд.
– Эх, ты! – погрозил пальцем отец. – Пора бы уж перестать играть! Жить по-другому.
Они вошли в небольшую кабину, где на кровати лежала мать Снеера. Она сильно сдала с того времени, когда он был здесь последний раз. Уже тогда она болела, но сейчас ей, видимо, стало хуже.
– Я кое-что принес, мама! А на остаток купил себе жевательной резинки! – сказал он, подражая голосу ребенка. – Здравствуй, мама! Ты совсем не меняешься, сколько я тебя помню!
– Ах ты, лгунишка! Ну, иди сюда, покажись! – улыбнулась она, протягивая к нему руки. – Зато ты стареешь.
– Но не становлюсь серьезней, мама! – сказал он, наклоняясь.
Она обняла его и поцеловала, а он, сидя на краю кровати, почувствовал себя странно далеко от всего, что совсем недавно занимало его мысли.
