Януш Зайдель - Предел
– Четыреста желтых в месяц, – буркнул Снеер как бы про себя.
– Ну, скажем, пятьсот, – усмехнулся посетитель. – Если же вам понравится сотрудничество с нами, вы сможете получать еще и дополнительные блага.
– А другие занятия? Я должен буду их прекратить?
– Чего ради! Нас интересует только то время, за которое мы платим. Вне его вы можете делать что вам заблагорассудится. Мы даже постараемся, чтобы вас никто не беспокоил, разумеется, при условии, что вы будете придерживаться определенных правил игры.
– Что я должен буду делать?
– Вы станете чем-то вроде сторожа или вахтера в одном научном учреждении. Мы хотим знать, что там творится. Нам необходим у них свой человек.
– Доносительство – не моя профессия! – возмутился Снеер.
– Вы плохо меня поняли! – Чиновник покачал головой и снова улыбнулся. Его тонкие нежные пальцы играли золотой зажигалкой, которую он вынул из кармана. – Мы имеем в виду не доносы. Мы хотим, чтобы кто-то тонко и профессионально присматривал за деятельностью этого научного учреждения. Вы понимаете, мы не можем послать туда человека с формальным нулем. Все должно быть сделано скрытно, с соблюдением обычной процедуры. Отдел Трудоустройства должен направить туда «истинного» четверяка. Нулевиков нам постоянно недостает, тем более таких, как вы, закамуфлированных. А среди этих… ученых… попадаются всякие. Порой трудно установить, кто настоящий, а кто рейзованный. Необходимо смотреть им на руки. Детали вы узнаете после того, как дадите согласие. Дело это секретное. Мы, разумеется, не можем вас заставить, но от имени Правления прошу нам помочь. Обещаем нашу глубокую благодарность и дальнейшее сотрудничество с интересными перспективами, если мы взаимно понравимся друг другу.
– Неудобства, которые я испытывал до сего времени, были увертюрой к нашей сегодняшней беседе? – Снеер быстро взглянул в лицо посетителя, но тот снова только улыбнулся.
– Я начал с извинений, – напомнил он. – Частично это была неприятная случайность, частично же результат чрезмерной прыти либо неловкости низшего административного персонала. Понятно, надо было проверить кое-что касающееся вашей особы, и не удалось обойтись без помощи соответствующих отделов. Сами знаете, кто работает в некоторых конторах. Чем ниже разряд, тем более значительным хочет показать себя такой чиновник. Поэтому порой случаются незапланированные эффекты. Но это наверняка не повторится. Вы находитесь под нашей специальной опекой, и не скрою – нам чрезвычайно нужна ваша помощь.
– Можно подумать?
– Конечно. Вот мой номер, прошу позвонить через два, три дня. Наш разговор, вы понимаете, был доверительным.
– Само собой. – Снеер сунул в карман визитную карточку посетителя. – Еще один вопрос. Женщина, назвавшая себя Алисой, ваша сотрудница или имеет какое-то отношение к моему делу?
– Алиса? – Чиновник Правления задумался. – Нет. Наверняка нет. Какие-то сложности?
– Э, вероятно, простая случайность, – улыбнулся Снеер. – В суматохе последних суток я готов был приписывать значение любой мелочи.
Он проводил гостя до двери, потом на минутку присел, чтобы подумать.
«Хороша случайность. Если Алиса не от них, то откуда, черт побери, она знала о предложении, которое еще только будет мне сделано? Ведь не вычитала же она этого взаправду по моей руке!» Снеер был закоренелым рационалистом и ни в какую ворожбу не верил.
После ухода представителя Правления он долго собирался с мыслями, разбегавшимися в поисках ответа на несколько вопросов, возникших во время беседы. Предложение было чрезвычайно заманчивым с финансовой точки зрения, но Снеер прекрасно понимал, что нигде и никогда в этом мире, а тем более в Арголанде, никто никому за мелочевку не станет платить так высоко. Значит, если только в предложении не было какого-то подвоха, если оно не было попыткой уничтожить Снеера с помощью соответствующих органов, созданных для того, чтобы призывать к порядку таких, как он, – то речь должна была идти о деле большого значения.
Предложение было очередным звеном в цепи необычных событий, происходивших последнее время вокруг Снеера, но было ли это их естественным продолжением? А может, все предыдущие факты следует интерпретировать как психологическую подготовку к посещению незнакомого нулевика?
Вполне даже вероятно. Вначале Снееру показали, как неприятно потерять, даже ненадолго, возможность пользоваться Ключом. Потом продемонстрировали, что при желании со стороны властей они могут свести на нет все попытки выкрутиться с помощью широко известных способов. Одним словом, ему дали понять, что отсутствием осложнений он обязан только тому, что кто-то милостиво прикрывал глаза на его деятельность. А деятельность эта – как следовало из разговора – была прекрасно известна соответствующим органам.
В конце концов, отдавая ему Ключ, они показали, что власти могут закрыть глаза на все его предыдущие делишки – разумеется, на определенных условиях. Именно эти условия были обрисованы неизвестным, выдающим себя за представителя Контрольного Правления.
Несмотря на все это, Снеер был убежден, что ни один приличный орган юстиции не нашел бы достаточных поводов, чтобы его покарать легально. Но одновременно он прекрасно знал, сколь сильно могут осложнить и даже сделать невыносимой жизнь постоянные стычки с полицией. В его профессии избыточный интерес со стороны властей был бы катастрофой.
Так что предложение, изложенное в форме просьбы, могло быть в действительности обычным шантажом.
«Неужто, черт побери, я и вправду настолько гениальный нулевик, что именно меня им пришлось вылущивать из массы других? – вздохнул он, выходя из кабины. – Если настоящего нулевика теперь можно отыскать только среди рейзеров, то, значит, весь Арголанд со всеми его потрохами и вправду один гигантский обман и блеф, как утверждает Матт. Только вопрос – кто кого здесь обманывает?»
Он, задумавшись, спускался по лестнице с восемнадцатого этажа. Он любил проделывать этот путь пешком, особенно когда хотел на чем-то сосредоточиться и остаться наедине со своими мыслями. Лестницы – в отличие от жилой кабины, кабины лифта или бара – имели то ценное свойство, что давали возможность выбирать два направления бегства – вверх либо вниз. Снеер, конечно, прекрасно знал, что как это ни печально, но в Арголанде в принципе невозможно никуда убежать, ибо рано или поздно человек вынужден будет подойти к какому-либо автомату, воткнуть Ключ в прорезь и тем самым раскрыть свое теперешнее местоположение. Однако лестничная клетка была для него местом, где человек находится между двумя контролируемыми пунктами в пространстве, то есть как бы нигде. Это давало, по крайней мере теоретически, ощущение некоторой независимости. Его удивляли люди, предпочитающие давиться в лифтах, даже когда надобно было спуститься всего на два-три этажа.
«Кто кого здесь обманывает, если каждый понимает, что его обманывают? – продолжал он рассуждать, перепрыгивая на одной ноге сразу по две ступеньки. – Нулевики из Правления прекрасно знают, что на многих важных должностях работают учтенные, подрейзованные люди, но прикидываются, будто верят в их разряд. Так что если весь Арголанд – фарс, в котором участвуют все его жители, то для кого – дьявольщина! – в таком случае разыгрывается это представление?»
Еще не спустившись в холл, он уже почти решил принять предложение, сочтя его отличной оказией познакомиться с закулисной стороной фарса. Взяться за предложенную роль – значит узнать много поучительного; Снеер никогда не упускал случая узнать что-нибудь новое о мире и жизни. Такие знания обычно приносили солидные проценты в дальнейшей деятельности, а в данном случае само «обучение» могло дать немалую пользу в виде кругленькой суммы желтых пунктов.
С того времени, как он подсознательно начал ревизовать свою феноменологическую теорию мира, он обнаружил множество деталей, на которые раньше не обращал внимания. Уже давно он достаточно хорошо знал, как функционирует общество, составляющей которого он был. Очередной вопрос, напрашивающийся сейчас с вызывающей тревогу силой, звучал: почему? Почему именно так?
В общей атмосфере города он улавливал нечто странное – хоть не новое, а как бы издавна знакомое, но воспринимавшееся ранее спокойно, как нормальная часть реальности, – и эта странность требовала неожиданного ответа на вопрос. Он инстинктивно чувствовал, что для полной картины мира ему недостает еще какого-то элемента, информации, факта, позволяющего рационально прояснить ситуацию, в которой все перед всеми притворяются, будто не происходит ничего особенного, будто все здесь в порядке. Такой парадокс не содержал ответа в самом себе, он требовал расшифровки, ключа.
