Александр Етоев - Обратная сторона Земли
Князь яко тать в нощи перебежками от дерева к дереву скоренько пересек сад и спрятался за тощей поленницей. Он прислушался. Тихо. Пустые окна смотрели на него со стены. От дома веяло смертью. Где-то там за желтыми стенами нашли убитого Фогеля.
Лестница скрывалась в тени. Бесшумно, по-обезьяньи, Князь вскарабкался под козырек крыши и посмотрел с высоты на город. Тусклая полоса зари еще серебрила землю. В меркнущем свете вечера успокоенно и неподвижно разлегся перед Князем зверь-город. Казалось, он уже спит. Улицы тонули во мгле, и тонкие ребра антенн чернели над горбатыми крышами – мертво, как кладбищенские кресты. На западе, на городской окраине светились огни депо, там вздыхали и лязгали тепловозы; голос железной дороги – единственное, что оставалось живого в этом сонном царстве теней.
Решетка на чердачном окне по счастью оказалась незапертой. Ползком, чтобы не грохотать железом, Князь пробрался в теплую темноту и выждал, чтобы успокоилось сердце. Чердак утопал в пыли. На ощупь, касаясь балок, Князь сделал шаг в темноту, и в стороне что-то взвизгнуло, мелкие шелестящие звуки заставили сердце подпрыгнуть. В нос ударила пыль. Князь отпрянул от неожиданности, но тотчас взял себя в руки. Это были всего лишь мыши.
Скоро его глаза притерпелись к темноте чердака, и он уже смог различать туманные полосы окон, перекрещенных железом решеток.
Он пошел наугад вперед и, пройдя с десяток шагов, оказался у невысокой двери. Князь толкнул ее осторожно, дверь скрипнула и открылась. Он ступил на короткую лестницу и прошел в безлюдный музей.
Тихо постанывали половицы. Свет зари проникал внутрь и пятнами растекался по стенам. Он выхватывал из застекленных рам какие-то точки и линии; чтобы рассмотреть их получше, нужно было подойти вплотную к картине, но когда Князь подходил, собственная его тень падала так плотно и густо, что изображение исчезало совсем. Живопись Князя не интересовала, тем более современная. Он и днем-то прошел бы мимо картин, зевая, сейчас и вовсе было не до того. Князь мог себе примерно представить расположение музейных залов. Все провинциальные музеи выглядят на одно лицо.
Князь и сам толком не знал, что он должен здесь отыскать, но особым старательским нюхом чувствовал – попахивает удачей.
Он прошел несколько залов и ничего особенного не приметил. Картонные коробки и купола, спичечные деревца и человеческие фигурки из воска. Перспективы развития города. Не то, не то. А еще эта гнетущая темнота, когда из пустой стены вылезает вдруг деревянная рука идолища, или глаз с закоптелой иконы просверливает в спине дыру.
Еще один зал долой. Следующий. Паровоз братьев Черепановых, Юрий Гагарин, двухголовый младенец в колбе, осколки греческой вазы, копия с репинских «Бурлаков». Не то, не то.
Спускаясь на первый этаж, на лестнице Князь чуть не подвернул ногу. Он с трудом удержался, схватившись за холодную стену. И ладонью угодил в выключатель. Князь на секунду ослеп и от света прикрыл глаза. А когда открыл, первое, что он увидел, – скрючившегося на полу человека и бурые пятна крови, запекшейся на мертвом лице.
Человек был стар, худые тонкие руки протянулись к большому шкафу, занимавшему полстены напртив. В шкафу, тускло отсвечивая, висели воинские доспехи.
Не спуская глаз с мертвеца, Князь стал отступать по лестнице. Если его сейчас обнаружат – ночью, в пустом музее, один на один с покойником, – веселенькая выйдет история. Он почти добрался до верха, когда мертвый на полу шевельнулся и издал стон. Князь совсем упал духом. Ни жив ни мертв, он стоял на площадке лестницы. Внутри все вымерзло и охладело, словно он наглотался снега. Хотелось волком завыть, плюнуть на эти страсти и бежать, не раздумывая, из города – сейчас же, покуда цел, пока его не сглодали с кожей трупоеды-собаки и оживающие по ночам мертвецы. На вокзал, забиться на полку в вагоне и не открывать глаз, пока холодный ветер с равнины не развеет страшный туман.
– Там… – Мертвец медленно оживал. Он с трудом поднял руку. Она была высохшая и желтая, как у больного, умирающего от холеры. – Там…
Он показывал на шкаф у стены, где за толстым пыльным стеклом лежало оружие воина.
– Меч… Скорей достань меч. – Рука лежащего опустилась. – Скорей, осталась ровно минута.
С трудом соображая, что делает, Князь скатился вниз по ступеням и подбежал к шкафу. Он дернул узкую ручку. Шкаф был заперт, а замочная скважина опечатана запекшимся сургучом. В сургуче крупно и четко отпечаталась буква Т.
– Заперто. – Князь обернулся. Старик смотрел на него. На лбу в глубоких морщинах блестели алые капли. Волосы на голове спутались в кровавый колтун. Губы едва шевелились.
– Меч… Разбей стекло и возьми.
Меч был странный, огромный – про такие Князь только в сказках читал, а вживе видеть не приходилось. С длинной кованой рукоятью и широким лезвием из тронутой чернью стали. По лезвию, полустертая, шла узорная вязь из слов. Некогда было читать, его торопил старик.
«Все одно, – тоскливо подумал Князь. – Пусть уж будет и это.» Он высадил каблуком стекло. Колкая стеклянная крошка мгновенно вонзилась в щеку. Он хотел обтереть кровь, но сзади хрипел старик. Тогда он взялся двумя руками за рукоять, с силой рванул на себя, но меч как висел, так продолжал висеть, вросши намертво в стену. Князь бессильно развел руками.
– Не могу.
– Сможешь, напои его кровью.
Князь ладонью провел по лицу и наложил ее на холодное лезвие. Только он это сделал, как меч сам скользнул ему в руку. Он стал легким, как птичий пух, словно весу в нем не было никакого. Это был призрак меча, и в то же время, когда Князь взмахнул им над головой, воздух рассекся со свистом и в лицо ударило ветром.
В голосе у старика силы заметно прибавилось.
– Теперь разруби узел.
Князь с зажатым в руке клинком обернулся, не понимая приказа. И вдруг увидел в ногах старика тяжелую железную цепь. Князь мог поклясться, что еще минуту назад никакой цепи не было.
– Руби, или будет поздно.
Князь ударил мечом по цепи, и она разлетелась в пыль.
– Все, теперь я свободен. – Морщины на лице старика разгладились. Он все еще продолжал лежать, но глаза светились покоем. – Князь – твое имя. Я ждал, я знал, что ты должен придти. Сейчас я уйду к себе, а тебе еще многое надо сделать.
Меч и книга. Меч теперь твой. Ты – хозяин меча. Когда он тебе понадобится, назови свое имя: Князь.
– Книга? – Князь услышал знакомое слово.
Старик не дал ему говорить.
– Все в книге. А теперь делай, что должен делать. Мне пора уходить.
Только он это сказал, как музейный зал опустел. Старик исчез, и пятна крови исчезли; меч, что только что играл у Князя в руке, занял свое место в витрине. Стекло было по-прежнему пыльным, и за ним на продранном бархате висел самый обыкновенный клинок с инвентарным музейным номером.
7
Власть красит человека. Труд превращает его в раба. В камне сила, и сила камня – во мне. Тимофеев сидел в кабинете и нервно набирал номер. Словно драконий панцирь, тело его обтягивал плащ. Хозяин города чувствовал себя скверно, всю ночь ворочались в печени тяжелые свинцовые камни и снились чужие сны. На другом конце провода подняли, наконец, трубку. Голос сказал:
– Сторожка.
Тимофеев помолчал, потом заговорил быстро, словно спешил:
– Плохие дела, Вдовец. Пришлый освободил Фогеля. Понимаешь, что это значит? Это дурной пример. Того и гляди, что всякая двуногая сявка начнет поднимать голову. Фогеля я проучил, Фогель похитил книгу. Свободу почувствовал, старичок. Помирать собрался, решил под конец очиститься. Еженощная пытка смертью – хорошее наказание предателю. Вдовец, пока этот питерский здесь, не видать нам спокойной жизни. Печенка всю ночь болела. Двести лет не болела, а тут схватило – хоть помирай. Хоть клещами вытаскивай. Ладно, слушай. С Фогелем сделаешь так. Могилу старика раскопай, тело залей цементом, а гроб со всех сторон обнеси железной решеткой. И не забудь окропить железо водой из Змеева Яра. Как сделаешь, дай мне знать.
Высунув горячий язык, у ног хозяина лежала собака. Он грел об нее свои плоские ревматические ступни и рукой разглаживал шерсть. Не опуская трубку и продолжая гладить собаку, Тимофеев набрал новый номер.
– Это отдел культуры? Баранова? Кто из ваших отвечает за городской музей? Выходит, раз смотрителя нет, так и неси оттуда что хочешь? Поставить сторожа. Провести инвентаризацию. Все проверить. По моим сведениям из музея разворовывают экспонаты. Есть сигналы. Милиция в курсе. Так что, милая моя, срочно примите к сведению. На ваше место всегда найдутся желающие.
Тимофеев повесил трубку и откинулся на высоком кресле. Сверху над его головой со спинки из резного картуша смотрела темная буква Т. Та же самая буква была на перстне хозяина. Он прикрыл прозрачные веки и словно бы задремал. В кабинете было не по-утреннему сумрачно от наглухо задернутых штор. Хозяин не любил света. Он не любил солнца, луны и звезд. Он завидовал их покою. Он любил полумрак, и серый дождливый день, и ветер, разбивающий птичьи стаи и с волн срывающий пену. Бурный, безумный ветер, под которым сгибается человек. Как перед ним, хозяином.