Брайан Олдисс - Суперигрушки в другие времена года

Она вновь включила магнитофон, и музыка загремела на пределе.

Корабль вздрогнул — мировые линии на мгновение разошлись — и преодолел 25 световых лет, отделявших его от центра звездной катастрофы.

Послышался отвратительный визг металла; затем удар, запах озона, вспышка пламени, падение, бесконечное падение — невесомость… Растерявшись, Элоиза нашарила интерком. Посыпались слова:

— …блок взорвался… обратный удар электромагнитных полей… откуда мне знать, как справляться с этими штуками, когда они взрываются?.. помогите, помогите…

Голоса прервал рев аварийной сирены.

Ужас поднимался в ней, она нашарила висящее на груди распятие. И тут в нее вошел Люцифер. Она засмеялась от его самообладания и мощи.

Сразу же после прыжка он отлетел от корабля и плыл теперь параллельным курсом, со всех сторон окруженный расползающимися сквозь пространство беспокойными радугами. «Ворон» был для него не металлической сигарой, какой увидел бы его глаз человека, а сиянием, пылающим всеми цветами спектра. А сверху, над ним, виднелось ядро сверхновой, крошечное на таком расстоянии, но невообразимо, невероятно яркое.

«Не бойся (пришла его ласка). Я понимаю. Мы вышли в районе, где плазма более плотна. Корпус после прыжка был не защищен, а когда поле восстановилось — в вашем основном генераторе произошло короткое замыкание. Но вам ничего не угрожает. Вы можете сделать ремонт. А я — я купаюсь в океане энергии. Никогда я не ощущал в себе столько жизни. Идем, окунемся со мной в этот поток!»

Голос капитана Сцили словно ударил:

— Ваггонер! Передайте своему Возничему, пусть займется делом. Мы обнаружили источник излучения на пересекающемся курсе, и его мощность может оказаться слишком большой для наших экранов. — Он назвал координаты. — Что это такое?

На мгновение Элоиза ощутила идущую от Люцифера тревогу. Он изогнулся и помчался прочь от корабля. Но тут же мысль его, совершенно четкая, дошла до нее. У нее недоставало слов описать ужасающее великолепие, которое она теперь наблюдала с ним вместе: шар ионизированного газа диаметром в миллион километров несся на них сквозь дымку туманности прямо от обнаженного сердца звезды. Звука не было — пространство вокруг по земным меркам могло считаться чуть ли не идеальным вакуумом, — но она слышала идущий от него грохот, ощущала бьющую ключом ярость.

Она заговорила:

— Это сгусток извергнутой материи. Должно быть, при выбросе он получил вращательное движение, сконденсировался, и, благодаря трению и притяжению сверхновой, затормозился, оказавшись на кометной орбите. Звезда словно стремится окружить себя новорожденными планетами…

— Он врежется в нас раньше, чем мы будем в состоянии маневрировать, — заявил Сцили. — Если вы знаете какие-нибудь подходящие молитвы, можете к ним обратиться.

— Люцифер! — позвала она. Ей не хотелось умирать, если ему предстояло жить.

«Может быть, я смогу отклонить его, — произнес он со злостью, которой она раньше в нем не подозревала. — Я перепутаю свои и его поля, буду поглощать свободную энергию и постараюсь дестабилизировать его конфигурацию; да, возможно, мне удастся помочь вам. Но и ты помоги мне, Элоиза. Будем сражаться вместе».

И он яростно бросился навстречу несущейся на них Колеснице Джаггернаута[1].

Она чувствовала, как хаос электромагнитных пут впился в него. Чувствовала, как рвется он и мечется. И его боль входила в нее. Он боролся за себя, но это был и ее бой. Они вцепились друг в друга, Возничий и газовое облако. Формировавшие их силы сплелись, как руки богатырей. Ядро Люцифера полыхало; он приник силовыми полями к облаку, жадно пил его материю, тут же отбрасывая ее назад; струя реактивной отдачи прочертила небеса.

А Элоиза Ваггонер, разделяя жизнь его и борьбу, сидела на полу и колотила по нему разбитыми в кровь руками.

Время каплями утекало в прошлое.

Наконец она с трудом уловила сообщение, полное неимоверной усталости:

«Победа».

— Твоя, — простонала она.

«Наша».

В свои телескопы люди видели, как светящаяся смерть проходит мимо. Надежда воскресала в них.

— Возвращайся! — молила Элоиза.

«Не могу. Нет сил. Мы слились, облако и я, и падаем на звезду. (Казалось, робкая рука протянулась к ней, чтобы подбодрить.) Не волнуйся за меня. Пока мы падаем, я успею накопить энергию — за счет самой звезды, — а потом уйду по спирали. Разве я могу потерпеть неудачу, если возвращаюсь к тебе, Элоиза! Жди меня. Отдохни. Поспи».

И он послал ей образ своей мечты об огненных цветах, веселье, звездах, которые были ему домом.

Когда ее вели в госпиталь, она закричала. Пришлось сделать укол.

Он не понимал, что собирается противостоять такой чудовищной силе, что даже пространство и время деформируется под ее воздействием.

Скорость катастрофически увеличивалась — но только в его собственном восприятии; с «Ворона» за его падением наблюдали несколько дней. Свойства материи менялись. Ему никак не удавалось испустить достаточно сильный импульс, чтобы спастись.

Радиация. Частицы рождались, гибли и рождались заново, дождем и ветром проносясь сквозь его тело, и оно разрушалось, отшелушивалось слой за слоем. Ядро сверхновой вырастало перед ним слепяще-белым безумием. И оно сжималось, сжималось по мере его приближения, становясь все компактнее, все ярче, пока само понятие «яркость» не потеряло всякий смысл. А потом за него принялись силы гравитации.

«Элоиза! — пронзительно выкрикнул он в агонии. — О, Элоиза, помоги мне!»

Звезда поглощала его. Тело сделалось невероятно тонким, и невероятно длинным — и навсегда исчезло для глаз наблюдателей.

Когда корабль покинул окрестность сверхновой, капитан Сцили решил проведать Элоизу в госпитале. Фактически она была уже здорова.

— Знаете, я скажу, он был настоящим мужчиной, — пробормотал капитан. — Мы с ним совершенно разного происхождения, а он умер, спасая нас.

Она внимательно посмотрела на него, в глазах ее застыло гораздо больше льда, чем обычно.

Он едва разобрал ее ответ:

— Он — мужчина. Значит, он тоже обладает бессмертной душой.

— Ну… хм… если вы верите в такие вещи, то полагаю, да.

Она покачала головой:

— Иначе почему же он никак не успокоится?..

Капитан оглянулся на врача, но обнаружил, что они одни в тесном помещении с металлическими стенами.

— Что вы имеете в виду? — Он заставил себя погладить ее по руке. — Я знаю, он был вам верным другом. И все же сейчас он мертв. Скончался. Быстро, ярко, я не могу представить себе лучшую смерть.

— Для него… да, я согласна… Но… — Она была не в силах продолжать. Внезапно глаза ее закрылись. — Перестань! Ну пожалуйста!

Сцили пробормотал что-то успокаивающее и выскочил из помещения. В коридоре он наткнулся на Мазундара.

— Ну как она? — спросил физик.

Капитан нахмурился:

— Плохо. Боюсь, как бы она окончательно не свихнулась прежде, чем мы доберемся до ближайшего психиатра.

— Что, так скверно?

— Она считает, что может воспринимать его.

Мазундар с силой ударил кулаком по ладони:

— Этого я и боялся.

Капитан настороженно ждал.

— Она может, — сказал физик. — Конечно же, может.

— Невероятно! Он же мертв!

— Не забывайте о замедлении времени, — напомнил Мазундар. — Для нас — да, он исчез из поля зрения и погиб быстро. А по времени сверхновой? Оно же отлично от нашего. Для нас заключительная стадия звездного коллапса протекает бесконечное число лет. А для телепатии нет ограничений в пространстве. — Физик резко повернулся и зашагал прочь от госпиталя. — Он останется с ней навсегда.

Примечания

1

Колесница, использовавшаяся в религиозных церемониях индусов; ее колеса были утыканы шипами и серпами, она с бешеной скоростью мчалась по улицам, давя и калеча людей; смерть под ее колесами считалась священной; особенно же превозносились те, кто добровольно бросался ей навстречу.