Брайан Олдисс - Суперигрушки в другие времена года
— Слушай, Люцифер. Ты неоднократно об этом и раньше слышал, но я должен быть уверен, что ты все правильно понял. Твоя психология, должно быть, весьма отлична от нашей. Как ты вообще согласился сотрудничать с нами? Мне этого не понять. Техник Ваггонер говорит, что вы любопытны и предприимчивы. Это правда?
Но сейчас это не имеет значения. Через полчаса мы начинаем прыжок. Мы выйдем примерно в пятистах километрах от сверхновой. Там и начнется твоя работа. Ты можешь находиться там, куда мы не отважимся забираться, наблюдать то, что мы не в состоянии видеть, и ты расскажешь нам больше, чем могут хотя бы намекнуть наши приборы. Но сперва нам надо выяснить, сумеем ли мы выйти на орбиту вокруг звезды. Тебя это тоже касается. Мертвые люди не смогут вернуть тебя домой.
Итак, прыжок ты совершишь в поле нашего корабля, но потом, чтобы не нарушить твою внутреннюю структуру, нам придется развести защитные экраны. Мы окажемся в зоне смертельной радиации, и ты должен сразу же удалиться от корабля, так как мы включим генератор защиты через шестьдесят секунд после выхода из прыжка. Потом ты приступишь к наблюдениям. Условия там… — Сцили перечислил данные. — Но это лишь предположения. Ничего знать заранее мы не можем. Если ты почувствуешь опасность, немедленно дай знать на корабль и возвращайся к нему, чтобы мы могли прикрыть тебя экраном. Понял? Повтори.
Отрывистые слова полились из Элоизы. Изложено правильно, но сколько из сказанного она опустила?
— Очень хорошо. — Сцили заколебался. — Продолжайте ваш концерт, если он вам нравится. Но за десять минут до старта прошу быть наготове.
— Да, сэр. — Она не глядела на него.
Шаги капитана прозвенели по коридору и стихли.
«А как он произнес эти слова?» — спросил Люцифер.
— Он боится, — ответила Элоиза.
«???»
— Мне кажется, ты не знаешь, что такое страх, — сказала она.
«Может быть, ты покажешь?.. Нет, нет, не надо. Я чувствую, это неприятно. Тебе не должно быть больно».
— Мне не может быть страшно, пока твой мозг властвует над моим. (Тепло наполнило ее. Веселье играло, проскальзывало маленькими искорками, как тогда, когда она была еще ребенком. Было лето. Отец брал ее за руку, они гуляли вместе и собирали полевые цветы; веселье пенилось с силой и мягкостью Баха и Бога.)
Люцифер мчался по радужной дуге вокруг корабля. Искры танцевали позади.
«Думай снова о цветах. Пожалуйста».
Она попробовала.
«Они вроде… (Очень близкий образ: фонтаны, распускающиеся, словно разноцветные бутоны с лепестками из рентгеновских лучей; и свет, всюду свет.) Но такие крошечные, и от них такое недолгое удовольствие».
— Даже не верится, что ты смог понять это, — прошептала она.
«Это ты поняла за меня. Я ничего подобного не видел, пока не появилась ты».
— Но ты видел так много другого… Я пытаюсь разделить твои чувства, но мне не понять даже того, что такое звезда.
«Откуда вам, рожденным на планете, знать это. Но ты можешь коснуться ее».
Щеки ее снова раскраснелись. Пришла мысль, контрапунктом вплетенная в ликующую музыку:
«Кто я такой, ты знаешь? Для тебя я: огонь и воздух. Я не испытывал свежести ветров и тяжести земли, пока ты не подарила мне это. Ты — лунный свет над океаном».
— Нет, не надо, — попросила она. — Пожалуйста.
Смущение:
«А почему нет? Ты обижаешься на шутки? Тебе они не нравятся?»
— Я… я считаю, что это правда… — Она резко откинула голову назад. — Нет! Будь все проклято, если я начну еще испытывать вину перед собой!
«Что начнешь? Разве мы живем не в реальности, которая — море звезд и песен?»
— Да. Для тебя. Научи меня.
«Если ты станешь учить меня».
Мысль прервалась, но контакт остался, бессловесный, какой — она частенько это воображала — обязательно должен объединять любовников.
Она сердито покосилась на шоколадное лицо Мотилала Мазундара, когда физик появился в дверях.
— Что вам угодно?
Он удивился:
— Ничего, я хотел посмотреть, все ли у вас в порядке, мисс Ваггонер.
Она прикусила губу. Физик гораздо старательнее, чем большинство людей на корабле, пытался быть любезным с ней.
— Простите, — сказала она. — Я не собиралась на вас рычать. Нервы.
— У нас у всех они на пределе, — улыбнулся он. — Все взволнованы этой рискованной затеей; как хорошо будет вернуться домой, правда?
Домой, подумала она. Четыре стены, комната с окнами на грохочущую улицу. Книги и телевизор. Она представила себе свой доклад на ближайшей научной конференции… Но ведь когда конференция закончится, никто не пригласит ее на ужин.
«Я такое страшилище?.. — удивилась она. — Наверное, я не из тех, на кого приятно смотреть, но я стараюсь быть милой и интересной. Может быть, я слишком стараюсь?»
«Только не со мной», — сказал Люцифер.
— Ты не такой, как все, — ответила она.
Мазундар заморгал:
— Простите?
— Не обращайте внимания, — поспешно произнесла она.
— Знаете, я всему этому поражаюсь, — сказал Мазундар, пытаясь поддержать разговор. — Допустим, Люцифер подойдет вплотную к сверхновой. Вы сможете его услышать? А как же эффект замедления времени, не будет ли он влиять на скорость его мышления?
— А есть такое, замедление времени? — Она попробовала хихикнуть. — Я же не физик, я всего-навсего глупенькая библиотекарша, которую уволили за ее жуткие способности.
— А вы не знаете? Странно. Мне казалось, на лекции все присутствовали. Интенсивность гравитационных полей так же воздействует на время, как околосветовая скорость. Грубо говоря, процессы протекают более медленно, чем в открытом космосе. Это так же, как свет от массивной звезды сдвинут к красному участку спектра. В ядре нашей сверхновой содержатся чуть ли не три солнечные массы и у него теперь такая плотность, что сила притяжения на поверхности… хм, невероятно велика. Таким образом, по нашим часам пройдет немало времени, прежде чем ядро сожмется до радиуса Шварцшильда; хотя для наблюдателя на звезде процесс коллапсирования происходит довольно быстро.
— Радиус Шварцшильда? Не будете ли вы любезны объяснить? — Элоиза почувствовала, что с ее помощью Люцифер тоже слушает.
— Если мне только удастся сделать это без математики. Видите ли, масса, которую мы собираемся изучать, настолько велика, а плотность ее столь высока, что там нет сил, способных противостоять гравитации. Поэтому сжатие будет продолжаться, пока излучение уже не сможет преодолевать гравитацию. И тогда звезда как бы исчезнет из Вселенной. Однако, если верить теории, сжатие будет продолжаться до нулевого объема. Конечно, как я уже сказал, с нашей точки зрения это будет длиться очень долго, настолько, что у нас пропадет всякий интерес. К тому же теория не учитывает квантомеханических взаимодействий, которые начинают проявляться в конце. Все это до сих пор не очень-то ясно. Я надеюсь, что наша экспедиция привезет много новых данных. — Мазундар пожал плечами. — И все равно мне непонятно, мисс Ваггонер, почему предполагаемое искажение времени не помешает нашему приятелю поддерживать связь с кораблем даже вблизи звезды.
— Я сомневаюсь в вашей правоте. — Люцифер заговорил, и Элоизе казалось, что никто, кроме нее, не знает, как это приятно, когда ты нужна тому единственному, кто думает о тебе. — Телепатия — не волновой феномен. Иначе и не может быть, поскольку мысль распространяется мгновенно. Для нее нет ограничений в расстоянии. Скорее, это вид резонанса. Оказавшись созвучными, мы двое можем вступать в контакт хоть через все просторы мироздания, и я не знаю ни одного природного явления, которое смогло бы нам помешать.
— Будем надеяться. — Мазундар внимательно посмотрел на нее. — Спасибо, — неловко произнес он. — Ах… да… мне следует идти на свой пост. Всего хорошего.
Элоиза попросту не заметила, как он ушел, так и не дождавшись ответа. В мозгу ее царили пламя и песня.
— Люцифер! — громко выкрикнула она. — Это правда?
«Мне так кажется. Весь наш народ — телепаты, мы в этом разбираемся лучше вас. И наш жизненный опыт говорит, что для телепатии нет преград».
— А ты всегда сможешь быть со мной? Ты меня не покинешь?
«Если ты того хочешь, я буду только рад».
Танцевало и изгибалось тело-комета, негромко посмеивался мозг из огня.
«Да, Элоиза, я так рад навсегда остаться с тобой. Еще никто даже… Счастье. Счастье. Счастье».
Они назвали тебя даже правильнее, чем им кажется, хотела сказать она, а может быть, и сказала. Они думали, что назвав тебя именем дьявола, они превратят тебя в такого же крохотного и беспомощного, как они сами. Но на самом-то деле Люцифер — это не имя дьявола. Это означает всего лишь — Светозарный. Один из римских офицеров даже к Христу обращался, называя Люцифером. Прости, Господи, я знала об этом, здесь я бессильна что-либо изменить. Слышишь ли Ты меня? Я понимаю, он не христианин, но ему, наверное, и невозможно им быть, он даже не ведает, что есть грех. Люцифер, Люцифер…
