Анатолий Радов - Нулевая область
– Здоров, дедуля! – прокричал Пашка – Мы водку на картошку меняем!
Деду на вид было не меньше восьмидесяти, потому Пашка старался орать как можно громче. Но дед перебил его.
– Не ори – сказал он – Не глухой я, слышу. И как меняете?
– Бутылку на ведро.
Дед рассмеялся беззубым ртом.
– Хитрый – он поднял палец и шутливо погрозил – А ты присядай рядом.
Пашка слегка напрягся. Хрен его знает этих глубоких сельчан. Чё ему терять? Сейчас как саданёт свиноколом в бок и будет дальше смеяться.
– Не дедуль, я постою – попытался отмазаться Пашка.
– Да не бойси – мягко проговорил дед – У меня тут вот что – он полез рукой за спину и извлёк оттуда бутылку – Это, внучок, самогон. Давай выпьем.
Пашка помялся. Выпить оно конечно хорошо, но неприятное ощущение всё ещё ворочалось внутри.
Дед достал из-за спины два гранёных стограммовых стаканчика.
– Приседай – повторил он – Давай махнём помаленьку.
– Ладно, дед – кивнул Пашка – Давай махнём.
Он присел на корточки напротив деда, который уже разливал по стопкам свой самогон.
– Тока смотри внучек, он у меня крепкий.
– Ничё – улыбнулся Пашка. Он вдруг глупо представил, что в его руках сейчас честь всех городских, и ударить в грязь лицом ему никак нельзя.
– Ну, давай – коротко сказал дед, и махом опустошил свою стопку. Пашка повторил за ним.
Самогон и впрямь был крепковат, но никак не больше шестидесяти градусов. Пашка шумно и с неким облегчением выдохнул. Он ожидал чего-то большего, и на его лице нарисовалась довольная ухмылка.
– Так что насчёт водки, дед? – спросил Пашка, грызя огурец, который ему прямо в руку сунула бабка. Угостив Пашку, она снова заспешила по своим сельско-домашним делам.
– А не нужно – дед махнул рукой – У нас своего самогона хватает.
– Жаль – Пашка с интересом посмотрел на деда – А сколько тебе лет, дедуля?
– Девяноста два.
– Врёшь – не поверил Пашка – Щас мужики по столько не живут.
– Это у вас в городе не живут, а у нас живут. Я вот свой самогон пью, и потому живу. А вы вашу бурду пьёте, и потому как мухи мрёте.
– Ну ты дед поэт – усмехнулся Пашка – А ты откуда знаешь, что я городской?
– Да по тебе ж видно. Хлипкий весь, болезненный.
– Слышь, дедуля, а до Чёрной рощи далеко отсюда?
Дед с интересом поглядел на Пашку.
– А ты чи учёный? – спросил он, повторно разливая самогон по стаканам.
– Причём тут учёный? – не понял Пашка.
– Да приезжали тут давно как-то, не помню, лет тридцать назад, что ли, учёные – дед выпил и довольно фыркнул – Тоже Рощу спрашивали. Так где ж её взять? – Дед пьяно улыбнулся.
– У-у, дедуля – Пашка хмыкнул – Тебя по ходу уже накрыло не шутейно. Ты сколько с утреца самогона своего выпил-то, а? Небось уже бутылочку?
Дед ехидно захихикал.
– Ладно, дедуля – Пашка поднялся, не рискнув выпить вторую дозу угарного пойла – Пойду я! – громко сказал он, глядя на захмелевшего старичка – Пока не упился с твоего самогона, как ты. Так что, не поменяешься?
– Не-а – улыбаясь сказал дед – Не нужна ваша дрянь.
Пашка развернулся и быстро зашагал к калитке.
– Может и правда всё дело в том, что мы жрём дрянь, пьём дрянь и дышим дрянью? – думал Пашка, жуя сочный огурец.
Возле машины мужики получали своё вознаграждение.
– Надо же, как быстро – прошептал Пашка и припустил трусцой.
– Ну чё? – встретил его вопросом Макс.
– Да ни чё – ответил Пашка – Там дед какой-то замороченный живёт с бабуськой своей. Пьёт только личный самогон. Мне ваша дрянь на хер не нужна – пытаясь спародировать деда, проговорил Пашка – В общем, облом полный. А эти чё, так быстро справились?
– Мастера, блин – улыбнулся Макс – У нас же золотые люди ни за грош пропадают, понимаешь? Спиваются, бля. Ладно, прыгай в машину.
Солнце успело подняться в зенит, и от жары Пашке стало плохеть. Он вяло смотрел сквозь лобовое стекло на сельскую улицу. Улица была пустынна, ни пьяного, ни трезвого.
– По ходу сидят по своим хатам, доморощенный самогон хлещут – подумал Пашка, чувствуя, как тяжелеют веки, и по всему телу разливается тягостная, водочная истома.
– Эй, ты чё? – спросил Макс, бросив беглый взгляд на друга – Решил прикемарить что ли?
– Да чё-то меня от дедулькиного самогона накрыло неслабо – пробормотал Пашка, и вволю зевнул.
– Так ты ещё и самогона успел накатить? – Макс хмыкнул – А ты думаешь мне в прикол машину вести? Я бы щас тоже нахерячился и спать завалился – Макс чуть повысил голос – Давай, блин, просыпайся.
– Ладно тебе, не начинай – буркнул Пашка – А куда мы едем, кстати?
– А фик его знает. Остановиться и грибов что ли пособирать?
– А давай в Рощу ломанём – Пашка чуть наклонился вперёд и помотал головой, сбрасывая сонливость – Туда по ходу никто не ездит, может там и втюхаем народу водяру?
– Там по ходу и дороги нормальной нету – Макс успокоился, видя, что друг борется с пьяным сном – Гравийка небось.
– Да пофик, у нас же вездеход.
Макс и Пашка рассмеялись, вспомнив, как пару недель назад, одна сельская бабулька назвала их старую «двойку» вездеходом. Они тогда съехали с холма и оказались прямо перед приличного размера посёлком. В багажнике стоял большой ящик, наваленный до краёв шампиньонами.
Впереди, прямо на дороге, раскинулась непонятная то ли лужа, то ли то, что в детстве называется просто, без всяких ухищрений – кеся-меся. Макс остановил машину и выглянул в окно.
Та сельская бабулька, которая окрестила их машину громким имечком, ковыляла навстречу, опираясь на сухонькую, как и она сама, кривенькую трость. Она с интересом поглядывала на высунувшегося из окна машины паренька и видимо, по-старчески надеялась, что тот заговорит с нею. Но Макс молчал, задумчиво разглядывая непонятную лужу.
Бабке стало невтерпёж, её распирало от любопытства и она, остановившись напротив водительской дверцы, заговорила первой.
– Чаво эт ты там высматриваешь? – спросила она трясущимся голосом – Чаво интересного?
– Да смотрю бабуль – заговорил Макс – Проедем мы через эту лужу или нет?
– Да проедете, проедете – торопливо и довольно принялась уверять бабуля, обрадованная подвернувшимся разговором – Туточки все у нас проезжают.
Вот тогда-то она, обведя автомобиль взглядом знатока, и выдала свою фразочку.
– У вас же вездеход. Проедете, проедете. Езжайте, у нас тут все проезжают.
Макс поблагодарил бабулю за дельный совет, и доверяя её, судя по её виду, многовековому жизненному опыту, повёл свой вездеход прямо в коричневую, невнятную субстанцию. Вездеход уселся в этой субстанции по самое днище.
В зеркале заднего вида торопливо удалялась бабка, осознав, что она дала маху. Макс, матерясь выбрался из машины, после чего попытался выбраться из субстанции. Китайские джинсы до колен превратились в сплошную грязь, а Пашка сидел в «вездеходе», как обычно догоняясь из горла, и предчувствуя, что в течении последующего часа придётся сильно попотеть.
Но последующий час со всем его потением ничего не дал. Машина садилась только глубже, лицо Пашки было забрызгано грязью и выражало крайнюю степень недовольства.
– Всё, нафик! – кричал он, отлепляя от себя куски грязи – Не буду я больше толкать. Во-первых, я устал, во-вторых, я уже весь в грязюке, а в-третьих, она только глубже садится.
– Так чё мы тут теперь, ночевать что ли будем? – желваки Макса бешено двигались туда-сюда – Интересно, где сейчас эта бабуля? – думал он, нехорошо улыбаясь.
Проходящий мимо местный и хмельной мужик, посоветовал пойти к трактористу.
– И чё вы сюда попёрлись? – спрашивал он, недоумённо пожимая плечами – Здесь же стадо туда-сюда каждый день гоняют, то на выгон, то с выгона. Они ж тут намесили, у-у, дай боже. Василич на своём ЧТЗ и то бывает буксует.
Пашка сходил к Василичу, но тот оказался невменяем после посиделок со своим соседом. Жена Василича минут пять материла мужа, затем посочувствовала объяснениям Пашки, и бесплатно дала двухлитровую банку парного молока. Когда Пашка вернулся назад с ополовиненной банкой и молоком на губах, машина уже стояла на сухом и вполне твёрдом месте, а Макс ковырялся в карманах, выгребая из них последнюю мелочь.
– Всё мужики – говорил он троим заляпанным грязью помощникам – Больше нету, честное слово.
Но видимо того, что было дадено, хватало, и мужики довольно балагуря меж собой, без особых претензий исчезли из поля зрения.
Бензин закончился за три с половиной километра от города. Отсутствие денег пополнить его запасы на встречающихся заправках не позволило, и всю ночь Макс и Пашка толкали свой «вездеход» вручную, вспоминая бабулю и небескорыстную помощь сельчан.
Позади остался последний дом Курганинского, и снова за окнами поплыли холмы и луга. Пашку однообразные виды и монотонный гул двигателя всё-таки сподвигли на крепкий сон, и он оперевшись головой на стекло дверцы, уснул. Макс, плюнув на попытки поддерживать разговором бодрствующее состояние друга, молча смотрел на дорогу. Через пару километров асфальт кончился, и как и предполагал Макс, началась гравийка. Машину затрясло, и Пашкина голова пару раз прилично ударялась о стекло, но Пашка только бормотал что-то невнятное, и из глубокого сна ни на секунду не вернулся. Ещё через километров пять Макс заметил лёгкий туман окруживший машину.
