Михаил Костин - Живое и мертвое
По стенам домов ползут вверх и вниз подъемники, несут грузы и людей. По нескольку штук на каждом доме. Улочки между домами узкие, крохотные. Снуют люди. Немного. Ведь люди по Витано редко ходят без дела. Особенно днем. А по делу еще реже, потому как работа большинства горожан не способствует передвижению.
Подъемник не спеша добрался до верхних этажей. Стали видны зеленые заросли. Повеяло запахами земли и фермерского хозяйства. Звуки здесь тоже были уже не городскими. Из тех, что слышны были внизу, остался только скрип ворота и натужное кхеканье рабочего.
Ворот скрипнул в последний раз. Площадка подъемника вздрогнула и замерла над бездной в двадцать три этажа и сколько-то там еще подземных уровней.
Винни огляделся. Во все стороны убегали зеленые равнины. Участки делились на ровные квадраты и прямоугольники. Одни из них были утыканы грядками, другие тянулись ввысь ветвями плодовых деревьев, где-то колосились злаки, в иных местах по зеленому лугу гуляла скотина.
Здесь, наверху, о городе напоминали только границы геометрически правильных участков. Издалека они смотрелись черными провалами, а по сути провалами они и были. Впрочем, границы эти были весьма условны. Превращенные в фермерские хозяйства крыши небоскребов соединялись между собой навесными мостиками. Веревочные конструкции с дощатыми поперечинами выглядели хлипко и пугающе раскачивались на ветру. Но Винни знал, что за все время существования Витано ни один такой мостик не рухнул и ни один человек с него не сорвался. А других доказательств надежности и не требовалось.
С крыш вообще не падали, несмотря на кажущуюся опасность предприятия. Сконструированы крыши-хозяйства были таким хитрым образом, чтобы защитить жителей верхних этажей от протеканий, а фермеров и случайных гостей от возможности случайно свалиться вниз. Была ли в этих конструкциях задействована магия или они существовали только благодаря гению инженерной мысли, Винни не знал. Невозможная, казалось бы, сельская жизнь уровнем выше городской существовала в Витано столетиями, подтверждая своим существованием гениальность создателей.
— Чего застыл? — пихнул в бок Митрик.
Винни отвлекся от созерцания полей и огородов и уставился сперва на рабочих, затем на приятеля.
— А?
— Пошли уже, — поторопил Митрик.
Винни послушно соскочил с площадки подъемника и устремился на зеленую крышу. Трава шевелилась на ветру, как живая. Захотелось разуться и пройтись по ней босиком, почувствовать ее щекотание.
— До свидания, господин, — вежливо попрощался тот из рабочих, что крутил ворот. Двое других уже поспешно, как муравьи, тащили куда-то мешки.
Винни, ушедший уже довольно далеко, вежливо кивнул и помахал рукой. Не орать же, в самом деле. Митрик, который оказался ровно посередине между Винни и рабочим, бросил назад бодрое «счастливо!» и поторопился вслед за приятелем.
Винни топал, задумчиво глядя под ноги. Митрик подумал, что, должно быть, друга что-то беспокоит.
— Я вот иногда думаю: эти мужчины, — проявился вдруг голос Винни, подтверждая догадки приятеля. — Им ведь лет по сорок. Они много лет работают на благо Витано. А я всего лишь окончил школу и учусь в Академии. Почему они мне говорят «господин», а не я им?
— Потому что у тебя мозгов больше, — не задумываясь, откликнулся Митрик. — Ты мог бы окончить три класса и крутить ворот. Или таскать мешки после четырех классов. Но ты умнее, значит, ты рожден для другой работы. Какой именно — станет ясно, когда закончишь обучение.
— Это несправедливо. Он ведь сделал больше, чем я. Я же еще вообще ничего не сделал, только учусь.
— Сделаешь потом. Это жизнь. Ты же знаешь правила. Тот, кто не может учиться, становится рабочим. Тот, кто учится плохо или средне, становится ремесленником, пекарем там или плотником. А тот, кто учится хорошо и попадает в Академию, работает в министерствах. В общем, кто добивается большего, тот и господин. Представляешь, что было бы, если б этот рабочий вдруг однажды решил не вертеть больше ворот, а пойти работать в министерстве? Что бы стало с министерством? И кто бы тогда стал крутить ворот? В этом мире все справедливо, Винька. Когда этот дядька учился, у него была возможность делать это усерднее, окончить школу, поступить в Академию. Равные возможности, понимаешь. А он вместо этого вылетел из школы и пошел крутить ворот. Значит, такая у него судьба. И незачем тому, кто крутит ворот, печь хлеб или конструировать дома.
— Но ведь…
— Он упустил свои возможности. Значит, он всю жизнь будет крутить ворот. Витано кончится в тот день, когда кто-то решит поступить иначе. Это не я сказал, это Кодекс Жизни.
Ветер теплой волной гулял над полями и огородами. Ласково, словно пытающаяся добудиться мама ранним утром, тормошил волосы. Вместе с ветром прилетели теплые запахи молодой зелени и коровьего навоза. Сидевший на траве Винни вдохнул полной грудью и зажмурился, подставляя лицо солнцу. Из головы уходили остатки мыслей.
Думать не хотелось. Зачем? Винни любил бывать здесь, над городом, именно потому, что здесь не нужно было думать. Нет, не то чтобы не думать вовсе. Но не так жестоко, расчетливо и цинично, как в городе. Хотя, безусловно, свой расчет был и здесь.
Жизнь в деревнях над городом была совершенно иной. Менее обустроенной, более простой, близкой к чему-то первозданному и потому существенно уютной, что ли. Здесь было легко и спокойно. И хотя перед фермерами ставились сложные и трудновыполнимые зачастую цели и задачи, но при своей трудоемкости цели эти были честнее, что ли. И думать здесь надо было о деле, природе и людях, а вовсе не о том, как играть свою социальную роль, и уж тем более не о том, как бы строить дело, с улыбкой мороча того, кто морочит голову тебе.
Фермерские хозяйства жили будто сами по себе. Они, безусловно, зависели от города внизу, но при желании могли прожить и без него. Канализация, вымывающая нечистоты в ров, окружающий городскую стену, работала исправно на любой высоте. Продуктами питания фермеры были обеспечены. В специальных баках накапливалась и хранилась дождевая вода, а на складах имелся некоторый запас материалов и инструмента. Так что если бы деревни вдруг оказались отрезанными от города, проблемы выжить не возникло бы. Впрочем, иногда, в неурожайные годы, деревням приходилось обращаться за помощью к магам, и те находили какие-то магические возможности добывать продукты буквально из ниоткуда. Как это делала Гильдия и почему нельзя было создавать пищу постоянно, а не только в случае форс-мажора, не прибегая к фермерству, Винни объяснить, конечно, не мог.
— Хорошо, — Винни улыбнулся и открыл глаза.
Митрик, сидевший рядом, благостного настроения приятеля не разделял.
— Чего тут хорошего? Дерьмом воняет. Солнце слепит. Ветер дует. Бр-р-р, — Митрик подумал и добавил: — Хотя внизу тоже противно. Скорее бы уже закончить учебу и сбежать отсюда.
Винни подался вперед и с удивлением вылупился на друга.
— Куда сбежать?
— За стену, — пожал плечами Митрик.
За стену был только один выход — стать следопытом. Но это было весьма опасным предприятием и потом надо было иметь недюжинные способности. Быть следопытом Витано считалась огромной честью, и из сотен молодых претендентов, что каждый год собирались на главной площади, выбирали лишь несколько десятков. Счастливчики проходили двухлетний курс обучения и тренировок, после чего отправлялись в Пустошь. Винни знал, что Митрику такая удача не светит. И хотя декан Урвалл был прав, говоря, что все мальчишки мечтают стать следопытами, Винни казалось, что Митрик уже вышел из розового детства, когда люди ярко мечтают, не способные трезво мыслить, реально оценивать свои способности и возможности.
— Ты что же, хочешь следопытом быть? — искренне удивился Винни.
— Ты будто не хочешь, — огрызнулся Митрик.
— Не хочу, — честно сознался Винни, но приятель не поверил.
Взгляд у Митрика стал недоверчивым. Не поверил он, явно не поверил.
— Это ты декану заливай, — ехидно ухмыльнулся Митрик, подтверждая догадку Винни. — Мне не надо.
Винни стало обидно. Он поднялся на ноги и пошел к бездонному краю зеленого поля.
— Винька, ты чего, обиделся, что ли? — догнал его голос Митрика.
«В самом деле, а чего тут обижаться?» — подумал Лупо и повернул назад.
— Не обиделся, — буркнул он приятелю. — И я не вру.
— Ну да, — Митрик даже присел под тяжестью сомнений. Лицо Винни было как никогда серьезным, и повода для недоверия вроде не было. Но то, что он говорил утром господину Урваллу, звучало так, будто… было враньем. Причем, не гадкой ложью, а сказкой, какую умный человек расскажет могущественному, чтобы убедить его в своей преданности лично ему и его могуществу в целом.
Винни кивнул.
