Роберт Хайнлайн - Дорога Славы

Сержант бумажных дел вызвал меня к себе и показал мне это с лицом, сияющим от невинного торжества.

— Только вот “попутного транспорта”-то и нет, солдат. Так что закидывай свою задницу на борт “Генерала Джонса”. Ты отправляешься в Сиэтл, как я и сказал.

Я знал, что он имеет в виду: единственный транспорт ходил на запад редко-редко и отправился в Сингапур 36 часами раньше. Я уставился на свою депешу, раздумывая о кипящем масле и прикидывая, не задержал ли он ее у себя как раз настолько, чтобы я под ней не уплыл.

Я покачал головой.

— Я попытаюсь поймать “Генерала Смита” в Сингапуре. Будьте настоящим человеком, сержант, и оформите мне приказик на него.

— Твой приказик оформлен на “Джонса”. В Сиэтл.

— Черт возьми, — сказал я задумчиво, — кажется, мне впору пойти показаться капеллану.

Я быстренько растворился, но не с тем, чтобы повидать капеллана. Я отправился на летное поле. Потребовалось пять минут, чтобы выяснить, что ни один пассажирский или американский военный самолет не вылетал на Сингапур в нужное для меня время.

Однако вечером в Сингапур вылетал австралийский военный транспортник. Австралийцы не являлись даже “Военными Советниками”, но часто торчали неподалеку в качестве “Военных Наблюдателей”. Я отыскал штурмана этого самолета, лейтенанта ВВС, и выложил ему обстановку. Он расплылся в улыбке и сказал:

— Всегда найдется местечко еще для одного. Колеса поднимаем вскоре после чая, вероятно. Если старушка согласится взлететь.

Я знал, что согласится. У них была “Мокрая Курица”, тип С-47, в основном из заплат, и один бог знает сколько миллионов миль. Она доберется до Сингапура на одном моторе, если ее попросить. Я понял, что счастье мне не изменило, как только разглядел эту присевшую на поле конструкцию из маскировочной пленки и клея.

Четырьмя часами позже я был в ее утробе, а шасси убрано.

Я отметился о прибытии на борт ВТС США “Генерал Смит” на следующее утро, изрядно промокший, — “Гордость Тасмании” прошлой ночью летела сквозь грозы, а главная слабость “Мокрых Куриц” в том, что они протекают. Но кто станет хаять прозрачный дождичек после грязищи джунглей? Корабль отправлялся в тот же вечер, что меня изрядно порадовало.

Сингапур похож на Гонконг, только плоский, одного дня было достаточно. Я выпил разок в старом “Рэффлз”, другой в “Адельфи”, побывал под дождем во Всемирном Парке развлечений, прошелся по Аллее Менял, зажав в одной руке деньги, в другой предписание, и купил билет Ирландского Тотализатора.

Я в азартные игры не играю, если вы согласны с тем, что покер — это искусство. Однако это было подношением богине фортуны, благодарностью за длинную полосу везения. Если бы она вздумала ответить 140 тысячами долларов США, я бы их ей в лицо не швырнул. А если нет… Ну, номинальная стоимость билета была один фунт, т. е. 2,80 американских доллара. Я заплатил 9 сингапурских долларов, или 3 американских, — невелика роскошь со стороны человека, только что выигравшего бесплатное кругосветное путешествие, не говоря уже о том, что он целым и невредимым выбрался из джунглей.

Но я тут же получил сполна на все свои три доллара, когда вылетел из Аллеи Менял, спасаясь от пары дюжин других ходячих банков, горящих желанием продать мне свои билеты за сингапурские доллары, любой вид валюты или мою шляпу, если я ее выпущу. Я добрался до улицы, подозвал такси и велел водителю отвезти себя к лодочному причалу. Это была победа духа над плотью, потому что я подумывал, не урвать ли мне шанс понизить колоссальное биологическое внутреннее давление. Добрый старый Гордон “Шрам-на-роже” ужасно долго играл в детство, а Сингапур — это один из Семи Греховных Городов, где можно достать все, что угодно.

Я не подразумеваю под этим, что остался предан Девушке с Соседнего Двора. Та юная леди там, дома, от которой я больше всего Узнал о Мире, Плоти и Дьяволе, во время потрясных проводов в ночь перед тем, как меня забрили, порвала со мной, когда я еще был новобранцем. Я чувствовал к ней благодарность, но не привязанность. Она вскоре вышла замуж, сейчас у нее двое детей, и все они не мои.

Настоящая причина моего биологического неудобства была в географии. У этих коричневых братишек, с которыми и против которых я воевал, у всех были коричневые сестрички, значительную часть которых можно было заполучить за определенную цену или даже pour l’amour ou pour le sport.[7]

Они в течение долгого времени были единственным блюдом в тамошнем меню. Медсестры — так они же офицеры, а редкие специалистки из вспомогательных служб, которые добирались туда из Штатов, блокировались даже прочнее, чем медсестры.

Я не имел ничего против коричневых сестричек из-за того, что они коричневые. Лицо у меня было такое же коричневое, как у них, за исключением длинного розового шрама. Я провел между нами черту из-за ого, что они маленькие.

Во мне было 190 фунтов мускулов без капельки жира, и я никогда не мог себя убедить, что женщина ростом в 4 фута 10 дюймов,[8] весом меньше 90 фунтов и лет двенадцати на вид — на самом деле взрослая, действующая по собственному желанию. Мне это представлялось чем-то вроде установленного законом обязательного изнасилования и приводило к психической импотенции.

Сингапур был похож на место, где можно было найти высокую девочку. Но когда я вырвался из Аллеи Менял, я вдруг невзлюбил людей, больших и маленьких, и отправился на корабль — и, вероятно, избавил себя от сифилиса, купидонова катара, мягкого шанкра, китайской гнили, триппера и ножного лишая — мудрейшее решение из всех сделанных мной с тех пор, как в 14 лет я не согласился бороться со средних размеров аллигатором.

Я по-английски сказал водителю, какой мне нужен причал, повторил то же по памяти на кантонезском (не слишком хорошо; в этом языке девять тонов, а все, что я учил в школе, — это французский и немецкий), я показал ему карту с отмеченным причалом и его названием, напечатанным по-английски и нарисованным на китайском.

Всем, кто сходил с корабля, давали подобную карту. В Азии любой шофер такси говорит по-английски достаточно, чтобы отвезти вас в район Красных Огней и в магазины, где можно “купить по дешевке”. Но он ни в какую не может разыскать ваш причал или лодочную пристань.

Мой “шеф” послушал, глянул на карту и сказал:

— Ясно, приятель. Усвоил, — затем сорвался с места, обошел угол на визжащих шинах, покрикивая тем временем на тележки разносчиков, на кули,[9] на детей и собак. Я расслабился, довольный, что нашел себе этого таксиста среди тысяч.

Вдруг я выпрямился на сиденье и заорал, чтобы он остановился.

Я должен кое-что объяснить: заблудиться я не могу.

Может, это талант “пси”, вроде той чепухи, которую изучают в Дюке. Мама говаривала, что у ее сыночка “шишка направления”. Назовите, как хотите, мне было шесть или семь, прежде чем до меня дошло, что другие могут заблудиться. Я всегда знаю, в какой стороне север, направление на пункт, куда я отправился, и расстояние до него. Я могу вернуться прямо или пройти по своим следам, даже в темноте и в джунглях. Это было главной причиной тому, что меня в свое время опять повышали до капрала и обычно пихали на сержантскую должность. Патрули, которые вел я, всегда возвращались — я имею в виду уцелевших.

Это было неплохо для городских мальчиков, которые и вообще-то не хотели торчать в тех джунглях.

Я заорал, потому что шофер вильнул направо, когда должен был вильнуть налево, и намеревался выйти под прямым углом на собственный след.

Он прибавил газу.

Я завопил снова. Он больше не понимал по-английски.

Ему пришлось остановиться из-за затора в движении, но не раньше, чем спустя несколько поворотов в одну милю. Я вылез, а он выскочил вслед за мной и стал вопить на кантонезском и показывать на счетчик своего такси. Нас окружили китайцы, подбавившие гаму, а малыши то и дело дергали меня за одежду. Я стоял, не снимая руки с денег, и всерьез обрадовался, заметив полицейского. Я заорал, чтобы привлечь его внимание.

Тот пробирался сквозь толпу, размахивая длинным жезлом. Он оказался индусом; я спросил его:

— Вы говорите по-английски?

— Конечно. И американский я понимаю.

Я объяснил ему мое положение, показал карту и сказал, что шофер посадил меня в Аллее Менял и гонял по кругу.

Фараон кивнул и заговорил с шофером на каком-то третьем языке — малайском, как мне показалось. Наконец фараон сказал:

— Он не понимает английского. Он думал, что вы велели ехать в Джохор.

Мост на Джохор находился на максимальном расстоянии от якорной стоянки, на которое можно уехать, оставаясь все же на острове Сингапур. Я сердито сказал:

— Черта с два он не понимает английского.

Фараон пожал плечами: