Уильям Котцвинкл - Доктор Рэт
Нет смысла противоречить им. На самом деле, для них нет возможности узнать о проживающем где-то высоко-высоко старом существе, известном как Непревзойденная Лень. Никто из других животных никогда не видел его, потому что он провел всю свою жизнь на одной и той же ветке и совершенно сросся с лишайниками. Удивительный экземпляр. Не было такого случая, чтобы я не сравнил себя с ним.
Говорят, что он до удивления стар, и изо всех сил сохраняет свою жизнеспособность. Мама говорила мне о нем, а ей о нем говорила ее мама. Он находится на этой высокой ветке уже много поколений, продолжая неподвижно висеть. У него был дядя, Восхитительный Ленивец, которого подстрелили охотники. Восхитительный не двинулся даже когда в него попала пуля, и продолжал висеть там, пока не сгнил.
– А ну, стряхните с ветки этого ленивца!
Легче влезть на гору, приятель. Ленивца нельзя сбросить с его ветки.
– Эй ты, ужасный ленивец! Разве ты не знаешь, какая это важная встреча?
Я продолжаю висеть здесь, разглядывая восхитительный узор на листьях. Вы можете увидеть множество удивительных мелких деталей, если будете смотреть спокойно, полуприкрытыми глазами. Все соединяется так удивительно и прекрасно, голоса вновь сливаются вокруг меня, и поблескивающие листья медленно тают, превращаясь в замечательную теплую лужу. Нет лучшего наслажденья, чем висеть, находясь на самой границе сна. Мы, ленивцы, обладаем методом достижения совершенства. Другие животные быстро засыпают и теряют все самые тонкие нюансы сна.
Но я погружаюсь в сон очень медленно, как сок, двигающийся по стволу дерева, малость за малостью, смакуя все очарование, которое наполняет пространство между пробуждением и сном. Так много восхитительных потоков проходит через тебя, все бесконечное обаяние, которое правит в этом королевстве. Ни вчера, ни сегодня, ни завтра, а только в этот счастливый момент…
– Ай, ай, ай!
Чей это голос? Напоминает ленивца, отделившегося от своей матери.
– Ай, ай, ай!
Я предпочел бы не поворачивать голову, я делаю это очень редко, но думаю, что придется. Медленно, не пропуская ничего, пытаясь насладиться всеми деталями процесса, начинаю поворачиваться. Набухли красные ягоды, новая бабочка выпорхнула из кокона.
Пучок старого мха и сучков прокатился вдоль склона холма. Он мог свалиться от пробежавшего ягуара.
– Ай, ай, ай!
Неужели среди этого мха могут быть губы? Да кто же может дышать под такой коркой плесени?
– Идем, мой мальчик, хватит висеть здесь с открытым ртом. Ты выглядишь как дядя, Восхитительный, через два дня после того, как он схлопотал пулю.
– Непревзойденная Лень! Неужели это ты?
– Слезай вниз со своей ветки, молодец, да поторапливайся. Нам предстоит долгий путь.
***
– Ать-два-три-четыре! Ать-два-три-четыре!
Сюда движется марширующая армия мятежников. Они проводят строевые ученья прямо на полу. Мне лучше убрать свой хвост из их поля зрения.
– Они отрубают ножом наши хвосты…
– Именно так!
– Они трубкой высасывают наши глаза…
– Именно так!
– Отставить разговоры.
– Раз-два!
– Отставить разговоры.
– Три-четыре!
– Слушать счет.
– Раз-два-три-четыре… раз два… три четыре!
– Они режут, пока не остается ровным счетом ничего…
– Именно так!
– Отставить разговоры.
– Норвежская крыса мочится на вас, негодяи! Ох, дорогая, я должен идти, бежать, а вся армия мятежников будет висеть у меня на хвосте. Добрый доктор бежит очень быстро, вокруг него со всех сторон летят острые хирургические инструменты: дождь из стрел мятежников.
Вот сюда, между бутылок и трубок, через губки, на наклонный хирургический стол, вдоль его блестящей поверхности, а теперь прыжок с самого его края. Бунтовщики сползают вслед за мной.
У меня нет выбора. Я вынужден спрятаться в ящике-убийце.
С помощью хвоста поднимаю жестяную крышку и быстро проскальзываю внутрь, успевая опустить крышку вслед за собой. Это замечательный научный прибор: крысу, которая попадает внутрь, непременно ждет капут, будь это выносливая норвежская крыса, французская подвальная крыса, английская корабельная крыса или просто старая польская крыса, обитающая в сточной канаве. Никакой разницы, ей все равно будет капут.
Естественно, все крысы боятся этого ящика и не хотят даже проходить рядом с ним. Да, это газовая камера. Жертва, ах, точнее заключенный, извините меня, жертва науки помещается в этот ящик ученым-профессором, который имеет возможность наблюдать за ней через небольшое стеклянное окошко. Сейчас я могу просовывать в это окно нос и глаза, чтобы наблюдать за глупыми раздосадованными солдатами, которые мечутся вокруг, преследуя собственные хвосты. Сейчас я могу завалиться на спину и немного расслабиться. Здесь есть клочок прекрасной мягкой ваты, который сойдет за подушку. Естественно, сейчас здесь нет хлороформа, иначе мне был бы капут. Временами ученый профессор использует угарный газ, от которого сосуды становятся ярко-красными. Таким образом удается получить прекрасные образцы.
А еще ящик-убийца позволяет проверить действие некоторых типов новых боевых газов. Здесь у нас есть чудесная коллекция их, с образцами, имеющими непосредственное отношение к немецкому продукту типа Циклона Б. С патриотическим рвением, мы, ученые американские доктора, пытаемся улучшить это действие, и получаем неограниченное число грызунов для этих испытаний. Как здорово, что семья грызунов столь велика. Наши поставщики в состоянии снабжать нас белками, мышами, полевками, морскими свинками, бобрами и даже столь редкими дикобразами! Что за честь!
Уж я-то не впадал в отчаяние всякий раз, когда ученый профессор делал отбор для ящика-убийцы. Легким взмахом своего карандаша он отмечал крыс, которые могут быть предложены науке. Такое мужество. Такая тонкость. Ученый-профессор имеет невероятно мудреные статьи, поддерживающие его репутацию, и, безусловно, он - мой кумир. На мой взгляд, он истинный супермен, обладающий передовыми методами подготовки и производства скелетов.
Подняв крышку ящика-убийцы, я позволяю себе высунуть наружу лишь кончик носа. Принюхиваюсь. Раздраженные бунтовщики ищут меня где-то в другой части лаборатории.
Скрытно вылезаю и мягко опускаю крышку. Мне предстоит отсечь не одну шею, прежде чем закончится эта ночь, дорогие студенты. Вы только следуйте, прямо по полу, за доктором Рэт. И старайтесь улавливать малейшие колебания воздуха своими усами. Мы крадемся тайком. Хорошо ли наточен ваш скальпель? Предстоит очень деликатная работа, посвященная памяти Клода Бернара. Может быть и я буду достоин его благословения в эту ночь из ночей, самую мрачную ночь доктора Рэт.
– Привет, здоровяк…
– Что? Кто… чт…
Красавица-крыса, семейство норвегикус, стояла у двери, имитирующей нору.
– Входи и получи немного удовольствия.
Она медленно двинулась ко мне, раскачивая бедрами и соблазнительно помахивая хвостом.
– Очень сожалею, я просто восхищен устройством твоей норы, но я…
– Входи и просто обнюхай ее.
Она подергивала задними лапами и изгибала дугой спину. Я смог только лишь несколько раз втянуть носом воздух, чтобы поддержать свой дух.
– Да, да, милый, запах есть. А теперь, дай мне твою лапу…
О, моя добродетель, я возбужден этой крысой. Я даже не знал, что во мне может быть нечто подобное. Я лишь могу слегка погладить лапой область ее половых органов, как описано в статье Кларка и Бриджеса, на стр… на…
– О, крыска, ты такой плохой.
– Я? На самом деле? Да я никогда… я не…
– Ах, милый, идем… быстро.
Она нырнула в свою нору! А я дрожу с головы до хвоста, с… непреодолимым желанием… покрутиться около входа в ее нору! Да, я бегаю кругами, гоняясь за ее запахом, который она распространяла вполне умышленно. Ох… ох…
– Входи… сюда!
Она обмотала свой хвост вокруг моей шеи и затащила меня в нору. Ее нора - это весьма восхитительная система туннелей, уходящих в насыпь из грязи и мусора, которые ученый-профессор натаскал в лабораторию. Мы уходили все глубже и глубже, туда, куда она вела меня, обернув хвостом кончик моего носа.
– Я чувствую, что должен сказать тебе, я имею в виду, ты должна знать, что у меня не было никаких… что я был…
– Пожалуйста, милый, не сейчас.
Она продолжала тащить меня в темноту своей разветвляющейся норы. Идти было легко, путь свободен от камней. Вот вполне опрятное небольшое пространство. Нужно написать об этом статью и отправить ее в социологический отдел. Им нравятся подобные вещи. Теперь она подкатила носом комок грязи, закрывший вход в ее нору.
– Теперь никто не помешает нам, дорогой.
Затыкание норы - это высшая деятельность, согласно Аткинсону и Девису ("Изучение социологии на транспорте", 1956). Я получил золотые россыпи из сопутствующих этому факту деталей, но эта красотка вряд ли даст мне шанс сделать хоть какие-нибудь записи, да еще в трех экземплярах, и я обнаружил, что приближаюсь к ней, топая лапами по земляному полу норы.
