Юрий Брайдер - Кристалл памяти (сборник)
Н-да… Есть в мире черный цвет, и всяких других цветов в мире сколько угодно, и не такое уж крепкое полотно — дыр хватает… Но говорить о дырах легче всего, выбираться из них гораздо сложней. Как найти спасительный маневр — вот в чем вопрос. Как оторваться не от того или иного концентрата частиц, именуемого звездой, а от сгустившейся в бета-канал светлой мечты его создателей? Увы, об этом ни словечка в пособиях по космонавтике…
И почему мы ничего не ощущаем — ни тяжести, ни вибраций, ни архангеловых труб?
Во всяком случае, включать генераторы до полного выхода из туннеля нельзя — получилась бы славная вспышка. И нет хуже положения у Испытателя, когда он лишен возможности куда-либо двинуться — к Земле, к звездам, наконец, к черту на рога… Что же делать, ползком выбираться из туннеля, что ли?
Обсуждение закончилось, да и обсуждать, в сущности, было нечего. Единственная стоящая идея повисла в воздухе сразу после нашего неповторимого завтрака. Может, ее невысказанность чуть не довела нас до полного краха. Надо выйти из кабины и уносить ноги хоть пешком, хоть действительно ползком. Недурственная сенсация для репортеров: храбрый экипаж тринадцатой кабины по-пластунски преодолевает бета-туннель…
Встаю с кресла и, придерживаясь за все выступы подряд, пробираюсь к выходному отсеку.
— Твое право, кэп, — бурчит Дональд. — Но лучше бы мне пойти. Я поздоровей тебя, кэп, и опыта работы за бортом у меня побольше…
Делаю веселый вид:
— Пойдешь следующим, Дон. Ровно через тридцать минут. Соберешь мои косточки, старина.
Марио через силу улыбается:
— Стоит ли драматизировать…
* * *Стоит ли драматизировать… В самом-то деле — стоит ли? Это же просто, как дважды два. Когда за твоей дверью происходит что-то непонятное, накапливается некая злая сила, не жди, не мучайся, не унижай себя — открой дверь и выйди. Со злой силой, а всякая угрожающая неизвестность — страшная злая сила, надо встретиться лицом к лицу. Она может убить тебя, растоптать, разорвать на части, но ты до последнего мгновения останешься человеком. И не дожидайся того момента, когда твое убежище начнет сжиматься: не стены, нет, а вязкая оболочка страха. Она залепит глаза и уши, загонит назад в горло последний протестующий крик, распластает, заставит воспринять, как сладчайшее счастье, твое растворение в пакостной луже, коей злая сила удостоила отметить твой порог…
Выходной отсек в полном порядке. Все на месте. Надо влезть в скафандр и двинуться за борт.
Страшновато? В общем-то, да. Можно открыть люк и за исчезающе малую долю секунды рассыпаться на атомы или на что помельче. Но ведь не распадается же стенка кабины. Кажется, на этот раз туннель устроил новую игру: пичкать нас иллюзиями бета-жизни ему надоело, захотелось побаловать нас бета-смертью. Нечто новое и непонятное…
В углу резко метнулась тень — словно лягушка прыгнула. Нет, всего лишь тень руки. А было бы неплохо иметь провожатым какого-нибудь простецкого подмосковного лягушонка. Лучше не какого-нибудь, а именно того, который так напугал Иринку…
Неужели где-то есть эти столетние заболоченные пруды, есть Иринка, нараспев читающая стихи, есть «огромность квартиры, наводящей грусть», есть я без этого нелепого скафандра и вне туннеля, есть лягушонок, который прискакал немного поиграть с красивой тетей Ирой, а его не поняли и испугались…
* * *Не поняли и испугались — самое человеческое сочетание реакций. Сначала лягушонка, потом меня и моего дела. И заболоченные пруды канули куда-то. Одно дело стихи, другое — реальные туннели, откуда так легко угодить к профессору с вкрадчивым голосом.
Иногда пруды оживают, лента памяти заполняется зеленовато-коричневыми мерцаниями, солнечными бликами, Иринкиным шепотом…
И сразу, без перехода — словно склеили куски двух разных кинопленок — встает перед глазами первый визит в главный Бета-центр. Отборочное собеседование. Но дело не в нем, оно — стандартное действо в жизни Испытателя.
В вестибюле Центра сразу бросается в глаза презабавная скульптура. И какой шутник придумал поставить здесь эту огромную лягушку из яшмы на золотистом куске масла?
Впрочем, старая притча неплохо вписалась в огромное пространство вестибюля, который в одном из телерепортажей был определен как «врата в будущее». Уж не в то ли, где мы теперь оказались?
У лягушки усталый вид, из-под левой задней лапы еще летят брызги. Она спасается, она работает… Она по уши заляпана сметаной и комочками масла, но она добилась своего и создала свой кусок тверди, создала вопреки законам физики, ибо в принципе обычной лягушке не под силу такое дело… Между прочим, она еще не победила окончательно — скользкий островок масла плавает в целом сметанном озере. Не победила, но сделала главный шаг к победе… Может быть, смелость — комок затвердевшего страха?
Как бы то ни было, прощай, лягушка, древний символ воскресения. Спасибо за проводы…
Люк медленно отъехал в сторону, и я шагнул за борт. Вокруг мерцали звезды, обычные славные плазменные шары. Мое тело поглощало метры пространства, которое никуда не исчезало…
* * *— Никуда не исчезало ваше пространство и исчезать не собиралось, — сказал я, заглянув в кабину ровно через двадцать девять минут и растирая затекшее плечо. — И кажется, оно по-прежнему трехмерно… Дон, приступай к ремонту внешнего информатора. Там еще добрый десяток повреждений. И в системе дубля тоже. Марио передаст сигнал выхода и сменит тебя через полчаса. Я хочу спать, — добавил я и сел в кресло.
Не стоит пугать ребят — пока ни к чему. Они сами все поймут. Туннель сыграл с нами, быть может, лучшую свою шутку: чуть не убил взаимным коротким замыканием. Созерцание вновь обретенного мира успокоит их, а ремонт — тем более: он кого хочешь заставит успокоиться. Вероятность полного восстановления невелика — туннель поработал на славу… Но нас будут искать, нас непременно отыщут…
— Надо посоветовать кое-кому сунуть это дурацкое табло куда-нибудь подальше, — пробормотал я, проваливаясь в крепкий и ярко-красный, как полотно Вселенной, глубокий сон, неизбежный пролог к моей следующей, возможно, более счастливой бета-жизни…
Борис Зеленский
Экспонаты руками не трогать!
(История одного вторжения)
ПРЕДЫСТОРИЯ
Как только человек осознал себя Человеком, он обратил взор к звездам. Только они могли ответить, уникален ли разум во Вселенной? Человек не хотел верить в свое одиночество. Он жаждал встречи с иными, пусть непохожими на него по облику существами, и это заставило его распахнуть двери в Звездный Мир, не решив до конца свои земные проблемы. А вскоре Человек отправил в космос посылку, не зная, в чьи руки она попадет…
Исследовательский зонд «Пионер-10» ушел к звездам со стальной пластинкой внутри. На ней были выгравированы мужчина и женщина, для масштаба на фоне контура самого зонда, атом важнейшего элемента периодической системы Менделеева — водорода, и, самое главное, дано направление, откуда это послание отправлено. Адрес Солнечной системы был однозначно привязан к четырнадцати пульсарам, самым надежным маякам Галактики.
Десять лет спустя после запуска зонд миновал орбиту Плутона и вышел в открытый космос. В конце XXI века по земному летоисчислению «Пионер» наткнулся на черную дыру — неизменный спутник стабильной планетной системы, ибо только взаимодействие пары гравитационных полей способно привести к образованию планет у звезд второго поколения. Но к тому времени Человек не располагал достаточными знаниями ни об узловых точках парных полей тяготения, в которых могли конденсироваться планеты, ни о природе коллапсаров, которые были основными виновниками этой конденсации — теория «сырной» материи еще ждала своего открывателя. Человек не знал тогда, что черные дыры — входы-выходы темпоральных туннелей, пронизывающих межзвездный континуум, словно пустоты — головку голландского сыра. Причем, пронизывающих не в нашем трехмерном мире, а в иных измерениях, открыть и познать которые Человеку еще предстояло…
Чтобы добраться до центра коллапсара, материальному телу необходимо было потратить уйму времени на преодоление чудовищных сил сжатия, само же путешествие по темпоральному туннелю длилось один миг, ибо все черные дыры — это проекции на наш трехмерный мир одного-единственного, зато уникального явления природы — мембранной суперзвезды, находящейся в так называемой Метавселенной.
Как известно, после возникновения галактического ядра в обычной Вселенной остается много «строительного мусора» в виде космической пыли. В силу центробежных процессов эта пыль начинает двигаться вместе с ядром в плоскости вращения, вызывая эффект «пылевых рукавов». Мельчайшие частицы материи, входящие в состав таких рукавов — самая грозная опасность для космических кораблей. Пылевая эрозия способна превратить их защитную броню в сито, особенно если находиться в космосе долгое время. «Пионеру» же подобное не грозило, так как его доселе прямолинейная поступь была искривлена тяготением коллапсара. 160 тысяч лет падал земной посланник к центру темпорального туннеля в гордом одиночестве. Ни одной пылинки не мог он догнать в своем падении, впрочем, и пылинки не могли догнать его: объекты, попавшие в воронку коллапсара, двигаются с одинаковой скоростью, будь то микрометеорит, ядро кометы или космический корабль. Но если пылевая эрозия ничем не грозила зонду, его подстерегала другая опасность — принцип неопределенности выхода. Попав в темпоральный туннель, тело могло с равной вероятностью оказаться в любой точке обычной Вселенной, ибо у темпорального туннеля — один вход и бесчисленное число выходов. Естественно, выходы располагались вблизи черных дыр и у них была одна особенность: покидая темпоральный туннель, объект как бы отгораживался от него полем отталкивания. Это действовал закон мембраны, пропускающей тела сквозь себя выборочно, в зависимости от вектора скорости.
