Александр Розов - Чужая в чужом море

— Да назовите же их, наконец! – взорвался Босуорт.

— Ответственность, — спокойно сказал Монтегю, — Ответственное отношение человека ко всему, что его окружает. К семье, к соседям, к работе, к своему дому, к своей стране. К планете, на которой он живет и к человечеству, как, опять же, к семье, в неком смысле…

Жанна посмотрела на него с некоторым беспокойством.

— Мистер Монтегю, вы не забыли тему своего выступления? Я имею в виду: вы начали с зациты Рима от варваров, а сейчас цитируете манифест планетарного гуманизма.

— Э… Видите ли, мисс Ронеро, я имел в виду не просто ответственность, а именно такую ответственность, которая исходит из стремления к определенному идеалу. Я назову этот идеал иудео–христианским, не в религиозном, а в культурно–политическом смысле.

— Так бы сразу и сказали, — Босуорт облегченно вздохнул, — Ясное дело, что исламистов надо гнать в шею из западного мира. Хватит разводить толерантность, а то они совсем обнаглели, скоро на голову сядут.

— Гарри! Я совершенно не имел в виду мусульман.

— Ясно, — сказал спецагент и хитро подмигнул Второму советнику, — Не беспокойтесь, Джентано, тут все свои. Не заложат. Верно, девушки?

— Не заложим, — подтвердила Жанна.

— Я вообще скажу, что мы дискутировлпи об экологии и меганезийцах, — добавила Эстер.

— Ну! — весело согласился Босуорт, — Меганезийцы, если говорить про семью, ни черта не соответствуют христианскому идеалу. Многоженство, шведские тройки, и все такое. На счет экологии тоже… Засадили всю Центральную Африку своими мега–бананами…

— Ну, уж не всю, — возразила Эстер.

— …И пол–горы взорвали водородной бомбой.

— Это не доказано. Кроме того, при взрыве никто не пострадал.

Второй советник грустно вздохнул и констатировал:

— По–моему, вы так ничего и не поняли.

— Я, и правда, не поняла, — согласилась Жанна, — Допустим, меганезийская культурная экспансия угрожает тому образу жизни, который мне нравится. Давайте с этим бороться. Давайте опираться на наши современные достижения, на принципы свободы и развития личности, на мультикультурное разнообразие, разностороннее образование, на научное сообщество, на экономическую и социальную организацию и на мечту о будущем! ОК! Почему вы, мистер Монтегю, хотите опереться не на современность и не на будущее, а непременно на какие–то штучки в нашем прошлом, которые выглядят так паскудно, что вы даже боитесь их назвать своими именами?

— Потому, — ответил он, — что идеологическую атаку можно отразить только с помощью сильной собственной идеологии. У меганезийцев есть сильная идеология. У китайцев тоже есть сильная идеология. А на современном Западе ее нет, и ее надо найти.

— Допустим, — снова согласилась канадка, — но почему вы ищете в прошлом?

— Жанна права! – поддержал Босуорт, — Любой дурак знает: современному оружию надо противопоставлять современное, а не допотопное, а то охнуть не успеешь, как из тебя сделают решето с вот такими дырками (спецагент свернул из пальцев колечко калибром примерно 45 миллиметров, показывая размер дырок).

— С идеологией все наоборот, — возразил Монтегю, — она как вино, от времени становится только сильнее. Слово «традиция» звучит основательнее, чем слово «мечта».

Жанна равнодушно пожала плечами.

— Если даже и так – кто мешает придумать что–то новое и назвать словом «традиция»?

— Но это же будет… Э… Обман.

— Традиция – это всегда обман, — отрезала она, — Идеология тоже обман. Если вы решили мобилизовать общество путем тотального обмана, так, по крайней мере, не делайте вид, что вас заботит честность. Врать надо смело и нагло, как учил доктор Геббельс.

— И вы согласны с Геббельсом? – спросил Второй советник.

— Я согласна с фактами. Они говорят, что общество с легкостью верит в наглое вранье. Я не одобряю ложь, как метод управления, но раз вы этот метод выбрали, так будьте, хотя бы, последовательны.

— В точку, — поддержал Босуорт, — Меганезийцы так и делают. Они придумали Гавайику, которой никогда не было, и Мауна Оро, защитника людей и проводника прогресса. Все работает. Геббельс, конечно, был фашист и сволочь, но уж точно не дурак.

— Да что вы такое говорите! – возмутился Монтегю, — Нацизм осужден международным трибуналом как преступление против человечности! Псевдонаучные нацистские теории признаны позорной страницей в истории Европы…

— Это потому, — перебил спецагент, — что мы, американцы, вместе с Дядей Джо, надрали Гитлеру задницу. Если бы не мы, то вся Европа до сих пор лизала бы нацистам сапоги, а нацистские теории изучались бы в европейских университетах, как самые научные. В Европе, у кого есть покровитель с дубинкой, тот и ученый. Это у них повелось еще со времен инквизиции. А у нас в Америке тот ученый, у кого результат. Фон Браун сделал ракету, которая летает, а Оппенгеймер — атомную бомбу, которая взрывается. И плевать, что первый был нацист, а второй — наоборот, еврей. Вы, Джентано собираетесь делать военную идеологию? ОК! Но делайте ее по науке. Я вот совершенно не против такой идеологии, по которой всю цивилизацию придумал Том Джефферсон. «Все люди созданы равными и наделены их Творцом неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми создаются правительства, черпающие законные полномочия из согласия управляемых». Умри – лучше не скажешь. А эти ваши греко–римляние — да пошли они на хрен…

Второй советник изобразил на лице улыбку – она получилсь какой–то неуверенной.

— Вы, конечно же, шутите, Гарри.

— Черта с два, — брякнул Босуорт, — Вы подсказали отличную идею. Будьте уверены, я ей поделюсь с кем надо. Хватит уже европейцам задирать нос, а то мы припомним, как они хотели сделать нас своей вечной колонией, и как Римские Папы лизались с Гитлером, с Муссолини, а недавно – с аятоллой Наджаи, который назвал Америку адским отродьем. Когда у нас будет хорошая идеология, мы быстро отучим обоих старых маразматиков открывать пасть! И поставим на место охамевших арабов и кокаиновых латиносов. Мы, что, бедные родственники на планете? Между прочим, ваша ООН живет в нашем Нью–Йорке и, в основном, на наши деньги. Пора бы вбить это в башку вашему генеральному секретарю и шайке его болтливых холуев – чтоб не забывали, кто в доме хозяин!

— Знаете, — сердито сказал Монтегю, — наш разговор, конечно, неофициальный, но…

— Что — но? – поинтересовался Босуорт, — Хотите наябедничать? Пожалуйста! Девяносто процентов американцев думают то же самое, что я сейчас сказал!

Эстер подмигнула ему и трижды хлопнула в ладоши.

— Браво, Гарри!

— Вы сейчас рассуждаете, как меганезиец, — проворчал Второй советник.

— Нет, я рассуждаю, как американец. Меганезийцы хозяйничают в своей части океана, и черт с ними. С китайцами, конечно, сложнее, их такая прорва… Но, ничего. Если у нас будет хорошая идеология, мы им быстро объясним, за какую линию нельзя заступать…

— Открытая сила решила больше проблем, чем любой другой фактор, — вставила Жанна.

— Отлично сказано! – поддержал спецагент.

— Это не я сказала, это Эд Ньюмер.

— Он американец?

— Да, он из Калифорнии — ответила она.

— Я так и думал.

Книга 5. Биомеханический гуманизм.

=======================================

84 – ЕСЛИ у человека мания преследования –

ЭТО еще не значит, что за ним не гонятся.

Дата/Время: 23 февраля 23 года Хартии.

Место: Центральная Меганезия, остров Футуна,

Kolia village, fare Carpini.

=======================================

Люси опустила 80–кратный морской бинокль (несколько тяжеловатый для 11–летней девочки), демонстративно–тяжело вздохнула и объявила:

— Это «Abrirador» Оскэ. Сейчас нашу принцессу выбросят за борт.

— Что за черт? – поинтересовался Микеле Карпини, подходя к бордюру террасы.

— Вот увидишь, па, — ответила Люси, — Он всегда так делает, когда утром опаздывает.

— А почему я впервые об этом слышу? Вообще, что за обращение с женщиной?

— Фи, тоже мне, женщина, — Люси изобразила пару волнообразных движений бедрами, выглядевших достаточно комично с учетом ее возраста и комплекции.

— Детка, не выделывайся, а лучше принеси мне свежую зелень! – крикнула Чубби Хок.

— Ага, Флер, значит, женщина, а я, значит, выделываюсь!

— Вот что, детка… — в голосе капитана Хок появилась обманчивая мягкость, — …из того, что у тебя переходный возраст, еще не следует, что я должна повторять дважды.

— Ладно, ма, — девочка еще раз вздохнула и, спускаясь по лестнице в сад, добавила, — па, возьми бинокль и посмотри. Это познавательно, как ты любишь говорить.

Микеле Карпини покачал головой, взял бинокль и поймал в поле зрения снижающуюся флайку, похожую на гротескную бабочку с неподвижными, поднятыми под небольшим углом вверх, скругленными крыльями. В качестве тела у бабочки имелся прозрачный угловатый контейнер, позади которого сверкал радужный круг вращающихся лопастей пропеллера. В контейнере виднелись две еле втиснувшиеся туда человеческие фигурки.