Александр Розов - Чужая в чужом море

— Я видел эту ложку, — добавил Босуорт, — Не знаю, Джентано, кто загрузил вам дезу на счет Линкса, но советую не пользоваться этим источником. А вашим умникам из UNEP лучше не появляться в Мпулу в ближайшие 10 лет. Эстер права: их там линчуют.

— Местные жители не понимают многих вещей, — заметил Второй советник, — Сегодня у них появилась еда. А что завтра будет со средой их обитания? По прогнозам UNEP, еще несколько лет, и естественная флора и фауна исчезнет, а зона аномальной влажности вокруг триффидных плантаций уничтожит лесо–саванну во всем регионе. Что тогда?

— Действительно, и что тогда? – спросила Эстер, — Все Мпулу зальется слезами от горя?

— Вы действительно не понимаете? — спросил он.

— Я действительно не понимаю, — подтвердила она, — А мпулуанцы тем более. Их, знаете ли, больше интересует наличие еды, а не наличие лесо–саванны.

— Варвары, — с сарказмом добавила Жанна, — Вандалы. Они отнимают у замечательной и гуманной греко–римской цивилизации ее исконную африканскую лесо–саванну. Какая черная неблагодарность: вместо того, чтобы как культурные люди стоять в очереди за миской бесплатного греко–римского супа, эти негры… Ой, простите, вандалы, воруют с помойки выброшенных триффидов и начинают сами себя кормить! Какая наглость! А этот предатель доктор Линкс? Вместо того, чтобы цивилизованно умереть под забором, куда его выбросили гуманные греко–римляне, он бежит к папуасам, а потом тянет свои грязные гитлеровские руки к африканцам, являющимся греко–римской собственностью.

Жанна перевела дух, и одним глотком допила свой кофе.

— Очень верное замечание, — сказала ей Эстер, — Ты только забыла про приправу к супу.

— Ах да! Героин. Как же без него? Мистер Монтегю, помогите мне решить одну дилемму. Вот две культуры. Одна привезла в Африку голод, войну и бесплатный суп с героином, а другая — безопасность, сытость и кое–какое образование. Какая из них более варварская, а которая – менее? Вы сказали, что греко–римская культура создала какую–то уникальную среду для интеллектуального творчества, но почему доктор Линкс в этой среде жил под забором, а в среде, которую вы назвали варварской, он работает в науке, имеет хороший заработок, и у него достойное место в обществе? Кто кого обокрал? К чему вы вспомнили 10 заповедей, и Гитлера, который возник в греко–римской, Европе, а не в варварской Океании и не в Центральной Африке? По–моему, у вас серьезные проблемы с логикой.

— Конечно, наша культура тоже не идеальна, — ответил Джентано, — тут вы правы. У нее есть свои ошибки. Возможно, история с доктором Линксом – одна из них. Но вы же не будете спорить, что эта культура создала институт защиты нематериальных ценностей, право, в т.ч., на интеллектуальноый продукт. Ученый, изобретатель стал собственником продукта свего разума. Это — основа прогресса и процветания, вы согласны?

— Сильно сказано, — прокомментировала Эстер, — А где можно увидеть реестр великих ученых – миллиардеров? А то, что не миллиардер, то торговец арабской нефтью, или биржевой жулик с Уолл–стрит, или сенатор, поделивший деньги налогоплательщиков таким образом, что треть попадала в его карман. Жанна тут очень кстати сказала про роялти. Где роялти тех ученых и инженеров, которые изобрели вот этот самолет с его начинкой, этот ноутбук с его software, ваш спутниковый телефон, и тот космический аппарат, который вывел на орбиту спутник. Где роялти ученых, которые придумали спутниковую связь? В лицензионных соглашения я не вижу никаких следов ученых. Деньги за их изобретения получает кто–то другой. Может быть, какой–то вандал?

Второй советник улыбнулся и развел руками.

— Я же сказал: наша греко–романская культура далеко не идеальна. Но на ее почве вырос потенциал будущего благосостояния человечества: т.н. научно–техническая революция. На африкано–китайско–меганезийской почве ничего подобного не возникло.

— Агитка, — спокойно сказала Эстер, — Этот потенциал вырос на плечах ребят, которые сто тысяч лет назад пришли в Евразию из Африки и расселились от Китая до Биская. Иногда их называют кроманьонцами или первыми людьми современного типа. Потом, в разных местах, они придумавали разные полезные вещи. В Египте — геометрию и химию, в Китае — земледелие, в Индии – цифры, в Малой Азии – металлургию, и т.д. И вы сейчас взяли, и приписали все это оптом какой–то «греко–романской культуре», которой никогда не было. Сказали бы: культура Ренессанса, это было бы честно. Но ей всего 500 лет, и у нее все заимствованное. Современной китайской культуре – 50 лет. Современной меганезийской – 20. С исторической точки зрения это одинаково скороспелые побеги на общем стволе. Ни у кого нет ни приоритета, ни особых прав на общее наследство.

— Вы прекрсно образованы, мисс Блэйз, — сказал Джентано, — мне просто страшно с вами спорить, я сам себе кажусь недоучкой.

— То, что я сказала, можно прочесть в учебнике для средней школы, — отрезала она.

— Да, я помню, там что–то было про египетские пирамиды, — поддержал Босуорт, — вроде как, они изобрели треугольники раньше греческого Пифагора.

— Тем не менее, Гарри, вы, я думаю, не хотели бы жить в Египте, — сказал Джентано.

— Да уж, наверное, — буркнул спецагент.

— … А вы, мисс Блэйз, вряд ли захотели бы жить, например, в Китае.

— К чему это вы? – спросила она.

— К тому, что вы возвращаетесь домой, в Аризону, — пояснил он.

— Во–первых, мы летим не из Китая. А, во–вторых, я не возвращаюсь, а еду навестить родителей. Через пару недель я возвращаюсь домой, в Мпулу.

— Как вы сказали? – изумленно спросил Второй советник.

— Я сказала: домой, в Мпулу. Что тут непонятного?

— У Эстер и Наллэ очень симпатичный дом в Макасо, — вставил Босуорт.

— И очень уютный и классный, — добавила Жанна, — И с балкона 3–го этажа прекрасный вид.

— А… — протянул Джентано, — Значит, вы – жена Наллэ Шуанга?

— Vahine, — с легкой улыбкой, поправила она, — Так будет точнее.

— Ну, да… Разумеется… Это меняет дело… Гм… Но это — исключительный случай. Так бывает очень редко… Гм… Вот вы, мисс Ронеро, возвращаетесь в Канаду, не так ли?

Жанна кивнула.

— Да, я возвращаюсь домой, в Галифакс. И что из этого следует?

— Только то, что вы не остаетесь в Меганезии, социальные ценности которой вы с таким жаром защищали. Вы предпочитаете жить в Канаде, в стране с… гм… греко–романской культурой, в адрес которой вы так негативно высказывались в дискуссии.

— Я просто еду домой, — ответила она, — Не в Грецию и не в Рим, а в Новую Шотландию. Если вы приедете туда и заявите простым парням, сидящим в пабе на Кэйп–Форчу, что они — греко–романцы, то, боюсь, вам бабахнут по голове пивной кружкой.

— Знаете, в чем ваша ошибка, мистер Монтегю? – вмешалась Эстер.

— Гм… Интересно… Так в чем?

— Вы пытаетесь запугать собеседника выдуманными страшилками или запутать его в красивых, но бессмысленных сочетаниях слов. А надо просто назвать вещи своими именами, и обозначить реальные проблемы, если они действительно существуют.

— Они действительно существуют, — сказал Джентано, — Если говорить кратко, то в мире есть три системы. Одна – уже взрослая и проверенная временем. Я назвал эту систему греко–романской. Вторая, более молодая и агрессивная – коммунизм. Не буду повторять страшилок Холодной войны, но коммунизм в его самой динамичной, китайской версии, конкурирует за жизненное пространство с нами. Третья, самая юная, и агрессивная — это анархизм в его технократичной меганезийскй версии. Она тоже претендует на большую долю жизненного пространства, которую может отнять только у нас. Речь не о военном конфликте. Будем считать, что его никто не желает. Экспансия молодых систем идет формально–мирным путем – через экспорт идеологии и образа жизни.

— Ясно, — с некоторым облегчением произнес Босуорт, — Так всегда было. Даже еще до человека. Трилобиты конкурировали с динозаврами. В общем, все по Дарвину.

— Это уже другое дело, — заметила Эстер, — Если не трогать 10 заповедей и не поминать Гитлера, то все становится на свои места. Настольная книга моего faakane — Адам Смит «Исследование о природе и причинах богатства народов». Она вышла в 1776 — тогда же, когда декларация независимости США. Легко запомнить. Конкуренцию выигрывает та система, в которой эффективнее устроено производство и распределение.

Второй советник задумчиво потер лоб ладонью.

— Интересно, а «Протестантская этика и дух капитализма» Макса Вебера не является ли также настольной книгой вашего… э… faakane?

— Угадали, — сказала она.

— Значит, дело не только в производстве и распределении, а еще и в этике, не так ли?

— Этика как раз содержит модель производства и распределения, — ответила Эстер, — вот это, как говорит Наллэ, и есть открытие Вебера. Выводы, которые сделал Вебер из этого своего открытия – фэйк, попытка подогнать факты под апологию пуританства. Научный вывод был в том, что этика это часть технологии. Тот же промышленный software, но только не компа, а для людей, для общества, для тех, кто принимает ключевые решения.