Милость Господня - Андрей Михайлович Столяров
В качестве примера эгрегорианцы приводили успех первых крестовых походов, когда сравнительно немногочисленные армии европейцев, однако фанатично верующих, что Бог на их стороне, захватили Иерусалим и образовали христианские государства на Ближнем Востоке, или – несколько ранее – Праведный халифат, всего за столетие выросший до империи, именно на искренней вере миллионов своих приверженцев, или доктрину социализма, методологически обозначенную одним из своих основоположников так: идея, овладевшая массами, становится материальной силой. То же самое происходит и в наше время, утверждали они: сотни миллионов, миллиарды людей одновременно, страстно и искренне желают, чтобы не было больше ни бомбежек, ни артиллерийских обстрелов, ни автоматов в руках насильников, ни подрывающих себя террористов, ни мин, ни гранат, ни биологического оружия, ни угрозы ядерного апокалипсиса, и ныне мы являемся свидетелями овеществления этой глобальной индоктринации.
Эгрегорианцы категорически отрицали любые теологические построения. Я еще мог бы поверить, что Бог создал человека, писал их руководитель Карл Фохт, но совершенно невозможно понять, зачем Ему потребовалось создавать рибосомальный механизм синтеза белков: все эти большие субъединицы, малые субъединицы, матричные РНК, транспортные РНК, генетические кодоны (триплеты нуклеотидных остатков, кодирующие включение в синтез определенных аминокислот) – эту сложную, нелогичную и, главное, ненадежную биохимическую операциональность. Если уж Бог по каким-то причинам решил создать жизнь на белковой основе, то пусть бы и сами белки возникали по мере надобности «из ничего», без всякого громоздкого опосредования. Что же касается воздействия эгрегора на реальность, продолжал Карл Фохт, то здесь можно вспомнить копенгагенскую интерпретацию квантовой физики: наблюдение фиксирует мир в конкретной конфигурации, схлопывая все остальные потенциальные вероятности. Суперпозиция сводится к одному единственному состоянию. Причем изменяя оптику суперпозиции, наблюдатель изменяет и пейзаж текущей реальности. Говоря проще: мир таков, каким мы хотим его видеть. Об этом еще Сократ говорил: имя есть просто способ распределения реальных сущностей.
Однако философско-аналитические дискурсы хоть и вызывали бурную полемику в прессе, все же оставались уделом узкой аудитории интеллектуалов, специалистов из соответствующей научной среды. Основная масса читателей, зрителей или слушателей жаждала ясных и недвусмысленных объяснений. Взоры многих были обращены на глав основных мировых конфессий. Правда, судя по их туманным речениям, ясности не было и в высших теологических сферах. Интересней всех поступил Далай-лама, заявивший, что ничего нового с нами не происходит: мир всегда был таким, но одурманенные материальностью мы самонадеянно этого не замечали, а ныне наступило прозрение, и за это мы должны быть благодарны Источнику всего сущего. Примерно в том же духе высказались и факихи из Аль-Азхара, духовного университета в Каире: Аллах проявляет свою неуклонную волю, и правоверным следует лишь молиться, чтобы понять и принять ее. К молитве призвал также Патриарх Московский и всея Руси: «Ищите, и обрящете, толцыте, и отверзется вам», провозгласил он на Всероссийской молитве в храме Христа Спасителя в Москве. Даже Ватикан, славящийся своими чеканными формулировками, в этот раз высказался неопределенно: «Все свершается по Воле Божьей, и мы должны принимать Волю Его и как Милость Его и как назначенное Им испытание». Вместе с тем в пространной энциклике Папы, озаглавленной ни много ни мало как «О Боге и мире», присутствовало одно любопытное рассуждение. Бог настолько велик и непостижим, истина, провозглашенная Им, настолько полна всесокрушающего Божественного Сияния, что человек не способен напрямую ее воспринять: она ослепит и сожжет неподготовленную к прозрению душу. Человеку для общения с Богом нужен квалифицированный посредник, пастырь, ведущий его по необъятным небесным пажитям, и таким пастырем является для него Вселенская Церковь, несущая Дух Святой непосредственно от Иисуса Христа.
По слухам, тут же заполыхавшим в сетях, на данной интерполяции, внесенной в текст буквально уже в макете, настоял кардинал Дженовезе, глава Конгрегации доктрины веры и наиболее вероятный преемник Папы в следующем понтификате, который на тайном совещании в Ватикане, многочасовом, как водится, полном разногласий, взаимных упреков, страстей, прохрипел севшим голосом: да хрен с ним, с Богом, до сих пор спокойно обходились и без него, главное сейчас – сохранить Церковь, а с Богом мы потом как-нибудь разберемся.
Говорил он так или нет – теперь уже не установить. Через три месяца кардинал Дженовезе сгорел – в прямом смысле этого слова, не осталось даже костей, только пепел – на богослужении в одном из римских соборов. Опять-таки, по слухам, он весь последний месяц практиковал «Духовные упражнения» святого Игнатия (Игнацио де Лойолы, основавшего орден иезуитов), моля Бога, чтобы сошел на него свет Божественной веры. И, вероятно, молитва его была услышана. Во всяком случае, по свидетельству очевидцев, когда тело его одевалось огнем, на лице кардинала сияла неземная улыбка.
Так или иначе, но традиционные церкви и религии устояли, тем более что большинство низовых служителей не заморачивались схоластическими концептами, а говорили с верующими на том языке, который использовался ими уже тысячи лет. Лучше всего их мнение выразил тот же аббат Милле – пресса по-прежнему его охотно цитировала:
«Прежде чем возносить молитву, спросите себя: а чего, собственно, я хочу? Спасения души или мимолетных земных богатств? Жизни вечной, дающейся в Боге, или успеха в мирских делах? Бог насморк не лечит – для этого есть медицина. И не интересует Его ни франчайзинг, ни мерчандайзинг, ни эффективный ритейл. Спросите себя: нет ли на мне греха, который мешает моей молитве взлететь? Спросите себя: кто я такой, чтобы хоть на мгновение, хоть мимолетно обратить на себя Его взор?»
Впрочем, это была одна из многих и многих цитат, разливавшихся по сетям бескрайним потоком. Аббат Милле отнюдь не утратил своей популярности, но на медийном небе зажглись и другие, более яркие звезды. Основное внимание прессы привлекал в тот момент девятнадцатилетний Сахтья Нана Маджит, американец индийского происхождения, который, делая исключительно удачные ставки на Нью-Йоркской фондовой бирже, всего за полгода превратился из скромного брокера в солидного мультимиллионера.
«Я сначала три тысячи раз возносил молитву Сваям-Бхагавану Кришне и только потом принимал решение о купле или продаже акций, – сияя телевизионной улыбкой, без устали повторял Маджит в своих интервью. – Тот, кто правильно молится, обязательно обретет откровение».
Случай с Маджитом оказался поразительно вирулентным: еще довольно долгое время можно было в репортажах и роликах наблюдать, как на американских, да и на некоторых европейских биржах, а также на биржах Токио, Куала-Лумпура, Веллингтона и Сингапура сотни брокеров, облаченных в желтые одеяния, сначала воздевают руки, вдохновенно восклицая «Харе
