Кожа - Евгения Викторовна Некрасова
Хоуп собрала в сумку чуть еды, рубашку, белье, запасные носки и чулки, блокнот, карандаш, капитанские стекла. Надела много запасных юбок, плотное платье, двойные носки, пальто, купленное еще на ее земле, сверху – сшитое пальто, шапку, варежки. Спустилась по лестнице из веревок и пошла к острову по льду. Снег скрипел, как деревянный пол. Вдалеке, шагах в трехстах от корабля, она увидела большого широкого человека, который двигался прямо к ней. Хоуп решила пойти ему навстречу – может быть, это кто-то от Хозяина. Судя по странной одежде, это был местный и довольно дикий человек. Хоуп думала объясниться с ним знаками. Он приближался. Хоуп не нравилась его нечеловеческая, мотающаяся походка. Работающая остановилась, поглядела сквозь капитанские стекла. У приближающегося были узкие плечи, широкая шея, теплое синее пальто, высокая и широкая обувь, сшитая набитая сумка через плечо, шерсть на шее, лице и руках. Хоуп уронила капитанские стекла и побежала обратно к кораблю. Белое море, белое небо шатались вокруг нее. Она обернулась, Медведь бежал за ней, для удобства и скорости используя четыре свои лапы. Хоуп впервые в жизни бежала так быстро. От ветра и холода ее глаза затопила вода. Дерево корабля мазало впереди. Медведь приближался. Хоуп добралась до корабля и не увидела лестницу из веревок. Ее, видимо, убрали работающие, чтобы никто не влез к ним. Хоуп бегала туда и обратно вдоль деревянной стены и звала Алису и Роба. Они молились у себя в каюте. Хоуп попыталась залезть без лестницы, но упала. Снежный скрип и тяжелая одышка-хрип приблизились. Скрип прекратился, одышка-хрип осталась. Хоуп оглянулась. Перед ней стоял Медведь в человеческой одежде, тяжело дышал и улыбался. Он поднимал обе лапы вверх, в левой были капитанские стекла. Хоуп вжалась в деревянную стену. Медведь сквозь одышку с очень толстым акцентом сказал на английском, что он не опасный, а просто продает маленькие пироги, спросил, не хотят ли она и ее команда на корабле пирогов с хрустящими листьями и яйцом или пирогов с грибами и курицей. Медведь приблизился и протянул Хоуп капитанские стекла. Она осторожно забрала. Медведь открыл сумку, оттуда повалили дым и запах. Он показал Хоуп маленький пирог и стал нахваливать и те, что с хрустящими листьями и яйцом, и те, что с курицей и грибами. Он обещал, что грибы самые лучшие, он собирал сам. А курица их с женой, они кормили ее лучшим зерном, и яйца от той же птицы, а капусту вырастил их сосед, самая сладкая капуста в их деревне.
Хоуп сказала, что у нее нет никаких денег. И она не может купить пирогов. Медведь посмотрел на Хоуп, она почувствовала, что на цвет ее кожи, подумал и спросил, работающая ли она. Хоуп кивнула. Медведь сказал, что это он работающий, а она нет, почти. Главный русский хозяин недавно издал приказ, что любой работающий из страны Хоуп с таким, какой у Хоуп, цветом кожи, ступивший на русскую землю, свободен.
На голову Медведя упал ботинок, потом лесенка из веревок, потом полетела бочка – Медведь успел отпрыгнуть и приземлиться на четыре лапы. Алиса и Роб ругались на него, скидывая вещи, и молились. Медведь прорычал на них, как настоящий медведь. Он выпрямился на двух лапах, протянул Хоуп пирог, сказал ей «вэлком» и пошел, переваливаясь, к другому кораблю.
Хоуп откусила пирог и быстро его съела. Курица и грибы действительно оказались невероятны, как и весь пирог, он не врал, и про указ об освобождении черных работающих тоже не врал. Хоуп точно знала, он произносил это с правдивой завистью.
Хоуп закинула ботинок и лесенку обратно на палубу и позвала Алису и Роба пойти с ней и стать свободными людьми. Они кричали ей, что она сошла с ума от мороза, если верит Медведю.
Хоуп уже прощалась с Алисой и Робом сегодня утром, еще до Медведя, поэтому она просто отряхнула одежду от снега и пошла к острову, к той его части, где не было выточенных высоких набережных, а сползала в море островная земля. Через сорок с лишним минут обе ноги Хоуп ступили на русскую почву. Вернее, на русский снег. Хоуп походила немного туда-сюда, чтобы почувствовать, как ходится неработающему человеку. Ходилось ок. Прилетела, подумала она.
5. Ах ты, кожа моя, кожа
– Ну вот, Братец Череп, опять медведи.
– А что такого?
– Ну, знаешь, все эти стереотипы про Россию: водка, медведи, шпионы, КГБ, проститутки, олигархи. Вообще-то это объективация, похожим образом people of color подвергаются объективации.
– Я чего-то не понимаю, что ты говоришь. Скучно что-то, и небо белое.
– Белое, Братец Череп. Ну, знаешь, когда в лифт заходят чернокожий парень и белая женщина, она перевешивает свою сумку на то плечо, что дальше от него… Она действует согласно стереотипам, объективирует зашедшего с ней в лифт человека из-за цвета его кожи. Понимаешь?
– Нет. Небо скучное, без облачка, и даже солнца не видно. Ты умеешь петь?
– Не умею. Меня даже в детстве в музыкальную школу не взяли, когда я не взяла какую-то там ноту.
– Спой все равно.
– Ну ок.
И я начала петь как могу.
Знаешь, Нина, моя кожа – русская,
покрытая медвежьей шерстью,
спермой и дешевой косметикой,
порохом от незарегистрированного оружия,
нефтью,
кровью,
тюремными татуировками,
стразами из натуральных бриллиантов,
«Новичком» и водкой.
Ах ты, кожа моя, кожа,
кожа русская моя,
кожа русская, кожа тусклая,
усыпанная прыщами-стереотипами.
Знаешь, Нина,
мои прапрапрародители были рабами,
я из кожи вон лезу, чтобы от них отличаться,
хожу в офис на работу,
для развлечения – на концерты и
