Сергей Гончаров - Против часовой стрелки (СИ)
— Здесь так и должно быть, — прошептала она. — Я же говорила…
— Помню, помню! — Дима поднялся и обнял свою девушку за талию. Поцеловал. От его гладкой кожи пахло ванилью. — Ты даже не представляешь, какой шум у меня на работе! Постоянно работает или первофратор или штроборез. Или дрель или болгарка. А если на деревянном объекте, то Василич ещё и циркулярку таскает. Вообще хоть вешайся!
Кристина несколько раз спрашивала, собирается ли Дима получать высшее образование или рабочей специальности ему вполне достаточно? Не то, чтобы ей это было важно… а вот мама надоедала нравоучениями, что сапоги следует выбирать по размеру. И если человек отстаёт от тебя степенью образованности, то гармонии в семье не будет. Может поэтому отец, доцент математических наук, предпочитал проводить время на работе, а не с женой, у которой образование закончилось на получении школьного аттестата?
Поначалу Дима уходил от этого вопроса. Потом ответил, что не видит в этом смысла, так как с ним в бригаде работает некто Михалыч с дипломом саратовского института физкультуры. И что в итоге? Зарплата одинаковая, обязанности одинаковые, только Михалыч тратил свою жизнь на ненужные знания, а он в это время уже деньги заколачивал.
— Да и невозможно в институт поступить без взяток, — в другой раз утверждал Дима. — А потом? На каждой сессии тебя трясут словно свинью-копилку. В итоге ты и не учишься и не работаешь. А на двух стульях, как говорится в древней русской пословице, усидеть невозможно. Что получаешь на выходе? Диплом. А без опыта работы по этому диплому устроиться на работу невозможно. И что дальше? Зачем учился?
Кристина не могла с ним поспорить. С одной стороны он прав. И она способна, бросив институт, зарабатывать намного больше. Вместо этого выносит по ночам за живыми трупами «утки». Идти работать врачом в нашей стране — дело неблагодарное. Причём так думали все её сокурсники. Каждый получал диплом ради диплома. Зачем? Кристина из-за мамы. Остальные из-за чего?
— Пойдём, покажешь своё хозяйство! — предложил Дима.
Осмотр начали со сто первой палаты. Там лежала высокая женщина тридцати пяти лет. Кристина не помнила её имени. Изначально поступила она в состоянии комы. И хотя этот негосударственный хоспис не специализировался на больных такого уровня, её родственники уговорили главного врача. А потом у неё диагностировали запредельную кому и шлем стал в принципе не нужен. Уже год она существовала при помощи аппарата искусственной вентиляции лёгких.
В сто второй палате лежал их ровесник с раком поджелудочной железы. Диму даже в лице поменяло, когда он узнал, сколько лет пациенту хосписа. Видимо он никогда не задумывался, что смерть всегда-всегда рядом. Что она стоит позади и ждёт, когда ты допустишь хоть малейшую оплошность. Дашь ей хоть крохотный шанс вцепиться в твое тело.
Кристина рассказала всё, что знала об этом пациенте. Но её слова улетали в пустоту. Дима не слушал. Его лицо вытянулось, кожа побелела, глаза блестели. Не моргая он смотрел на парня.
— Пойдём отсюда, — голос возлюбленного был таким же резким, как и крик ворона.
Молча они вышли в коридор. Тихий-тихий щелчок замка возвестил о том, что дверь закрыта.
— Пойдём, — потянула Кристина в сто третью палату.
— Не пойду, — упёрся Дима. — Я больше никуда не пойду!
Медсестра вопросительно взглянула на своего парня.
— Прости, — опустил он взгляд. — Не хочу… не могу… — помотал опущенной головой не в силах подобрать слова.
Кристина уже видела такую реакцию. Любой пышущий здоровьем человек, для которого смерть бывает с другими, отреагирует подобным образом. Особенно при встрече со своими ровесниками.
— Пойдём на вахту, кофе попьём, — взяла она его под руку.
Кофе-машина приготовила крепкий напиток. Бодрящий запах разлился по всему коридору. Дима сидел на принесённом из подсобки стуле и держал кружку обеими руками. Словно на улице зима, а помещение не отапливается. Кристина, как ей и полагалось, разместилась в кресле дежурного.
— Может приглушить сплиты? — насторожилась она.
Медсестра рассчитывала на секс. Под коротким халатом она специально оставила лишь чулки и нижнее бельё. На уровне подсознания она даже хотела, чтобы в самый ответственный момент спустился кто-нибудь с других этажей. Зачем? Она не могла на это ответить. Но сама идея, что другие будут смотреть на их секс, очень сильно её возбуждала.
Однако на данный момент Дима был не в том настроений, чтобы требовать от него физического удовлетворения.
— Нет, не надо, — смотрел он отсутствующим взглядом на чёрную жидкость. — Это не тот холод… это… изнутри.
— Всё хорошо? — не на шутку перепугалась Кристина. — Может, ты домой пойдёшь? Если что-то не так…
— Нет, не пойду, — твёрдо ответил он. — Прости, просто… Просто…
— Я всё понимаю. Наверно зря я тебя вообще сюда позвала.
— Нет. Не зря. Хорошо, что я пришёл. Сейчас я наберусь смелости и… пойдём дальше.
Кристина посмотрела на возлюбленного широко раскрытыми глазами.
— Зачем? — только и нашлась она что спросить.
— На старика хочу посмотреть. Помнишь, ты говорила?
Медсестра рассказала ему о том, как старик из сто десятой палаты, перед погружением в сон, поцеловал фотографию жены.
— Может не надо? — неуверенно произнесла Кристина.
— Расскажи о нём, — проигнорировал её вопрос Дима.
Работница хосписа несколько минут молчала. Не знала с чего начать. Издалека донёсся приглушённый женский голос. Кто-то разговаривал по телефону на площадке между этажами. Пару мгновений вслушивалась, кто бы это мог быть, но так и не догадалась.
— Я не против, если ты мне и прочитаешь, — по-своему расценил Дима воцарившееся молчание. Он сделал маленький глоток из кружки. Довольно крякнул. После этого залпом выпил. Кофеин взбодрил его. К лицу прихлынула кровь. Он потянулся и поставил кружку на подоконник.
Кристина уцепилась за возможность прочесть. С чего начать она так и не придумала. Мозг отказывался вспоминать необходимую информацию. Так иногда бывает на экзамене, с плохо выученным билетом. Вроде и знаешь, а вспомнить не можешь. Открыла на компьютере папку озаглавленную «110». Пробежала глазами файлы.
Если руководство узнает, что она рассказывает о личной жизни пациентов, то по головке её никто не погладит. Даже больше — с позором выгонят. При самом худшем раскладе, родственники ещё и засудят.
— Значит… — открыла она один из файлов. — Его зовут… Майоров Игорь Петрович. И он полковник ВДВ.
— Фамилия Майоров, но он полковник? — Дима понемногу начал оживать от посещения сто второй палаты.
— Угу, — кивнула Кристина. — Наград у него тут… Много. Очень много. Даже улица в честь него есть в Москве… Вот! Самое примечательное! Его жену сбила машина. Насмерть. Сразу после этого у него обнаружился рак мозга четвёртой степени.
— Предпоследней, — уверенно произнёс Дима, будто всю жизнь проработал в онкологии и о раке знает всё.
— С пятой степенью рака уже в гробу лежат, — улыбнулась Кристина. — У него обнаружили четвёртую. Дело не в том. Самое интересное, что дети настаивают, будто у отца ничего не было! Он был здоров, как молодой жеребец! А как только жены не стало, сразу четвёртая стадия! И от лечения он отказывался. Представляешь?
— Вообще-то нет, — Дима почесал затылок. — Это же невозможно! Насколько я знаю, там же сильные боли…
— Да. Сильные боли. Но он отказывался.
— Не хотел жить без неё, — покивал Дима своим мыслям. — А разве может быть, чтобы у человека было всё нормально и тут ба-бах! Четвёртая стадия? Это же невозможно.
Кристина тяжело вздохнула. Достало её постоянное «невозможно».
— Я бы поменьше употребляла «невозможно», — с неожиданной даже для самой себя злостью, процедила она сквозь зубы. — Да. Это странно. Здесь не разбирались, когда у него появился рак. Здесь ему предоставили круглосуточное наблюдение. Может дети ошиблись… или ничего не знали. Может быть они с женой скрывали от них. А когда она умерла… А может и действительно, на нервной почве, у него первые три стадии протекли с феноменальной скоростью? Не думал об этом?
— Ты врач, — Дима равнодушно пожал плечами. — Тебе виднее.
Он вырос в традиционно-патриархальной семье, где слово и мнение отца было законом и правдой в последней инстанции. Мать не имела права перечить, повышать голос, дерзить. Она могла только мягко и ненастойчиво донести своё мнение. Если отцу оно симпатизировало, то он прислушивался.
Дима понимал, что с этой девушкой такой жизненной модели не сложится. Не тот темперамент. Предстояло выбрать: ломать её характер или перекраивать свой. Определиться он не мог. Себя переделывать лень, да и кажется, что невозможно. А получится ли сломить её характер и вовсе неизвестно.
