Генри Олди - Крепость души моей
– Бегите-е-е-е-е!
Шаг-шажище, еще щаг…
– Кино снимаю-ю-ю-ют! Сюда, сюда, скорее!..
От опасности убегают. К чему-либо интересному, напротив, спешат со всех ног. Обросший шерстью великан – сам того, вероятно, не желая – оказался в обеих ипостасях. Пугливых вымело из парка в первые же минуты, результатом чего и стала урна, лежавшая на боку. Иные оказались крепкого закала. Про случай на площади слыхал каждый, да и великан вел себя вполне миролюбиво.
И, конечно, кино. Кто бы ни крикнул, а подхватили в сотню луженых глоток:
– Кино снимают! Кинг-Конг! Сюда-а-а-а!..
Великан, он же Кинг-Конг, брел между тем дальше – от аттракционов к выходу, где ворота. На пути его никто встать не решился, зато по бокам народу собралось изрядно. Кинг-Конг словно чувствовал, переставлял ножищи медленно, основательно, давая возможность любопытным лилипутам поспевать за удивительным гостем.
Шаг-шажище, еще шаг…
Остановился, по сторонам взглянул. Грустно, тоскливо, без всякой злости.
– Сюда! Сюда!
– Ух ты-ы-ы!
– Сколько же такое нарисовать стоит?
Насчет «нарисовать» сообразили, когда гигант зацепил бедром бетонный столб с проводами – и не заметил. Могучая плоть прошла через бетон, ни один из проводов даже не дрогнул. Потом кто-то разглядел-таки зазор под пятами Кинг-Конга. Естественно, у кого-то оказался фотоаппарат, у остальных – мобильные телефоны со всеми полагающимися прибамбасами. Волосатый гость техникой не фиксировался. Спрятав «Nikon» в футляр, фотограф вынес вердикт:
– Защитку поставили. Жлобы голливудские!
А Кинг-Конг шел себе и шел. Вот и ворота впереди. Высокие, но для гостя – пустяк. Перешагнет, даже ногу не слишком задирая. Со стороны улицы, от троллейбусной остановки, спешили новые зеваки, вдали прорезался мерзкий глас сирены.
– Сюда-а-а-а!..
Великан остановился, моргнул всеми тремя глазами – и внезапно присел на корточки, уложив дубину на край аллеи. Покосился на сопровождающих, сделал понятный жест, приглашая подойти ближе.
Решились, хотя и не сразу. Сперва фотограф, оставшийся без снимков, за ним – курсант-летчик с девушкой, двое молодых людей с «паком» пива… А там и все прочие, включая мамаш с чадами от двух лет до восьми. Великан терпеливо ждал. Наконец, моргнув верхним глазом (тем, что посреди мощного лба), поклонился, прижал когтистую ладонь к сердцу.
– Здравствуйте, товарищ артист! – пионерским голосом отозвалась пенсионерка в белой панаме.
– Good afternoon, Mr. King Kong! – подхватил образованный курсант. – How do you like our City?
Уши дрогнули. Великан нахмурился, покачал головой.
– Не слышит, – рассудил фотограф. – А незачем было защиту от копирования ставить!
Мальчик лет десяти извлек из кармана кусок мела. Наклонился, чиркнул по асфальту раз, другой…
«Helo!»
Строгая мама поспешила мел отобрать и вписать недостающее «l».
Кинг-Конг кивнул с пониманием и полез за пояс. Оттуда был извлечен кожаный свиток – небольшой, в человеческий рост. Огромная лапища пристроила свиток на асфальте, развернула…
Собравшиеся кинулись вперед, обступили пергамент. Детям места не хватило, о чем поведал жалобный плач. Но и счастливцы поняли немногое. Ряд волнистых линий, дорожки странных знаков. Орнамент?
– Карта! – уверенно рассудил дед преклонных лет. – Иностранного происхождения, между прочим. Значит, шпион! Вы его тут, граждане, придержите, я за милицией схожу.
– Держи сам! – последовал дружный ответ.
Бдительный дед дернул шеей:
– Ми-ли-ци-и-и!..
Получив по той же шее, предпочел умолкнуть.
– Иврит, – вмешалась загорелая брюнетка с симпатичным носиком. – Очень древний вариант, но понять можно. Пропустите-ка…
Пропустили без возражений. Лишь бдительный дед буркнул неодобрительное о космополитах, которые, как известно, космы палят. Но очень, очень тихо.
16:44
…Свят Саваоф, свят Саваоф…
– …Рефаим. Рефаим, сын… Сын Енаков.
Брюнетка всмотрелась в след от когтя:
– И внук Эмимов.
Когтем пришлось писать великану – на обратной стороне карты. Попытки взять мел или нацарапать что-то на асфальте оказались тщетными. Зато брюнетка орудовала мелом вовсю, заставив публику отойти, дабы прибавилось места.
– Про гражданство спросите! – подал голос старший милицейского патруля.
Стражи порядка наконец-то добрались до места происшествия.
– Земля Ездралион! – девушка выпрямилась, устало повела плечами. – Там он – должностное лицо, вроде нашего… Да, точно! Он – судебный пристав! Но не местного суда, а какого-то высшего…
Милиционер прокашлялся и на всякий случай поднес ладонь к фуражке, приветствуя коллегу. Но тут же спохватился:
– А чего он, гражданка, здесь оказался? У нас решения всяких там Едре… Ездральонов недействительны. Вы ему перетолкуйте, а то непорядок!
Взять мел брюнетка не успела. Кинг-Конг по имени Рефаим оказался понятлив. Могучие ручищи вознеслись вверх, к вечерним небесам, затем ладонь перевернула пергамент. Острый коготь ударил точно в центр изображения.
– Заблудился! – хмыкнули в толпе. – А нечего орангутангов брать на службу!
Коготь вновь уткнулся в рисунок на карте. Великан насупил все три брови и сжал ручищу в кулак.
– Бумммм!
Удар в грудь – один, другой, третий. Что есть силы, от всей великаньей души.
– Бумммм! Бумммм! Бумммм!!!
«Бумммм!», конечно, не услышали – кулачище лупил по волосатой груди беззвучно. Но догадались и представили; представив же, впечатлились.
Кинг-Конг кивнул на дубину, мирно лежащую возле аллеи, затем покосился не без злобы на рисунок. Шевельнул губами, да так выразительно, что некая юная дева покраснела.
– Мочить их будет, – без всякой необходимости вербализировал увиденное молодой человек. К этому времени он успел допить пиво из «пака». – Убивальная юстиция.
– Ювелирная, – поправил дружок. – С наждачком.
И вывод сделал:
– Весело, блин, у них!
Великан понял. Обиженный, полный укоризны взгляд, глубокий вздох. Ручища указала на карту, затем ладонь международным жестом ткнулась в жилистое горло.
Ребром.
– Достали, значит, – сообщил переводчик-любитель. – До горлянки дошло.
Кинг-Конг, кивнув, устремил ручищу в темнеющее небо – в зенит.
– Ого-о! – с пониманием протянул старший патруля. – Это, значит, на областном уровне, не ниже. Гражданка… Гражданка, город-то как называется? Надеюсь, не в нашей области?
Брюнетка замялась с ответом. Когда же открыла рот, собравшимся стало не до географии. Великан вскочил, с чудовищной ловкостью подхватил дубину…
…Прыгнул – бросил огромную свою тушу – на толпу.
– Ой-й-й-й-й!.. Йо-о-о-о-о!..
Исчез.
– Свят Саваоф, свят Саваоф, свят Саваоф!.. – с явным опозданием зачастила старушка-нищенка, подошедшая с троллейбусной остановки. – Свят, свят, свят…
– Пошел мочить, – без сантиментов констатировал молодой человек.
И завел дурным голосом:
Кишки на проводах – какое чудо!Кишки на проводах я не забуду…
– Р-расходимся, граждане! – овладел ситуацией служивый. – Расходимся! Не будем нарушать!
Потом, чуть подумав, изменил прием:
– А свидетелей прошу ко мне! Проедем, значит, в отделение. Не волнуйтесь, ненадолго, к послезавтрему дома будете. Прошу, граждане, прошу! Первый кто?
Полюбовавшись опустевшей аллеей, он с удовлетворением хмыкнул и направился к подчиненным, успевшим придержать троих – тех, что стояли ближе к карте. Брюнетку с носиком зацепили первой.
Милиционер служебно улыбнулся:
– Все в порядке, граждане. Насчет послезавтра я шутканул. Но проехать все же придется. На предмет составления…
– Не придется, – перебил парень в сером костюме, заступая путь. – Со свидетелями будем работать мы. Свободны, сержант!
Как и во всех предыдущих случаях, начальственный рот начал раскрываться на штатную ширину приклада. На этот раз обошлось без «корочек» в сафьяне. Парень лишь отмахнулся:
– Идите!
Пошли…
17:40
…Погружение…
– …пожалуй, все, – резюмировала брюнетка, перечитывая протокол. – Больше ничего и не вспомню. Только вот, товарищи… То есть, граждане… господа…
– Как угодно, – без улыбки перебил парень в сером. – Вас что-то смущает?
– Название города! Я хорошо знаю иврит, но… Не может ведь город называться Погружение?
Ее собеседник сложил листы протокола. Кивнул сочувственно:
– Понимаю. Могу успокоить – иврит вы действительно знаете. Но Тору, рискну предположить, давно не брали в руки. Город под названием Погружение истории неизвестен. А вот Гоморра – иное дело.
20:29
…И шестихренов серафим…
– Кнао-кнао-кнао-кнао, – бормотал широкоплечий румяный бородач. Он сноровисто открывал бутылку, дабы разлить ея содержимое в классические «мухинские» стаканы. – Кнао-кнао… кнао-кнао-кнао… Окна! Да, именно окна!
Столь внезапный финал ничуть не смутил второго – худого, безбородого, лысого. Во-первых, привык. Во-вторых, не слишком и прислушивался. Больше смотрел – дабы не расплескалось и было правильно но́лито. Но бородатый дело свое знал. Опыт в три десятилетия чего-нибудь да стоит.
