Марианна Алфёрова - Лига мартинариев
— Конечно, господин Орас, я всей душой, всем телом… — затараторила Собакина, по-прежнему прикрывая лицо ладошками.
— Хорошо, хозяин, я расскажу, — сдался Толик. — Только уберите пушку.
Орас удовлетворенно хмыкнул. Однако требование Толика выполнить не спешил. Прежде он отобрал у телохранителя пистолет, а потом для верности так пнул ногой в бок, что тот повалился на пол, будто собирался бить земные поклоны. Лишь после этого Орас отошел в сторону, разрешая незадачливого убийце подняться. У Толика был такой несчастный вид, что мне даже сделалось его жаль.
— Против вас лично, хозяин, я никогда ничего… — попытался в последний раз оправдаться Толик.
— Я слушаю, — напомнил Орас.
— Да говорить-то особенно нечего… — Толик запнулся, как ученик, который «плавает» у доски и ожидает подсказки. — Кто человек, заказавший убийство — не знаю… Только учтите, хозяин, мне угрожали… — Толик суетливо оглянулся и понизил голос. — Знаю только одно: его зовут Юра, и он не здешний. То есть когда-то может и жил в нашем городе, но теперь — нет.
— Но ты его видел? Как он выглядит?
— Ну, морда у него такая… чемоданчиком… волосы темные, нос такой, щеки такие… — Толик безуспешно пытался состроить из своего мордоворота физиономию неведомого Юрия.
Неведомого?! Почему же неведомого!
— Знаю о ком он говорит! — взвизгнула я радостно.
Толик взглянул на меня с неподдельным изумлением.
— Опять бредовая идея, — буркнул Орас, и сделал мне знак, который я, разумеется, не поняла.
— Да выслушай же меня! — закричала я. — Это же тот тип, который сидел в гостях у Мартисса, когда мы пришли. Его тоже звали Юра, у него лицо такое… необычное… Потом это наверняка он напал на меня на лестнице… а когда не вышло, незаметно ускользнул и вернулся назад в квартиру. Я поняла… Я всё поняла…
По мере того как я говорила, лицо телохранителя всё больше вытягивалось. Он хотел что-то сказать, но не мог — лишь глупо хлопал глазами. Моя догадка была верна на сто процентов. Кажется и Орас принял эту версию, во всяком случае он не стал со мной спорить, а лишь спросил Толика.
— Как ты связываешься со своим патроном?
— Мой патрон — это вы, — запоздало попытался подольститься Толик. — Ах да, связываюсь… Он звонит мне по телефону и назначает встречу.
Точь-в-точь как князья Лиги! Ну надо же!
— Когда же позвонят снова? — продолжал расспрашивать Орас.
— Уже позвонили, — радостно сообщил Толик. Он как-то уж очень торопился нам обо всем рассказать. — Встреча в пять на Звездной.
— Отлично! До пяти ты пробудешь здесь. А на встречу мы пойдем вместе. А ты… — Орас отвел меня в сторону и проговорил тихо, так, чтобы не слышал Толик, — звони Иннокентию, езжайте вдвоем к Мартиссу, постарайтесь выяснить, кто этот Юрий.
Я посмотрела на Толика — мне показалось, что он прекрасно понял, о чем говорил Орас. К счастью, он не сможет связаться со своими дружками.
— А как нам объяснить свой визит?
— Скажешь, что пришли за рукописью книги. Для издательства. Как я обещал.
— Ты хочешь ее издать?
— Не я. Просто найду какого-нибудь сумасшедшего, кто захочет это сделать.
— Думаешь такой найдется?
— Хотя бы один — непременно… Мало ли мартинариев на свете!
Я не поняла — шутил ли он или говорил серьезно. Мне показалось — он что-то не договаривает. И слишком уж торопится меня выпроводить.
13
Мартисс открыл дверь мгновенно, едва я коснулась пальцем звонка. Будто часами сидел на сундуке в крошечной передней под пыльными зимними пальто и ждал, когда же наконец придут за рукописью. Ведь должен же был существовать на свете хоть один человек, которого зачарует его СЛОВО.
— Мы от Ораса.
— Всё готово! — воскликнул Родион Григорьевич — и не ясно — чего было больше в этом крике — радости или… страха. — Ах, Боже мой, я буду молиться каждый день. Нет, два раза в день… — Он сунул в руки Кентису чудовищной толщины папку. — Сборник должен называться «Полет одиночки». Непременно, чтобы твердый переплет, черный коленкор, золотое тиснение. Художника ко мне пришлите. Мне всякая мазня не нужна, мне хорошие рисунки нужны. Что-нибудь в стиле Доре. Я поклонник классики. Вы поняли? — голос его внезапно стал строг и требователен. — Кстати, у меня и вторая книга готова. Может, сразу обе запустить в производство, рекламу дать и прочее…
— Извините, Родион Григорьевич, но со второй мы немного подождем, — откашлявшись, проговорил Кентис.
— Опять ждать! — раздраженно воскликнул Мартисс.
— Должна сначала выйти первая книга, — сказала я примирительно. — А там посмотрим.
— Хорошо, хорошо, но только не тяните. А то я вас знаю — положите на дальнюю полку и забудете, — он глянул на нас с такой подозрительностью, будто мы с Кентисом были виноваты во всех его дрязгах с издательствами.
— Когда господин Орас платит, никто не мешкает, — заметила я не без гордости.
— Не знаю, доживу ли, — неожиданно помрачнел господин Мартисс. — Ну хоть Юрочка порадуется.
— Юрочка? — переспросила я, затаив дыхание.
— Сынок мой. Да вы в прошлый раз видели его здесь. Он специально приехал, чтобы попасть на устроенные мною чтения.
— Так он живет не в нашем городе? — живо спросила я.
Слишком живо. Моя неосторожность могла нас выдать. Но как видно, Родион Григорьевич привык к слишком быстрым и взволнованным вопросам дам, когда речь шла об его сыне.
— Он уже лет пять, как поселился в какой-то дыре. Ее и на карте-то нет, честное слово. Три домика, и здание то ли фабрики, то ли приюта. Закончить институт, чтобы попасть в захолустье! Клянется, что ему много платят. Но я не верю. У него всегда в деньгах нужда. У меня в долг занимает… — Родион Григорьевич тяжело вздохнул. — Я бы запретил мартинариям иметь детей. Закон бы издал. Потому что удачливость — это наследственное. А вы даже не знаете, какой Юрочка у меня умница. Чем только он не интересовался! И историей, и медициной! И фехтованием занимался!
Ну да, фехтованием. Прекрасный выпад «Воланда» чуть-чуть не достиг цели. Ясно теперь, что там, в «Мастерленде», за мной гнался Юрий Родионович, а не Толик. Загримировать шкафоподобного телохранителя под нервный излом фигуры Воланда — вещь совершенно невозможная. Ну что ж, во всяком случае, двоих из этой компании мы знаем. Всё складывалось просто великолепно. К вечеру Орас непременно накроет всю банду. Я едва не пританцовывала, сбегая по лестнице.
— Ева, я бы на твоем месте не связывался с Орасом, — сказал Кентис, когда мы покинули дом будущей знаменитости.
— А по-моему, он человек надежный, — объявила я, хотя еще два часа назад обвиняла Андрея в убийстве.
— Я не о том… Он тебе нравится?
— Может быть, — я невольно улыбнулась.
— А я? — лицо Кентиса, несмотря на шрамы, сделалось удивительно глупым.
— Ты, дорогой, от меня отказался. Сам.
— Он не любит тебя. Он вообще никого не любит. Когда нужда в тебе отпадет, он просто выгонит тебя, и всё…
Я разозлилась, так, что затряслась вся. Потому что слова Кентиса странно перекликались с тем, что говорил мне Нартов. «Не любит… выгонит…» Я ощутила себя собакой, которая не понимает, в чем провинилась перед хозяином. Штамп у меня на лбу стоит, что ли, глянув на который, все мужики решают, что мною надо попользоваться, а потом выгнать? Где же он, проклятый, как его стереть, вытравить? Я в самом деле принялась ощупывать лицо, будто надеялась найти метку…
— Эй, ребята! — окликнули нас из черного «Мерса», и я узнала поросячий носик Толика. — Господин Орас ждет вас. Скорее! Очень важно.
Я как дура шагнула к машине — то ли имя Андрея меня загипнотизировало, то ли озабоченная дурацкими мыслями о неудачной бабьей доле, я совсем позабыла, что в обычные дни Орас не ездит на «Мерсе», да и вряд ли при нынешнем раскладе он бы позволил Толику сесть за руль. Кентис оказался куда сообразительнее. Вместо того чтобы последовать за мной, он повернулся и побежал. Тут же какой-то супершкаф, со скучающим видом стоявший возле газетного киоска, кинулся ему наперерез. Я тоже попыталась пуститься наутек. Но задняя дверца машины распахнулась, и какой-то тощий типчик с грязными жирными волосами до плеч ухватил меня за руку и принялся тащить внутрь. Самое смешное, что он был ни капельки не сильнее меня и никак не мог затащить меня в машину. Одна рука у меня оставалась свободной, а в ней — сумка с рукописью «Полета». Я могла бы так треснуть этим «кирпичом» длинноволосого по башке, что он бы до конца своей жизни где-нибудь в психушке цитировал незабвенное произведение наизусть. Но эта светлая мысль в тот момент не пришла мне в голову. Вместо этого я стояла, упершись, как корова, и озабоченная лишь одним — как выдернуть руку из скользких потных лап и удрать. Кто знает, может быть, я бы его и осилила, но в этот момент сзади кто-то треснул меня изо всей силы в спину, и я влетела на заднее сиденье «Мерса», подмяв под себя длинноволосого. Следом впихнули Кентиса, и уже последним залез тот супершкаф, подле которого Толик казался молочным поросенком.
