Жерар Клейн - Боги войны. Запрещенная реальность. Зеленая машина.
Он улыбнулся.
— В принципе, я верю тебе, Корсон. Вероятно, ты тот самый человек, который будет заседать в Совете Урии через триста лет, хотя пока и не знаешь об этом. Ты еще не тот человек. В этот момент ты только его лучшая карта. Он сам не мог прибыть, поскольку уже знает, что произошло. Это значило бы нарушить закон нерегрессивной информации. Он никому не может верить и потому решил отправить самого себя, пользуясь более ранним периодом своего существования. Поздравляю! Перед тобой светлое будущее, если, конечно, ты доживешь до того времени.
— Подождите, — сказал Корсон, бледнея. Он сел на землю и взялся за голову. Веран наверняка прав. У него есть опыт во временных войнах.
— Круто, а? — сказал Веран. — Может, тебя интересует, почему я тебе все это рассказал? Не гадай. Как только избавлюсь от Нгала Р’нда, отправлю тебя послом к этому Совету. Имея под рукой государственного мужа, я его использую. Я говорил тебе, что собираюсь вести переговоры, и попрошу у тебя немного: оборудование, роботов, корабли. Эту планету я оставлю в покое и пальцем ее не трону, даже если мне удастся завоевать всю остальную Галактику.
Корсон поднял голову.
— А как вы избавитесь от Нгала Р’нда? — спросил он. Веран засмеялся коротко, словно взлаял волк.
— Этого я тебе не скажу. Ты можешь меня опередить. Сам увидишь со временем.
31
В прихожую зала Представления они вошли нагими. Там их подвергли ритуальному омовению, а потом одели в желтые тоги. Корсону казалось, что невидимые лучи всевозможных детекторов обшаривают его тело, но это только казалось: уриане работали тоньше. Он догадывался, что Веран хочет использовать Представление Яйца, но понятия не имел, каким образом. Наверняка можно было сказать, что у Верана нет никакого оружия. Уриане слишком хорошо знали человеческую анатомию, чтобы можно было использовать какие-то естественные укрытия. Если бы Веран хотел применить силу, он атаковал бы во главе своих гипронов. Рискованное дело, поскольку урианам было чем ответить, но союзником наемника было бы время. — Нет, в запасе у него наверняка был какой-то отчаянный фортель.
Второй раз прошел Корсон сквозь расступившиеся ряды, а Веран направился к самому постаменту.
Не говоря ни слова, он долго и внимательно разглядывал металлический алтарь. Свет померк, и через открывшиеся врата вошел Нгал Р’нда. Корсону он показался гордым, как никогда. Теперь под его знаменами были два наемника-человека. Несомненно, уже сейчас перед его мысленным взором над дымными развалинами людских городов развевались голубые знамена Урии.
Яйцо. Корсон все понял и теперь со страхом и с какой-то странной жалостью к последнему Князю Урии, и, одновременно, восхищаясь отвагой Верана, следил за каждой деталью церемонии. Он слышал Нгала Р’нда и толпу, отвечавшую ему словами, которые невозможно записать — это был список имен из какой-то генеалогии. Он смотрел на открывающийся ящик, на стоящее на пьедестале яйцо, похожее на гигантский кусок бирюзы, на вытянутые шеи и двойные веки, моргающие со скоростью крыльев колибри.
Последний Князь Урии открыл клюв, но еще прежде, чем он заговорил, возникло какое-то замешательство. Веран оттолкнул окружавших его аристократов, прыгнул вперед, левой рукой схватил Нгала Р’нда за шею, правой указал на яйцо и закричал:
— Обманщик! Пекиво! Пекиво!
Корсону не нужен был словарь, чтобы понять, что на языке птиц слово это означает — обманщик.
— Это яйцо покрашено! — кричал Веран. — Этот негодяй обманул вас. Вот доказательство.
Уриане замерли. Это был тот шанс, подумалось Корсону, на который рассчитывал Веран, поскольку даже урианская аристократия не имела права входить в Зал Представления с оружием. Веран коснулся яйца ладонью, и в месте прикосновения скорлупа утратила свой лазурный цвет и стала белой, как слоновая кость.
Корсона осенило. Даже нагой, даже трижды выкупанный и досуха вытертый шершавой тканью, Веран обладал реактивом, щелочным и кислым одновременно.
Потом на ладони.
Реакция на поверхности яйца продолжалась, молекулярные цепочки распадались одна за другой, краска разлагалась на бесцветные составляющие или, скорее всего, возгонялась. Веран не любил оставлять следов.
Из толпы раздался свист. Острые когти схватили Корсона за руки, но он не сопротивлялся. Веран отпустил Нгала Р’нда, который, широко раскрыв клюв, пытался отдышаться. Уриане в фиолетовых тогах бросились на наемника, а тот кричал:
— Я доказал вам, доказал! Яйцо белое! Он обманщик!
Наконец заговорил сам Нгал Р’нда.
— Он лжет. Он сам покрасил его. Я видел это. Теперь он умрет.
— Разбейте яйцо! — кричал Веран. — Разбейте его! Если я лгу, внутри оно будет голубым. Разбейте яйцо!
Нгал Р’нда пытался установить порядок. Вокруг него уриане стояли стеной, они еще были полны уважения, но уже нахохлились. Вассалы боялись птицы, вылупившейся из Голубого Яйца, а не военного вождя. Князь издал несколько пронзительных нот, Корсон ничего не понял, но жест урианина был ясен:
— Должен ли я разбить яйцо?
Тишина. Потом раздался всеобщий свист, короткий и безжалостный.
Нгал Р’нда склонил голову.
— Я разобью яйцо, которое должно было обратиться в прах только после моей смерти. Я, последний Князь Урии, буду единственным из моего древнего рода, кто второй раз в своей жизни разобьет Голубое, хранившее меня когда-то, Яйцо.
Он схватил яйцо когтями, поднял его и разбил о пьедестал. На землю посыпались осколки. Нгал Р’нда схватил один из тех, что остались на цоколе, и поднес к глазам. Потом шагнул назад и опустился на землю.
Тогда один из высокопоставленных уриан подошел к нему, ухватился за край голубой тоги и резко дернул. Тога не разорвалась, а Нгал Р’нда качнулся вперед. Потом на него бросились все. Корсон почувствовал, что его выпускают и отталкивают. Он едва не упал, и ему пришлось постараться, чтобы оттолкнуть толпящихся уриан. На его глазах пьяные от бешенства птицы рвали на куски последнего Князя Урии. Острый запах хлора и аммиака повис в воздухе.
Кто-то коснулся плеча Корсона. Это был Веран.
— Идем, пока они не задумались, как я это сделал.
Они неторопливо двинулись к дверям, а яростные крики все не умолкали. Выходя, Веран оглянулся и пожал плечами.
— Вот так гибнут фанатики, — сказал он.
32
Примерно раз в десять лет он останавливался, подходил к первому прохожему и спрашивал:
— Какой сейчас год?
Некоторые из них падали в обморок. Другие убегали. Некоторые просто исчезали: вероятно, они умели путешествовать во времени. Но всегда находился кто-нибудь, кто отвечал. Не моргнув глазом, они смотрели на человека, на Бестию и улыбались. Старый человек. Молодой парень. Урианин. Какая-то женщина.
Один вопрос вертелся у Корсона на языке:
— Вы знаете, кто я?
Они знали. Они были, как вехи, как фонари, расставленные на его дороге, но когда он пробовал начать разговор, ловко выкручивались, позволяя ему угаснуть. Даже ребенок. Он не мог с ними бороться. За шесть тысяч лет культура прошла большой путь, а он еще был варваром, даже если знал такое, о чем они и не подозревали.
Увидев урианина, он едва не сделал глупость: хотел убежать во время. Но большая птица знаком попросила его успокоиться. Она носила белую тогу, покрытую тонкой вышивкой, и сказала с гримасой, которую Корсон счел улыбкой:
— Чего боишься, сын мой?
Сходство урианина с Нгалом Р’нда поразило Корсона, но он скоро понял, что это вызвано преклонным возрастом туземца.
— Мне кажется, я тебя узнаю. Однажды ты вынырнул из небытия. Я был тогда ребенком, едва вылупившимся из яйца. Если не ошибаюсь, я помог тебе обмыться и подал завтрак, а потом проводил на какую-то тайную церемонию. С тех пор многое изменилось к лучшему. Я очень рад, что вижу тебя. Что ты хочешь знать?
— Я ищу Совет, — сказал Корсон. — У меня есть для них новости.
— Ты найдешь его на берегу моря, к западу отсюда. Но тебе придется подождать около ста двадцати лет.
— Спасибо, — ответил Корсон. — Мне не нужно ждать. Я путешествую во времени.
— Не сомневаюсь, — сказала птица. — У тебя отличное животное.
— Его зовут Архи, — заметил Корсон. — В память о прошлом.
Он сделал движение, собираясь вернуться в седло, но урианин остановил его.
— Надеюсь, ты не в обиде за то, что случилось когда-то. Это был несчастный случай. Тирания рождает насилие, а живые существа — игрушки в руках богов. Для своего удовольствия боги заставляют их устраивать битвы, вертят ими, как хотят. Они любят балеты огня и смерти. Ты разрешил этот вопрос очень тактично. Кто-нибудь другой вызвал бы бойню. Все уриане очень благодарны тебе за это.
