Двери открываются - Екатерина Анатольевна Шабнова

– В жизни не слышал такого крутого имени, – отозвался Рахи. Глаза его блестели. Уля с удивлением поняла, что он не врет.

Всемогущая Вселенная, пусть он не окажется плодом ее воображения.

– Так что, Акулина, это ведь ты звонила в Ателье?

Рахи поднялся, потянулся, ловко воткнул иголку куда-то в район пояса, и тут Уля отчетливо поняла, кого он ей напоминает. Храброго портняжку. Того самого, что «одним махом семерых побивахом», победителя злобных единорогов и еще более злобных великанов.

– Так это тебя послали за мной! – воскликнула она и тоже вскочила.

Небольшое преимущество в росте помогало ей держать себя в руках.

Рахи скривился – так, словно его поймали с поличным после того, как он сыграл над кем-то злую шутку.

– А, я ведь должен был с этого начать, не так ли? – наконец выдавил он. – Работа с людьми – это не по моей части. Как видишь.

Он развел руками, показывая то ли на беспорядок в комнате, то ли на беспорядок во всей офисной башне, то ли на то, в каком беспорядке был сам.

– Тогда зачем тебя сюда послали?

– Я, знаешь ли, посылаю людей куда чаще, чем они меня! – Рахи тихонько хохотнул, но почувствовал, что шутка не попала в цель, и затараторил: – Звонок поступил, это да. И так случилось, что я как раз курировал Геллу, телефонистку, это ее первый день, кстати, был, и сразу так попасть, а? Несложная задачка, всего-то сидеть да слушать, я с собой и набор швейный не захватил, делов-то. И Гелла путалась в словах, но быстро схватывала, серьезно, вольется в коллектив ого-го, к тому же она такие вещи шьет – в самом деле шьет, типа там одежды, шляпок, перчаток… Все свои костюмы сама шила! Я ей и говорю, Гелла, говорю, отныне за формой буду ходить только к тебе, а она смеется… В общем, потом позвонила, видимо, ты – кстати, поверить не могу, что ты, потому что координаты уходили в… впрочем, не бери в голову, нашли ближайшую, Гелла отправилась на доклад, а я – сюда, потому что, ну, прелюбопытнейшее же дело, да? Согласись? Но куда круче было то, что звонили, понимаешь ли, с моего номера. С моего персонального номера, так что как тут не отправиться! А что набор я оставил в шкафчике, как дурак последний, это я понял, когда уже одной ногой тут.

Объяснения лились из Рахи словопадом, он вышагивал перед Улей туда-сюда, на каждом пятом или шестом шаге делая резкий поворот и размахивая руками, а она только и могла, что сжимать свою белую кружку. Телефонистка Гелла. В Ателье. Швейные наборы – что ж, для Ателье куда привычнее. Швея-телефонистка в такой ситуации – вообще находка. Но это ничего не объясняло. Не объясняло ведь?

– Так как у тебя оказалась моя игла?

Уля мотнула головой. Рахи смотрел на нее почти серьезно – насколько это вообще было для него возможно. Улыбка никогда не исчезала с его лица – только иногда пряталась в блеске глаз или в морщинках у их уголков.

– Твоя игла? – Уля никак не могла определиться, кто из них сошел с ума. По всему выходило, что она.

– Ну да, вон там, прямо в кружке, я ее сразу почувствовал. Очень кстати, кстати, – выпалил он, а потом нахмурился, словно понял, как странно ощущаются на языке два одинаковых слова подряд.

– Я не…

Уля задумалась. Хорошенько задумалась. В ее кружке не было никаких игл. Был только…

– «Кафка», – охнула она.

– Что? – Брови Рахи сомкнулись, а потом взлетели вверх. – Подожди, не объясняй, это все потому, что швейный набор похож на жука и не любит сидеть на месте, да? – Он погрозил ей пальцем. – А ведь забавно, ну! Надо срочно приспособить это на работе, так ведь гораздо удобнее и быстрее. «Кафка», подумать только! Своенравные, надо сказать… это все от близости Временного Станка. Там все немного с ума сходят. Гелла, например, совсем не ожидала, что ее маленькая брошка решит вдруг начать отсчитывать время и трезвонить каждые сорок минут, чтобы та поднималась и делала зарядку…

Рахи покачал головой.

– Но как мой… моя… «кафка». Ха, ну звучит же! Как она оказалась у тебя? Могла бы выпасть из кармана в одну из прорех, случалось и не такое, но я совершенно точно оставил все свои иглы в офисе.

Уля даже не заметила, как чуть отвела руку в сторону, перевернула кружку и потрясла ею. Словно надеялась, что странное приспособление из сияющих металлических частей все-таки выпадет на мокрый пол. Она все еще переваривала услышанное «Временной Станок», который представлялся ей помесью гигантского вавилонского ткацкого станка и машины времени прямиком из Уэллса. Вопрос уже зудел у нее на языке. Но вместо этого…

– Я… не знаю.

Рахи ее ответ не расстроил. Его, похоже, вообще мало что расстраивало.

– Загадка, значит! – Он подошел к Уле почти вплотную и резко опустил взгляд на дыру в ее колготках. – Вселенной не нравится, когда что-то расходится по швам. Хотя, в принципе, кому это нравится?

Уля вынуждена была согласиться. Никому, конечно. Ей так точно.

– Но почему… почему вот это?

Рахи выпрямился, и Уля подметила, как сильно он хмурит брови. Морщинки уже делают заметки. Впрочем, какая разница. Зачем думать о морщинках, когда где-то здесь, на тринадцатом этаже, зияет дыра в… в… в ткани? Мироздании? Пространстве? Пространстве – времени? Ох, последнее звучало даже еще хуже, потому что все школьные физические знания Ули кричали ей о том, что это невозможно. Ткань Мироздания не рвется, как плохая синтетика, потому что нет никакой ткани. И вещи (и крокодилы!) не вытекают из нее, как из прохудившегося дождевого ведра. И никакая игла в мире не смогла бы ее заштопать.

– Почему именно гигантский крокодил прямиком из книжек Жюля Верна? – весело отозвался Рахи.

– Я бы сказала, из фильма ужасов.

Рахи рассмеялся – беспечным смехом, которому было не место на тринадцатом этаже.

– Зато пока не из Лавкрафта! – Он сверкнул зубами, метнул взгляд куда-то в сторону, а потом развернулся. – Нам пора.

Уля проследила за взглядом Рахи и с крохами того удивления, что еще находило силы в ней плескаться, поняла, что на месте шва не осталось и следа. Она попыталась вспомнить, а на что вообще были похожи стежки и не было ли все-таки нитки. Но перед ее мысленным взором только мелькали солнечные зайчики.