Игорь Колосов - Сумеречное состояние

Арсений встал на ноги, отряхнулся. У калитки во двор ему померещилось какое-то движение. Арсений напрягся. Когда появилась уверенность, что это возвратился Черное Пальто, послышался женский голос:

— Арсений? Ты? — это была Таня. — Ты где был, а?

Арсений растерялся так, как никогда в жизни.

— Таня?

Тень приблизилась. Арсений разглядел взволнованное лицо своей двоюродной сестры.

— Я уже не знала, что делать. Зову, зову, а тебя нет. Еда уже остыла, дети напугались.

— Таня, — выдохнул Арсений.

Он пытался совладать с облегчением, которое напоминало яркий свет, сменивший мрак.

— Господи, да где ты был? Ты что не слышал, как я тебя звала?

— Таня. Прости меня, пожалуйста. Я… сам вас искал.

Сестра застыла.

— Что?

Арсений обнял ее, увлек в сторону дома.

— Пошли отсюда. Я хочу в дом, к детям, туда, где светло.

— Что тут с тобой было?

— Не знаю, нужно ли тебе об этом рассказывать.

Она придержала его за руку.

— Нужно. Хотя бы из-за детей. Им что-нибудь угрожает?

Арсений покачал головой.

— Нет, вряд ли. Надеюсь, что нет. Кажется, это только ко мне прилипло. Так что…

Он замолчал, и сестра сжала его локоть.

— Так почему ты меня не слышал? Что с тобой случилось?

— Примерно то же, что и в детстве.

Утро было замечательным: тепло, легкий ветерок, запах скошенного сена, крики петухов, мычанье коров. Солнце уже набрало высоту, посветлел горизонт. Дома стояли притихшие, словно они тоже упивались прекрасным утром конца лета, губкой впитывали в себя редкостную благодать, впитывали про запас, чтоб в серой мгле поздней осени было о чем вспомнить, испить капельку припасенного чуда.

Арсений простился с Таней, пошел к шоссе, к автобусной остановке. Хотелось потрепать за волосы племянников, но они еще спали. Вчерашний стресс постепенно отпускал его, хотя ночь он спал очень тревожно. Он бесконечно возвращался к предупреждению матери и словам Черного Пальто — искал скрытый смысл. Не помог даже откровенный разговор с сестрой. Пожалуй, наоборот. Арсений пожалел, что не сдержался: теперь Таня напугана, и это, конечно же, усилило его собственный дискомфорт.

Ночью урывками снились никак не связанные друг с другом эпизоды с Черным Пальто. То этот странный тип стоял на каком-то громадном мосту через широкую реку, берега которой скрывал туман, стоял и на кого-то смотрел, кого Арсений в своем сне не видел. То Черное Пальто что-то выговаривал понурому старику с седыми волосами в поношенном плаще. То Арсений видел розовое сердце, лежащее на снегу. Оно пульсировало — одно сжатие в секунду, затем будто камера, в которую смотрел Арсений, медленно поднималась, и его взору открывалось скопление массы похожих сердец. Эти сердца, чуть более темные, скрывали под собой пространство до самого горизонта, они тоже пульсировали, и эта их масса рождала ощущение чудовищного одиночества розового сердца.

Камера двигалась в сторону, и в поле зрения Арсения появлялось ухмыляющиеся лицо Черного Пальто. Он казался неестественно молодым, хотя, возможно, это были всего лишь погрешности сна. Кожа без единой морщины, натянутая, волосы густые, зубы ровные и белые, как у кинозвезды. Черное Пальто ухмылялся подобно ковбою, рекламирующему сигареты — броский, сексуальный мачо, пусть в возрасте, но для него время, как для вина, лишь усиливало, подчеркивало его качества.

Черное Пальто, превратившийся во сне Арсения в загримированного героя какого-то блокбастера, держал черный кожаный мешок и быстрыми отточенными движения загребал пульсирующие сердца. Он загребал их, продолжая лыбиться, а мешок по-прежнему вмещал новые и новые сердца. Он казался бездонным, наверное, мешок и был таким. Черное Пальто, сидя на корточках, медленно смещался, двигался по окружности, а его глаза следили за тем розовым одиноким сердцем, что пульсировало в неправильном круге свободного пространства.

Арсений видел, как два чем-то похожих человека бежали навстречу друг другу, словно кто-то мчался к громадному зеркалу. Они с разбегу сталкивались друг с другом, хватались за головы, со стоном оседали на землю, а над ними уже стоял Черное Пальто и заходился смехом.

После Арсений видел, как с моста срывалась маленькая фигурка, а на том месте появлялась чья-то голова, и даже, несмотря на расстояние, становилось ясно: Черное Пальто.

Арсений просыпался от явственного всплеска воды, и облегчение, вызванное пониманием, что это всего лишь сон, наполняло душу, размягчало что-то затвердевшее внутри. Следовало очередное погружение в сон, и все повторялось.

Утро, восход солнца все исправил: кошмары потеряли свою силу, отступили в никуда. Нужно было беспокоиться о реальности, а не о том, чтобы могла означать вся эта бессмыслица. Необходимость ехать домой обещала какую-то паузу, что-то вроде минутного затишья перед бурей, и Арсений, удивительное дело, немного расслабился, любуясь деревней и природой.

Когда впереди в шагах десяти появилась девочка в коротеньком бежевом платьице, Арсений от неожиданности на секунду остановился. Только что тропка для пешеходов была пустынной. Казалось, девочка появилась из ниоткуда. Неужели Арсений так засмотрелся, что не заметил, как ребенок вышел из какого-то дома? Арсений никого здесь не знал, и девочка могла жить в любом из этих домов, а, может, ходила к какой-то подружке.

Арсений присмотрелся к девочке, ожидая приветствия — здесь все дети здоровались, даже если видели человека впервые. Девочка выглядела грустной и как будто плакала.

Замедлив шаг, она пробормотала:

— Папа опять лугался. Даже маму удалил. Говолит, что она плохая.

Непонятно к кому она обращалась, вроде бы к Арсению, но смотрела куда-то в сторону, словно за ним стоял кто-то еще.

— Папа нас обижает, — добавила девочка. — Говолит, что мама ему изменяет.

Арсений смутился. Кажется, ребенок просто жаловался первому встречному, его переполняла обида, а больше никого на улице не было. Арсений пробормотал ей что-то успокаивающее, хотел даже погладить по голове, но не решился. Еще увидят и подумают какую пакость, ведь его здесь никто не знает. Девочка пошла дальше, и Арсений заставил себя не оглядываться, не заводить душеспасительных бесед. Он ничем не поможет этому ребенку. Не пойдет к ее родителям, чтобы побеседовать с отцом и убедить его, что жена — достойная женщина. Это бессмысленно, вмешиваться в чью-то жизнь.

Метров через десять Арсений не выдержал, оглянулся. Девочка как раз скрылась за поворотом, где стоял Танин дом. Арсений прошел еще пару шагов и застыл. Снова оглянулся. Девочки уже не было.

И он понял, что за ассоциации вызвал у него этот ребенок.

Арсений развернулся, побежал вдогонку. Запыхавшись, достиг поворота, но девочка уже исчезла.

Когда-то, несколько лет назад, он накричал на Леру. Это случилось при сыне. Арсений не контролировал себя, хотя взгляд жены умолял: тише, не сейчас, давай хотя бы отведем мальчика в его комнату. Не помогло. Арсений разошелся, а весь смысл его брани сводился к одному: я тебе почему-то не доверяю, сука.

Его даже не охладило заявление жены, что она ему никогда не изменяла и не изменит. Мальчишка, испуганный гневом отца, заплакал, и это позволило Валерии прервать скандал. Сынуля долго не мог успокоиться, и Арсений с Лерой легли спать в разных комнатах. В ту ночь ему приснился сын — он стоял перед каким-то человеком, маленький, подавленный, в коротеньких шортиках и сандалиях, и рассказывал, что его папа обижает маму.

— Папа опять лугался, — говорил он, не в силах выговорить букву «р».

Затем Арсений увидел тропинку вдоль дороги, а на повороте — маленькую девочку в светлом платьице. К чему в конце сна была девочка, Арсений не понял, он вообще очень быстро забыл этот сон. И без того проблем хватало.

И вот вид девочки в бежевом платьице каким-то непостижимым образом извлек из памяти Арсения тот давний сон, если, конечно, предположить, что давно прошедшие сны хранятся именно в памяти, а не где-то еще. Причем эта девочка говорила точь-в-точь, как его сын в детстве, «л» вместо «р».

Арсений переминался с ноги на ногу, не зная, как быть. До следующего поворота было очень далеко, чтобы девочка могла достичь его, прежде чем Арсений выскочил к Таниному дому. Скорее всего, она зашла в чей-то двор.

Арсений прикинул расстояние и решил, что после дома его сестры, девочка могла миновать не больше двух дворов. Он шагнул к соседнему дому, но его остановила мысль, что ребенок зашел во двор самой Тани. Почему бы нет? Может, играет с детьми или ее за чем-то послала мать? Кажется, племянники говорили про соседских детей.

Он распахнул калитку и увидел возле сарая свою сестру — она кормила кур.

— Арсений? — на лице отразилась тревога. — Что случилось? Ты опоздал на автобус?