Михаил Успенский - Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов
Берега, и правый, и левый, были дики и круты, почти отвесны. Правый был поближе: из воды вздымался чёрный каменный скол, увенчанный поверху кустарником и тревожными соснами; чуть выше по течению угадывались — или это так жестоко обманывал глаз? — крыши! — но странные, как будто поросшие мохом и тем же кустарником. На левом берегу, находившемся заметно дальше, прямо от воды рос густой тёмный лес. Он вздымался выше, выше, выше, карабкаясь по склонам гор, похожих на боевые стальные шлемы монономари-кабуто. Казалось, что смотришь в спину воинам, стоящим по горло в земле плотным, плечо к плечу, строем.
Потом Цунэхару понял, что здесь ещё и очень холодно…
Необходимо было что-то делать. В сумке, оберегая чашу, лежал ещё и пиджак злосчастного раба чаши Итиро Симидзу; Цунэхару осторожно вытащил его и хотел было надеть, но что-то его остановило. Он осмотрелся по сторонам — а потом, не веря себе, дотронулся до бока чаши.
Бок был скользкий, жирноватый — и неприятно тёплый. Прикосновение ничем не походило на прикосновение к благородной яшме.
Боясь поверить себе, он извлёк чашу из разверстого нутра сумки и поднёс к глазам. Конечно! Проклятый мальчишка сумел подменить её! В руках у Цунэхару дрожала жалкая сувенирная поделка, такие он видел в цветочном магазине в аэропорту! Цунэхару перевернул чашу: дно подставки было полым, глубоко втянутым внутрь. На этой внутренней поверхности, уже ничем не напоминающей яшму, золотился приклеенный фольговый квадратик с надписью: “HOLY GREIL. MADE IN CHINA”.
В ожидании парабеллума
Вот что не давало покоя: «Хил. Ибахсв. Кцис». Надо было идти, надо было лететь и спасать — а мне не давали покоя жалких три слова, и я всех тормозил…
— Слушай! — вдруг подскочил Лёвушка. — Конечно! А вдруг эта «хэт», мы её так прочитали, — а твой отец принял её за «тав», одинаково же написано, смотри, вот и вот! Тогда здесь не «хил» читается, а «тел» с точкой! Что значит «телефон»!!! Так, а ну-ка… «Йод» у нас — это десять, «бет» — два, «алеф» — один, «хэй» — пять, «тэт» — девять, «вав» — шесть… «Куф» — сто, «цадэ» — девяносто, «йод» — опять десять, «шин» — триста… или это «син»?.. чёрт, не разобрать… Итак: 10-2-1-5-9-6, семизначный, по умолчанию — Москва, нет? А дальше — 100-90-10-300… что-то нелепое… ладно, потом… номер счёта, что ли?
Он уже набирал номер. Я не мешал. Ещё один нетривиальный способ истолкования письма… Почему я медлю? Все кубики головоломки поставлены на свои места. Почти все. Нужно только… что?
Я не знал.
Телефон в руках Лёвушки пискнул, давая понять, что вступил в таинственные сношения с каким-то далёким аппаратом. Тут же — несколько секунд спустя — из соседней комнаты донеслись начальные такты «Love is all around», голос Криса произнёс «алло-у» — и опять же через пару секунд это характерное «алло-у» вылезло из Лёвушкиного аппарата — и повисло над ним, покачиваясь.
— То есть это не сто-девяносто-и-так-далее, — сказал я, с некоторым удовольствием глядя на Лёвушку, который не мог сообразить, кому отвечать. — Это «Крис». Видимо, отец просто перепутал букву.
С какого момента получилось, что командую я? Не знаю. Но именно так и получилось. Наверное, меня признала Хасановна…
Во-первых, сказал я, вдруг осознав себя главным, дальше пойдут не все. Хотя бы потому, что свечка горит недолго, и пройти через дверь успеют пятеро — ну, шестеро. Дзед говорил, что в войну у них в отряде оказалась такая свечка, что весь отряд пройти смог… Не знаю, всё может быть. Тем более в войну. Но те свечи, которые достались мне, были совсем маленькие, длиной со спичку и чуть её толще. Они сгорают за несколько секунд.
Итак, дальше шёл я, шла Ирочка как хранитель Грааля, шёл Лёвушка, шёл Крис, и замыкали отряд Хасановна и Филя. Остальные, а именно Тигран с семейством, должны были сидеть здесь и твёрдо ждать нас — а заодно пропавших безвестно Терешкова с Марковым. Ведя при этом посильные поиски Отто Рана и Брюса.
Мы экипировались как для минимум недельной экспедиции: обвесились флягами, подсумками, за плечами у всех, кроме Ирочки, плотно сидели армейские рюкзаки. Хасановна вооружилась помповым дробовиком, нам с Филей Тигран приволок откуда-то два здоровенных «кольта». Как он сказал, с оружием в Марселе всё было отменно — а если брать у арабов, так ещё и дёшево.
…Накануне, всех прогнав и от всех закрывшись, я попытался понять наконец — а в какую же сторону идти-то? Может быть, это и не важно совсем — иначе отец наверняка прислал бы указание? А может быть, указание где-то есть? А может быть, знает Крис — а иначе зачем нам его телефон? Но Крис не знал. Он пытался, он честно пытался «взять пеленг» — но пеленга не было, рация молчала…
Я подошёл к делу тупо. Взял карту Барселоны, нашёл нужный отель… и застопорился. Родители и ребята уходили впопыхах, когда катастрофа уже начиналась. Где они могли взять менору? Да у любого каббалиста, прибывшего на конгресс. Ну, и?..
И всё. Цепочка рассуждений прерывалась.
Я скачал из сети пару изображений отеля — и наконец сообразил одну вещь. Уйти можно только через непрозрачную стену. Значит, направление на юго-восток, куда выходит фасад, отпадает: фасад стеклянный. Остаются северо-восток и северо-запад — и юго-запад. Ирэм, Ирем, Ирам, Ярем — по-разному пишется, по-разному звучит — лежит, по преданию, среди пустыни.
Среди жаркой пустыни.
Идём на юго-запад. В Сахару, наверное…
Если это вообще имеет значение, куда идти. Поскольку отнюдь не в Рим ведут все пути…
Вот и всё. Сказав речь и выслушав напутственное послание от тёти Ашхен, я стал выставлять свет — пока с обычными свечками. Лёвушка, поскольку это именно он приволок откуда-то серебряный семисвечник, помогал советом, и я пожалел, что «кольт» не заряжен солью. Я не знал, как правильно, и действовал почти наугад: семь свечей, семь карт на пути света — так, чтобы тени ложились на одно место. Потом поставил в чашечки подсвечников чёрные свечи. Зажигать их взялась тётя Ашхен: ей, бывшей простой ассистентке метателя ножей и томагавков, было не привыкать к работе, требующей недрожания, быстроты и чёткости. Мы выстроились гуськом перед тем местом, где должна была открыться дверь.
Тётя Ашхен чиркнула сразу двумя спичками и с обеих рук, по-македонски…
37
У неопытных девушек можно многому научиться.
КазановаШпак и Шандыба пришли в себя почти одновременно и сначала решили, что мертвы — такая непроглядная темень царила вокруг. Однако потом оказалось, что над головой всё-таки проглядывают плотные, чёрные, но облака.
Друг друга они нашли по голосам, спотыкаясь об обломки деревьев и самолёта.
Потом хлынул дождь, похожий на водопад. Он продолжался пять минут, после чего стало ослепительно светло. Солнце стояло в зените, и туча, уходя, пылала своим изломанным краем.
— Во примочки, — сказал Шандыба. Шпак промолчал. Потом Шандыба обнаружил, что у него пропали штаны.
Здесь вообще-то можно было обойтись и без штанов — земля, похожая на мыло, не родила травы. Из неё торчали только гладкие, словно и без коры вовсе, стволы — довольно далеко друг от друга. Но потом Шандыба решил, что со штанами всё-таки как-то надёжнее, и они пошли искать чемоданы.
И, что забавно, нашли. Чемоданы, правда, расколотило о землю, и вещи повылетали, но ничего — собирать их было легко. Подходящие штаны — хаки с восемью карманами — нашлись быстро, а заодно и мягкие мокасины. Шпаку в этом смысле пришлось хуже — он признавал только итальянские туфли на тонкой гладкой подошве; для леса они подходили так себе.
Телефоны — дешёвенькие, купленные в аэропорту просто в силу привычки, — уцелели, просто здесь не было покрытия сети. Глушь. Джунгли.
— Слушай, — сказал Шандыба, — а где летуны, как ты думаешь?
Шпак задумчиво исследовал языком верхние зубы. Зубы пошатывались, но держались; правда, один обкололся с краю и царапал губу.
— Думаю, вон там, — сказал он, прифыпётывая, и показал рукой.
Действительно, между деревьев валялись два крыла, почти целые, просто отстегнувшиеся. А дальше по мыльной земле, по небольшому уклону вниз — тянулся вдавленный след с неглубокой царапиной по правому краю.
— Может, у них рация уцелела? — предположил Шандыба.
Шпак пожал плечами. Говорить ему не хотелось.
Они прихватили по две банки пива (слава богу, без сиропа), по ножу из шпаковой коллекции — и пошли по следу.
Часа через два Шпак забеспокоился. След так и тянулся, чудом огибая стволы деревьев и крупные камни, которые с какого-то момента стали попадаться на склоне. Появилась и трава, пока пучками. Он знал, что там, где трава, будут и кусучие насекомые, будут и змеи.
