Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина (сборник)

— Будущее он видит в мрачном свете, но поклялся оказывать полную поддержку всему, что мы должны сделать. В данный момент он заполняет мир самыми мощными посланиями в надежде обуздать безумие.

— Да, знаю. В течение последних недель я ощущаю его мощь, исходящую с Сувраэля. Он предпринял могучее усилие, какого не совершал никогда раньше. Я делаю то же, однако действую менее напористо. Но этого недостаточно. Весь мир обезумел, Валентин. Звезда наших врагов восходит, а наша — закатывается; миром теперь правят голод и страх, а не понтифекс и корональ. Ты сам это знаешь. Ты чувствуешь, как безумие наваливается на тебя, охватывает тебя, грозит смести все.

— Тогда нас ждет поражение, матушка? Ты ли говоришь со мной, источник надежды, ты ли, несущая успокоение?

Что-то вроде прежней стальной непреклонности мелькнуло в ее глазах.

— Я ни словом не упомянула о поражении. Я сказала лишь, что Король Снов и Хозяйка Острова вдвоем не в состоянии сдержать поток сумасшествия.

— Есть еще и третья сила, матушка. Или ты считаешь меня неспособным вести войну?

— Ты способен достичь всего, чего угодно, Валентин. Но здесь недостаточно даже трех властителей. Ущербное правительство не может управиться с обрушившимся на нас кризисом.

— Ущербное?

— Оно стоит на трех ногах, а должно быть на четырех. Старому Тиеверасу пора уснуть.

— Матушка…

— Сколько ты еще намерен уклоняться от своих обязанностей?

— Я ни от чего не уклоняюсь, матушка! Но чего удастся достичь, если я заточу себя в Лабиринте?

— Неужели ты считаешь, что понтифекс бесполезен? Странные у тебя взгляды на наше государство, если ты действительно так думаешь.

— Я сознаю неоценимую роль понтифекса.

— Тем не менее в течение всего правления ты предпочитаешь обходиться без него.

— Разве моя вина в том, что Тиеверас был уже дряхлым стариком, когда я взошел на престол? Что я должен был делать. Отправиться в Лабиринт сразу же после избрания короналем? У меня нет понтифекса, потому что его не было с самого начала. И время было неподходящим, чтобы занимать место Тиевераса. Меня отвлекали иные насущные заботы, как, кстати, и сейчас.

— Твой долг дать Маджипуру понтифекса, Валентин.

— Нет. Еще не время.

— Сколько ты будешь это повторять?

— Я должен оставаться на виду. Я хочу каким-то образом связаться с Данипиур и заключить с ней союз против Фараатаа, нашего общего врага, который уничтожит весь мир под предлогом возвращения его своему народу. А если я окажусь в Лабиринте, то как смогу…

— Ты снова собираешься в Пиурифэйн?

— Чтобы еще раз потерпеть неудачу? Но я все равно считаю, что необходимо вступить в переговоры с метаморфами. Данипиур должна понять, что я не похож на королей прошлого, что я признаю новые реальности и считаю невозможным далее подавлять часть души Маджипура, принадлежащую метаморфам. Мы должны допустить их в общество и принять их как равных.

— И ты считаешь, что, не будучи короналем, не сумеешь осуществить задуманное?

— Я убежден в этом, матушка.

— Тогда проверь заново свои убеждения, — сказала Хозяйка Острова Сна неумолимым голосом. — Если они и впрямь убеждения, а не мания, за которой скрывается отвращение к Лабиринту.

— Я ненавижу Лабиринт и не скрываю своей ненависти, но не откажусь войти туда, когда придет время, хотя радости мне это не доставит. Однако я утверждаю, что время еще не наступило. Возможно, мое переселение произойдет скоро, но не сейчас.

— Тогда пусть оно не замедлит совершиться. Позволь, наконец, Тиеверасу уснуть. И пусть это свершится поскорее, Валентин.

Глава 5

Повод для торжества, конечно, небольшой, размышлял Фараатаа, но приглашение на встречу с Данипиур вызывает радость. Столько лет скитаться в джунглях злосчастным изгоем, а до того столь долго подвергаться насмешкам — что ж, теперь сама Данипиур с соблюдением всех дипломатических церемоний приглашает его на аудиенцию в Служебный дом в Илиривойне.

Поначалу его подмывало отклонить приглашение и высокомерно предложить ей явиться к нему в Новый Велализиер. В конце концов она была всего лишь выборным вождем племени, а ее титул не существовал до изгнания; он же провозглашен значительной частью народа Грядущим Принцем и Королем Сущим, ежедневно общается с водяными королями и пользуется гораздо большей преданностью сторонников, чем Данипиур. Но потом он передумал, решив, что произведет гораздо большее впечатление, войдя в Илиривойн во главе тысяч соплеменников и показав Данипиур с ее прихлебателями, какой властью он обладает! Пусть будет так, подумал он и согласился прийти в Илиривойн.

Столица, размещенная на новом месте, все еще имела неуютный, незаконченный вид. Обычно для нее выбирали открытое место в лесу, неподалеку от какой-нибудь сравнительно полноводной реки. Но улицами по-прежнему служили еле заметные тропинки, плетеные хижины почти не имели украшений, их крыши выглядели сделанными наспех, а площадь перед Служебным домом была расчищена не до конца, и повсюду змеились и переплетались лианы. Лишь сам Служебный дом напоминал прежний Илиривойн. Согласно обычаю, здание перенесли со старого места и вновь установили в центре города, где оно господствовало над всем своим окружением. Трехэтажное здание, украшенное сверкающими колоннами из банникопа, с обшитым полированными досками из красного дерева фасадом, возвышалось, как дворец, среди грубых хижин пиуриваров Илиривойна. Но когда мы переплывем через море и восстановим Велализиер, подумал Фараатаа, то построим настоящий дворец из мрамора и сланца, который станет новым чудом света, и мы украсим его всякими прекрасными вещицами, которые заберем в качестве добычи из Замка лорда Валентина. И тогда Данипиур склонится передо мной!

Но сейчас он собирался неукоснительно соблюдать протокол. Он предстал перед Служебным домом и произвел Пять Изменений Покорности: Ветер, Пески, Клинок, Поток и Пламя. В состоянии Пятого Изменения он оставался до появления Данипиур. На какое-то мгновение она показалась напуганной теми силами, которые сопровождали его в столицу: толпа заполняла всю площадь и выплескивалась за пределы города. Но она быстро оправилась от замешательства и приветствовала его тремя Изменениями Приятия: Звезда, Луна, Комета. При последнем изменении Фараатаа вернулся к своему облику и прошел за ней в здание. Никогда еще не входил он в Служебный дом.

Данипиур держалась холодно, отстраненно и сдержанно. Фараатаа ощутил мгновенный прилив благоговения — ведь она все-таки носила свое звание на протяжении всей его жизни, — но быстро взял себя в руки. Он знал, что ее высокомерие и высочайшее самообладание служили лишь оружием зашиты.

Она предложила ему блюдо из калимботов и гумбы, а также подала бледное лавандовое вино, на которое он посмотрел с неудовольствием, потому что вино не относилось к числу напитков, употребляемых пиуриварами древности. Он не стал пить и даже не поднял бокал, что не осталось незамеченным.

Покончив с формальностями, Данипиур заговорила без обиняков:

— Неизменных я люблю не больше вашего, Фараатаа. Но то, к чему вы стремитесь, недостижимо.

— И к чему же я тогда стремлюсь?

— Избавить от них мир.

— Вы считаете это недостижимым? — поинтересовался он, придав голосу оттенок заинтересованности. — Почему же?

— Их двадцать миллиардов. Куда они денутся?

— Неужели во вселенной больше нет миров? Они пришли оттуда: пусть возвращаются.

Она прикоснулась ко лбу кончиками пальцев. Этот жест означал насмешку и презрение, вызванные его словами. Он сделал над собой усилие, чтобы не показать своего раздражения.

— Когда они пришли сюда, — сказала Данипиур, — их было немного. Теперь же их множество, а сообщение Маджипура с другими мирами сейчас не слишком оживлено. Вы представляете, сколько времени потребуется, чтобы переправить с планеты двадцать миллиардов жителей? Если каждый час будет отправляться по кораблю с десятью тысячами на борту, я думаю, нам все равно не удастся полностью от них избавиться, поскольку они будут плодиться быстрее, чем корабли — загружаться.

— Пускай тогда остаются здесь, а мы будем продолжать войну против них. И они станут убивать друг друга из-за еды, а через некоторое время пищи не останется, и они будут умирать голодной смертью, а города их станут мертвыми. И мы навсегда избавимся от них.

Кончики пальцев снова прикоснулись ко лбу.

— Двадцать миллиардов покойников? Ах, Фараатаа, будьте благоразумны! Вы отдаете себе отчет, что это значит? В одной Ни-мойе людей больше, чем во всем Пиурифэйне, — а сколько вообще городов на планете, кроме Ни-мойи? Подумайте, какой смрад будет исходить от этих тел! Подумайте о болезнях, которые возникнут из-за разложения такого количества трупов!