Владимир Колышкин - Златоград

— Форма правления у нас коллегиальная, — ответила Фрея, — можете считать что республика. Все вопросы решает Совет Экзархов. Ну, а главным считается Верховный экзарх. Его имя… Впрочем, вы уже с ним знакомы. Это старец Герахим.

— Вы хотите сказать, — удивился центурион, — что тот человек, что привез нас в город, и есть правитель сей страны? Однако для старца он слишком молод.

— Экзарха любого ранга принято называть старцем, даже если он относительно молод, — объяснила Фрея, — а Герахим не так уж он и молод. Чему способствует наша медицина, достигшая больших успехов в продлении жизни…

Степану показалось смешным, говорить о продлении жизни тех, кто уже умер. Но потом вспомнил, что смерти нет, а есть разные по плотности вещества миры.

— Но почему он трудился на поле, как обыкновенный раб? — удивлялся центурион Галльский.

— У нас нет рабов, — нахмурилась Фрея.

— А кто тогда работает? — не унимался Поллюций Марон.

— Все граждане. Верховный экзарх такой же гражданин, как и все. В свое свободное время, он волен делать то, что ему нравится. Герахим любит копаться в поле. Это его право…

— Это неправильные порядки. Свободный гражданин не должен работать. Работает раб. Это аксиома.

— А кушать свободный гражданин хочет? — ехидно спросила Фрея.

— Государство обязано обеспечить гражданина пропитанием, а также денежными выплатами.

— Тунеядцев мы с позором изгоняем в тундру, — сказала девушка с некоторым напряжением в голосе. Из ее красивых глаз исчезла теплота.

— Есть ли у вас армия? — продолжал центурион.

— У нас нет армии, потому что нам не с кем воевать.

— А если на вас нападут?

— Кто?

— Ну, мало ли кто… Такой же заблудший отряд, как и мы, — центурион оглянулся на своих солдат. Те внимательно слушали.

— Тогда все население встанет на защиту страны, — гордо ответила девушка. Еще есть вопросы?

— Пока нет, — ответил центурион.

— Тогда прикажите своим людям строиться на улице. Транспорт подадут через пять минут.

Солдаты с шумом поднялись. Даже в столовую они ходили в полном боевом облачении. В доспехах, со щитами и мечами.

Степан почувствовал некоторое нервное напряжение в отношениях между командиром римлян и девушкой-гидом. Это воспринималось так, словно воздух стал чуть-чуть гуще и проходил в легкие с некоторым усилием. Возможно, в этом мире вполне реально задохнуться от злобы, если напряжение возрастет на порядок, и воздух загустеет до желеобразного состояния.

Критический настрой командира римлян очень не понравился Степану. И он высказал свои опасения Фрее, когда та немного отстала, а центурион присоединился к своему войску. Поэт и девушка вышли на высокое крыльцо гостиницы. Солдаты Полюция Марона строились вдоль улицы по трое в ряд.

— Надо бы под любым предлогом разоружить этих вояк, — сказал поэт, приватно понизив голос.

— Вы находите их опасными?

— Дикари. Я, во всяком случае, за них не ручаюсь.

— А я полагала, что вы один из них.

— Я что, похож на воина?

— Ну, какой-нибудь интендант…

— Мы случайно встретились в пути и на время заключили союз. Но теперь наш договор потерял силу. Мы дошли до места, где можно отдохнуть, набраться сил и решить, что делать дальше.

— И какие же у вас планы?

— Ну, если вы позволите, хотел бы отдохнуть недельку, а потом продолжить путь на Север.

— А почему не хотите остаться здесь? — впервые девушка посмотрела Степану в глаза. И он понял, что за такой девушкой пошел бы в огонь и воду.

— Мне надо найти свою дочь. Кстати, не подскажите, где находится Киндерград?

— Киндерград? — девушка свела красивые дуги бровей.

— Да, его еще называют городом нерожденных детей.

— Сейчас я не готова вам ответить, но посмотрю в информатории. Вы приходите завтра в библиотеку, я там работаю…

— Кем? Библиотекарем?

— Ну, что вы!.. Библиотекарь у нас Аната Седая, заслуженная ведунья. Вот, кстати, она наверняка вам поможет. А я всего лишь скромная сотрудница Института гражданских искусств. Пишу статью о ранних скибах, а в Библиотеке подбираю материал…

— Кто такие скибы?

— Это сунятные струнные запевцы.

— Понятно, — кивнул поэт и с еще большим интересом задержал взгляд на светлом лике Фреи.

При дневном свете глаза у нее стали бирюзовыми. Они были прекрасными, как и лицо, как и вся ее хрупкая фигура. Поэт понял, что всегда мечтал встретить такую девушку. Причем, имеющую отношение к искусству. Не то, что его жена Клавка… А кстати, каков его теперь брачный статус — он по-прежнему считается женатым? Или переход в другой мир освободил его от всех обязательств — от жены, от семьи…

Господи! Да какая у него была семья? Без детей, это не семья. А детей у них не было. И теперь уже не будет.

— А где у вас библиотека? — спросил он.

— На улице «Героев тундры». Сядете в любое такси, скажите пункт назначения — «Библиотека». И вас доставят.

— А что за герои тундры?

— Это те, кто век назад начал строительство нашего города.

— А-а… Они забили первые колышки, жили в палатках, а утром, пробив корку льда в ведре, умывались. Потом шли в метель, мороз копать фундаменты под первые здания…

— Точно! — удивилась Фрея, — откуда вы знаете?

— Так это общеизвестно. Все города так строили… и в нашем мире…

— Потом создали солнце…

— Значит ваше солнце и в правду искусственное?

— Да. Это было нелегко, поверьте. Водород сжимали под колоссальным давлением, и когда температура его достигла миллионов градусов, началась реакция ядерного синтеза. Получилось солнце, величиной с грецкий орех. Но жар был настолько силен, что его хватило обогревать огромный район тундры, превратив этот бесплодный край в цветущий сад.

— А как оно держится на небе? — Степан прищурился на солнце. — При помощи чего?..

— При помощи маны, чего же еще?

— А что такое мана?

— Это духовная сила. С ее помощью можно созидать что угодно. Вагончики, кстати, тоже движутся силой маны.

— Это типа антигравитации?

— Не совсем… Если вам это интересно, мы могли бы поговорить об этом в Библиотеке.

— Хорошо, поговорим… Вы знаете, а мы, ну, там, у себя, так и не смогли достичь термоядерной реакции синтеза. Хотя планировали добиться этого к 1980-му году.

— Наш город Компрецадь потому так и называют — Город несвершенных деяний человека.

— Значит, это место, где сбываются все мечты?

Фрея загадочно улыбнулась. Улыбка ее была ослепительной.

— Так вот почему у вас искусственное солнце и коммунизм, как раз то, чего мы так не смогли достичь… Один мой товарищ мечтал попасть к вам в город. Рассказывал про него, я думал, сочиняет…

— А где сейчас ваш друг?

— Шакалом стал. Не выдержал трудностей пути.

— Сочувствую.

Но вот прилетели привычные уже вагончики. Три состава, которые движет и поддерживает в воздухе загадочная сила мана. Римляне, соблюдая порядок, полезли в вагончики. Степан так и не удосужился сосчитать воинов, но на глаз, человек восемьдесят. Фрея опять села рядом с ним, и экскурсия началась. Используя микрофон, девушка-гид по ходу движения рассказывала о тех или иных достопримечательностях города (как бишь его? Степан так и не мог вспомнить), и её рассказ был слышен во всех трех летающих поездах.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Поздно вечером уставший Степан задремал под бормотание диктора ТВ, но вынужден был проснуться с ощущением, что телефон трезвонит уже давно. Прошлепав босиком по навощенному и потому слегка скользкому паркету, поэт снял трубку телефона, стоявшего на письменном столе.

— Алло?

— Здравствуйте, товарищ Одиноков. Говорит директор гостиницы.

— Да-да, слушаю. Здравствуйте, — Степан с трудом подавил зевок.

— Прошу прощения, но я вынужден сообщить вам неприятную новость: у нас случилось авария в коммунальном снабжении гостиницы…

— И что?

— Не поймите меня правильно, то есть неправильно… В общем, у нас прорвало канализацию, и номера затапливают сточные воды… Это ужасно! Такого варварства у нас еще не было!

— Простите, но, судя по вашему тону, вы как будто жалуетесь мне… но я в некотором роде поэт, а не слесарь… Чем же я могу вам помочь?

— Ну, как же! Вы должны их утихомирить.

— Кого утихомирить?

— Ну, этих ваших с копьями.

— С копьями?

— И с мечами. Одним словом, воинов.

— Вы имеете в виду римских воинов?

— Римских или греческих, я в этом не разбираюсь, только они сломали все унитазы в своих номерах.

— В каком смысле сломали? — поэт не удержался и широко зевнул, аж за ушами щелкнуло, и на глаза навернулись слезы.

— Вывернули напрочь! Это настоящий вандализм!