Кира Церковская - For сайт «Россия»
Мощное замечание!
А действительно, Вера: говорят, человек – это целый мир.
А, может быть, и Вселенная?..
Вера
Сотворение мира продолжается
(Ренар)Может, Ка-Пир, нужно поразмышлять над этим.
Если честно, Кот с улыбкой, я ожидала вопроса об эпиграфе и в свой адрес.
Кот с улыбкой
Ученый
Не могу отказать даме!
Чем оправдан Ваш выбор эпиграфа, Вера?
Вера
Сотворение мира продолжается
(Ренар)Для начала предлагаю перейти на «ты», несмотря, что ученый. Это, во-первых.
А во-вторых, исходя из моих астрофизических воззрений на мир, Ренар абсолютно прав. Как посмотришь, какие удивительные явления происходят над нашими головами, но скрытые от обывательского глаза, то диву даешься. И, честно говоря, я верю армянскому радио, которое ответило на вопрос о том, когда наступит конец света так: «Откладывается. Создателю самому интересно, чем это все закончится…».
Но это так, шутки.
На самом деле много удивительных явлений происходит на небесной арене.
А если серьезно, то человек действительно и есть Вселенная Многократно уменьшенная, но собственная Галактика. По большому счету, мы и состоим из звездной пыли. Я недавно наткнулась на схему строения животной клетки (младшая сестра к экзаменам готовилась, поэтому была возможность взглянуть на старое по-новому). И яркая картинка, расписывающая положение эндоплазматической сети, например, – другими терминами не буду засорять демократичный Интернет-эфир – очень мне напомнила Млечный путь в нашей родной Галактике…
Кот с улыбкой
Ученый
Ничего себе! Вот это новость!!!
Меня, как отдельно взятую Вселенную и Галактику от гордости уже распирает.
Ка-Пир:
…Как ты там ни прыгай,Но для каждого из насЖизнь – загадочная книга —Издается только раз.
(Шефнер)Как интересно! Мне хочется это подробнее обсудить. Я не проводила таких параллелей, но… мысль интересная и стоит обдумывания. Вот этим и займусь.
Всем желаю чудесных открытий!!!
Глава 6
Снова зацвела сакура…
Бывает, что мужчина и женщина живут вместе как две параллельные: вроде бы рядом друг с другом, а на самом деле никогда не пересекаются.
Бывает, что мужчина и женщина живут вместе как перпендикуляры: все время найдут повод для противостояния и споров.
Бывает, что мужчина и женщина живут вместе как… единое целое. Да, и такое бывает. Путь каждого из них сливается в один, и «генеральная линия» у них одна на двоих. «Минусы» и «плюсы» их сливаются и сходятся в одной точке, как «0» на градуснике. Сходятся там, где нет ничего и при этом все возможно. И так они друг друга дополняют, что окружающие то притягиваются к ним, то, напротив, уходят, не выдерживая. Вокруг таких людей, кажется, особое поле. И пространство в этом поле может меняться. Например, когда внутренняя энергия каждого из них способна побуждать к решениям и достижениям, которые могут показаться невозможными. А им удается. И не важно, какие силы еще на них воздействуют. Получается, что, они умеют менять пространство, им подвластно и время, изменение его скорости течения…
Примерно такие мысли о любимой физике и любимом мужчине перемежались в умной голове со стильной короткой стрижкой. Вера отрезала косы сразу после окончания школы. И была счастлива новому образу. Ей даже показалось, что в парикмахерской, где она рассталась с многолетними трудами бабушки в виде густых волос до пояса длиной, работают волшебные мастера: взамен отрезанных волос они незаметно пришили ей крылья, и теперь она не шла по улице, а летела. Так ей было легко и хорошо. Вера не красилась, в смысле, волосы и лицо. Не от отсутствия вкуса, а скорее от лени тратить время на выбор косметики и ежедневные «игры в палитру», как она называла процесс макияжа. К слову сказать, Вера Широкова вполне имела право на это, потому что причисляется к типу женщин, которым действительно без макияжа лучше. Правильные и даже точеные черты лица, немного резковатые верхние скулы, длинные темные ресницы, скрывающие глаза-хамелеоны, которые могли казаться то зелеными, то серыми, а то и голубыми. Одним словом, Вера была столь же загадочна, сколь и ее профессия. Впрочем, Вера Широкова всегда отличалась неординарными поступками. Еще в школе начала изучать японский язык. Оттого, что было интересно. Английский, положенный по программе, ее не интересовал, поэтому «удовлетворительно» ей вполне было достаточно. Она решила для себя, что выучит, если того потребуют обстоятельства. Физика и математика занимали ее куда больше. Да и особых гуманитарных способностей у школьницы Широковой не наблюдалось. Правда – странное дело! – в отношении японского языка эта теорема была доказана иным образом. Постижение языка страны Восходящего солнца шло на редкость хорошо и успешно. Как отметила однажды ее преподаватель (та на половину японка), Вера поняла структуру языка.
На форуме в Сети у нее завязалась переписка с коллегой из Японии. Деловое общение довольно быстро переросло в личные отношения. Они летали друг к другу в гости, пока была возможность. Но вскоре обоим было отказано в визах. Это обстоятельство напрямую связано с их профессиональной деятельностью. Веру увлекла идея о скалярной энергии, разрабатываемой группой японских ученых на протяжении почти всей жизни Широковой – они занимались этой темой последние тридцать лет. Но сейчас все это казалось ей далеким прошлым. А в настоящем остались холодные простыни из натурального шелка вишневого цвета, разбросанные по ним фотографии ее и Мичи. Некоторые были в стиле «ню», только для их частного просмотра, только для их пространства, одного на двоих…
Мичи старше ее на восемь лет. Она и сейчас видит его спокойные глаза. Всегда, даже когда опоздал на самолет, когда потерял сумку с документами, всегда умиротворенный. Что особенно поразило и покорило Веру в нем, это его способность к созерцанию. Да, и в данном случае это не высокопарные слова, а реальное описание происходящего. Иначе и не скажешь, когда он застывал, останавливая взгляд на ней во время еды, когда она чистила обычным детским образом апельсин, а тот брызнул, и девушка зажмурилась. Или когда она просто лежит и глядит в потолок, изучая завитки на люстре, когда надевает чулки или болтает по телефону, ритмично постукивая ногтем указательного пальца по столу. Иногда он смотрел так, словно фотографировал, словно любой пустяковый фрагмент жизни мог остаться в его памяти навсегда изысканным фото. Он любил смотреть на нее, впитывая что-то из настоящего, делая его вечным. По крайней мере, для самого себя. А теперь, кажется, и ей частично передалась эта способность. Она помнила его спокойные глаза так, словно видела их сейчас, наяву. И как хотелось бы искривить немного пространственно-временной континуум так, чтобы в эту злосчастную дату – 11.03.2011 года – он оказался не в «восточной столице», а с ней, на этих холодных шелковых простынях, усыпанных цветущей сакурой с фотографиями ее последнего визита в Японию.
А теперь оставалось ждать. Теперь время мучило ее. Оно растекалось тонкой липкой лентой, без конца и края. Ждать всегда тяжело. «Пропал без вести» ей вовсе не внушило надежду. Наоборот, что-то подсказывало, что прошлое цветение сакуры стало для них последним, сохранившимся на фотографиях и в памяти.
Мичи привык идти своим путем. Не имеет значения, где именно пролегает этот путь, комфортно ли там или опасно, но своим. Он говорил, что родители не зря так его назвали, Мичи означает «тропа». Вера не знала точно, были ли среди предков любимого человека самураи, но сейчас ей это казалось очевидным. Мичи наверняка не бежал на четвертый-пятый этаж здания для пущей безопасности, как призывали граждан власти. Он скорее пошел туда, где требовалась помощь и где его руки могли сделать что-то полезное. Страх? Нет, такую эмоцию Вера вообще никогда не видела на его лице. Вряд ли он вообще не боялся, скорее, глубоко прятал свой страх, не позволяя ему прорастать. Словно из страха, который других людей мог полностью пожирать и толкать на неблаговидные поступки, Мичи вырастил бонсай. Вроде бы есть дерево, а вроде бы безобидно маленькое, так и с его страхом – он есть, но привитый и окультуренный, уже тот, который не владеет тобой, а которым ты сам управляешь по своему разумению.
До недавнего времени Вере давали меньше лет, чем ей есть на самом деле. Она всегда выглядела спортивно и подтянуто, ей подходило обращение, скорее «девушка», чем «женщина». Она остановилась около комода, достала из верхнего ящика ножницы и вернулась на кровать. Села и еще какое-то время рассматривала фотографии. Она не брала их в руки, а только смотрела, словно прошлое ускользало от нее, не приглашая за собой и не позволяя себя осязать. Она не гнала от себя прошлое, оно само уходило. Вера ждала, что взамен ему придет цепкая депрессия и апатия. Но нет. Прошлое просто отступало, но оказалось, что это больно. Вера наклонилась к фотографии, просунула стальной клюв ножниц между ней и простыней и начала резать. Она по контуру вырезала цветущее дерево сакуры. Розово-лиловое, невероятно красивое, до одури, до пьянящего трепета перед своей красотой. На пол упали обрезки, сохранившие вид маленького дугообразного мостика. С других фрагментов прошлого Вера вырезала нежно-розовые цветы, где было возможно благодаря крупному плану – отдельные крупные лепестки. Некоторое время она смотрела на них внимательно, не отрывая глаз, словно впитывая недостающие фрагменты для памяти, наполняя себя с каждой секундой. Все лишнее скинула на пол, оставив рядом с собой на холодных шелковых простынях только прошлогоднюю сакуру. Женщина прижала к себе колени, сняла с тонких пальцев два кольца ножниц и откинула последние в сторону. Она просидела так молча, без слез и движения некоторое время. Потом обсыпала себя сакурой, их сакурой – ее и Мичи. Бумажные цветки, цепляясь, падали вниз, возвращаясь на холодный шелк. Она провожала их взглядом, не то вспоминая, как прекрасна цветущая сакура, не то, напротив, запоминая это прямо сейчас. Затем она тихо сказала: «Пора» и встала с кровати. Босая она подошла к распахнутому окну. За ним царила теплая летняя ночь.
