Юрий Никитин - Насты
Валентин слушал их внимательно, сказал вдруг:
– А я взял себе подпись: «Если тебе дадут линованную бумагу – пиши поперек!» Тоже клево!
Данил расцвел улыбкой так широко, что его рожа заполнила все комнату.
– Братишка!.. Я эти слова Хуана Хименеса сам хотел себе взять!.. Но ты интель, тебе это идет больше, а я чегеварец, мне нужна кровь!
Сейчас, поедая пиццу и запивая баварским пивом, мы бахвалились подвигами, Грекор вдруг хлопнул себя по лбу и вскрикнул:
– Да, вспомнил!.. Пушкин тоже наш!
– Еще бы, – ответил бодро Данил, а потом поинтересовался: – А с какого перепугу?
– Да память сработала, чем нам в школе темя долбили, – ответил Грекор. – Ну, где мальчики кровавые в глазах, помнишь?
– А-а, – сказал Зяма, – это про царевича Дмитрия, который упал на нож из-за эпилепсии? Евреи подтолкнули, как иначе?
Грекор отмахнулся.
– Пушкин не стал докапываться, кто виноват, а сразу заявил, что царевича власти зарезали!.. Это в нашем духе. Неважно, как и что, все равно власть виновата! В Кремле сидят одни убийцы! Детей режут, с мигалками ездиют!
– А еще он про попа и лысого написал, – напомнил Данил.
– Это он для народа попроще, – пояснил Грекор. – Простой народ видит все зло только в толстых попах и с пудовыми крестами на пузе. А если попы вдруг похудеют и перестанут на «Мерседесах» гонять по раздельной полосе, то народу по фигу будет, РПЦ или что-то другое.
– Пушкин гений, – сказал Валентин уважительно. – Задействовал все слои общества. Так и надо работать!.. И работал в верном направлении. Помните его разбойника Дубровского? И как они людей в доме живьем спалили?.. Классно, да?.. Тот, кто пытался или попытается отразить правдиво образы пиратов, Робин Гуда, Кармалюка или любых других бандитов – потерпит поражение, потому мудро Пушкин разбойника сделал благородным красавцем, а власти – чудовищами.
– А наоборот не мог?
– Нет, – сказал Валентин с непонятным торжеством, – в нас самих столько говна в каждом, что нравится сопереживать разбойникам, а не шерифам! Бандитам, а не полиции, мушкетерам, а не гвардейцам. Тот, кто попробует назвать пиратов и Робин Гуда ублюдками, достойными только виселицы, будет обращаться к уму, а когда мы жили по уму? У нас все на симпатиях, на сопереживании к себе подобным… И хотя мы сами не выполняем задания, как наемные убийцы, но с наслаждением смотрим про них фильмы, потому что в каждом из нас сидит это подлое желание просто убивать несогласных с нами, а не цацкаться. И мы их нередко убиваем… в мыслях.
Зяма пробормотал:
– Глубоко копаешь, фрейдист хренов…
– А разве, – сказал Валентин, – у нас не вызывают симпатию, на что и рассчитано, все эти бесчисленные эпизоды в кино, когда герой выскакивает на улицу, останавливает автомобиль, открывает дверцу и вышвыривает на проезжую часть хозяина машины и, прыгнув на сиденье, бросается либо в погоню за преступником, либо за своей девушкой, либо… впрочем, неважно. Мы не обращаем внимания на то, как он поступил с хозяином машины, хотя, конечно, не хотели бы оказаться на его месте. И точно не считали бы его правым. Но, когда это не мы, разве не считаем его правым?
– Это кино, – сказал Зяма.
– Разве? Чем дальше уходит общество к подконтрольности, тем сильнее сопротивление настовиков. Хотя часть из нас сумела приспособить под свой настизм даже высокие технологии: в крутейших баймах они всегда становятся на сторону Темных Сил и там в облике некромантов или прочей дряни самозабвенно колдуют, убивают, расчленяют, душат, отрываясь на компьютерных персонажах и наслаждаясь поистине безграничной свободой…
Зяма возразил:
– Да ладно тебе!.. То пацаны, а мы уже серьезные люди. Можно сказать, оппозиция власти, режиму, самому Кремлю.
– Вся оппозиция, – сказал Валентин с убеждением, – это те же насты, только рафинированные. С той разницей, что срут уже не под дверью соседа, а сразу правительству, власти, церкви, СМИ, ученым и вообще всему, что можно назвать «положительным».
Данил поморщился, покачал головой:
– А мне кажется, наш засланный казачок прав. У любого правительства в любой стране достаточно власти, чтобы вывести на улицу пулеметчиков и перебить очередную демонстрацию настов, под какими бы благородными лозунгами они ни вышли. Значит, не считает настами?
– Власть этого не делает, – согласился Валентин, – но вовсе не потому, что не считает настами или такая вся из себя гуманная. Просто в Кремле прекрасно понимают – настизм сидит в каждом! Если перебить настов на улице, завтра они сами станут ими, так как удержать все то говно, чем мы заполнены до ушей, удается лишь в случае, когда видишь других настов и потому сдерживаешь себя, не позволяет говну выплеснуться наружу.
Глава 3
Завтра обещанный оппозицией митинг, потому я впервые не стал засиживаться за компами допоздна, отоспался как следует, а утром явился в офис. К моему удивлению и радости, там уже Данил, Грекор и Люська, все трое сгрудились у подоконника и ржут, как молодые кони.
Раньше там у нас стоял кофейный автомат швейцарской фирмы «Юры», который постоянно нуждался в ремонте, но Люська купила последнюю модель с новейшей модификацией, с которой связана веселая история, где тоже проявилось наше международное срунство.
Первая модель молола кофе по заранее выставленным двенадцати параметрам и только время от времени требовала: «Засыпьте зерна», «Долейте воды», «Уберите отходы», «Включите промывку», «Добавьте таблетку для очистки аппарата», но для второй модели швейцарцы решили быть вежливее и везде добавили «пожалуйста»: «Засыпьте, пожалуйста, зерна», «Долейте, пожалуйста, воды» и так далее, но однажды их завод по какому-то пустяку посетил крупный русский ученый, лауреат Нобелевской премии. Швейцарцы ему тут же поднесли в подарок аппарат и гордо похвастались, что продают вот эти модели в России, вот смотрите, надпись высвечивается по-русски!
Наш гигант мысли похвалил, но заметил, что это вот «пожалуйста» вызывает раздражение, нынешнее поколение молодежи предпочитает короткое «плиз», а еще лучше написать вот так… и он, как носитель чистого русского языка, сам быстро и бесплатно озвучил, как правильнее.
Доверчивые швейцары приняли все за чистую монету, и, к их великой радости, в России продажи аппарата взлетели до небес. Приобрела чуть ли не каждая российская семья, а швейцарцы лишний раз убедились, что если человек гений, то гений во всем.
И сейчас наши ржут и заказывают кофе чаще, чем обычно, только чтобы услышать недовольный голос: «А хде зерна?», «Убрать мои отходы, рабы!» и тому подобные, и я отчетливо представил, с каким наслаждением этот академик оттягивался в срунстве после чинных официальных встреч, докладов и конференций.
Ну а страна, естественно, которая в театры не ходит и этим гордится, это безобидное, но такое нужное хулиганство приняла с довольным гоготом, как стадо сытых гусей, что нажралось жаб и ряски и важно идет от озера к дому, больше ей ничего и не надо, пусть слоны думают, у них головы вон какие…
Я потыкал в кнопки, выставляя себе режим самого крепкого и в большой чашке, спросил, ни к кому не обращаясь лично:
– Ну, морды, кто первым доложит о готовности?
Люська сказала, загораясь:
– Я захватила старое платьице, почти детское, уже не налазит… Ну, влезть я сумею, но потом обязательно лопнет…
– Прекрасно, – сказал я. – Мы обеспечим съемку с нужных ракурсов. Будет выглядеть, что озверевшие прихвостни кровавого режима разорвали на тебе платье и, хмелея от собственной безнаказанности, готовы тебя изнасиловать прямо на площади! Ты только кричи поотчаяннее…
– Я платье дорву дальше сама, – пообещала она. – Чтобы сиськи наружу.
Грекор сказал деловито:
– Мы это сумеем подать как надругательство в особо жестокой форме. У меня двоюродный дядя адвокат. Он подберет нужную статью! Сдерем пару миллиончиков с МВД… жаль, не евро.
– А дадут? – усомнился Данил.
– На блюдце принесут, – пообещал Грекор. – Знают, что иначе сразу подадим в Страсбургский.
– А вдруг Страсбургский решит не в нашу пользу?
Грекор посмотрел на него, как на привидение.
– Ты что? Страсбургский всегда с нами, даже еще не читая дела!
– Что, и там одни насты?
– А мы везде, – сказал Грекор хвастливо.
Хлопнула дверь, подошли Гаврик, Василек, двое качков из секции Данила, потом Валентин и Марина, последние двое с блудливыми улыбками, затем начали подходить целыми группами парни, большинство которых я вообще вижу первый раз.
– Прекрасно, – сказал я громко. – Растем не по дням, а по часам!.. На этом митинге мы впервые появимся под собственными знаменами, а лозунги тоже… малость разнообразим, хотя суть останется та же.
Прибежал захеканный Зяма, глаза дикие, Данил спросил с сочувствием:
– Ты чего такой встрепанный?
