Джон Бересфорд - Только женщины
Бланш, конечно, не в состоянии была осмыслить все эти результаты действия естественных сил, но ей было ясно, что оставаться здесь им нельзя. И тетя Мэй ведь говорила ей, чтобы они дошли, по меньшей мере, до Амерсгама. Но Милли так устала и у нее так разболелись ноги, что, после бесплодных поисков ночлега, они расположились биваком в полумиле от Рикмансворта, на опушке леса.
Чтоб хоть немного защитить себя от непогоды, они разгрузили тележку и опрокинули ее в виде навеса, а свой запас пищи тщательно прикрыв, положили возле себя. Обе девушки отлично понимали, что их запас мигом был бы разграблен, если б только о нем узнали. Их тележка и сравнительно сытый вид обращали на себя общее внимание, и по пути не раз изголодавшиеся женщины и дети просили у них пищи, но миссис Гослинг неизменно отвечала: «у нас самих ничего нет». И это было так обычно, что ей верили легко. Милли и Бланш было иной раз до боли тяжело отказывать, но они знали, что запаса их на всех не хватит, а сами они погибнут, лишась его, и крепились.
Весь этот день и вечер мать их была так странно апатична и почти не протестовала, узнав, что ночевать придется под открытым небом. Но всю ночь она металась; тело ее судорожно подергивалось; она все время что-то бормотала про себя, порою вскрикивала. И так как все три женщины улеглись рядом, крепко прижавшись друг к дружке и от страха, и для того, чтобы согреться, движения матери постоянно будили дочерей. Один раз они явственно слышали, как она звала «Джорджа».
- Какая мама странная сегодня! Ты не находишь? - шепнула Милли Бланш сестре. - Уж не расхварывается ли она?
Это было бы неудивительно.
Утром Бланш разделила между тремя полжестянки мясных консервов - это был весь их завтрак. Яйца, которые им дали в Седбери, они решили поберечь, тем более, что под рукой не было ни огня, ни воды.
Они напились из ручья. В полдень Бланш и Милли съели по яйцу, сырому. Миссис Гослинг есть не стала, да и утром она почти ничего не ела. Все утро она была очень спокойна и не жаловалась, когда ее заставляли пешком взбираться на холмы, многочисленные в этой местности. Это тревожило Бланш, но она никак не могла вызвать мать на разговор. На все вопросы старуха отвечала только:
- Я домой хочу.
- Она успокоится, когда мы устроимся где-нибудь на постоянное жительство, - шептала Милли. - Если только это когда-нибудь будет!
* * *До Амерсгама они добрались уж за полдень. Здесь признаки голода и нищеты не бросались так в глаза. Здесь реже просили милостыни, и встречные женщины не имели такого угнетенного вида и на вопросы отвечали не так сурово. Бланш дала одно яйцо девочке лет тринадцати, но сильной и здоровой, которая добровольно помогла им втащить тележку на гору, и залюбовалась тем, как ловко девочка разбила скорлупу с одного конца и высосала содержимое. Их способ был менее опрятен и не экономен.
Уже под вечер, отдохнув и закусив, они двинулись к верхнему Вайкомбу и за милю от Амерсгама зашли на ферму - справиться, нет ли тут работы, т. е. зашла собственно Бланш, оставив мать и сестру стеречь тележку. На ферме она нашла трех женщин и девочку лет подростка, за доением коров. В течение нескольких минут она стояла и смотрела на них; женщины, хоть и заметили ее, не обращали на нее внимания. Наконец, старшая из женщин, со вздохом облегчения, поднялась со скамеечки, ласково потрепала корову по боку, подняла полное молока деревянное ведро и повернулась к Бланш: - Ну, девушка, чего тебе?
- Не обменяете ли вы нам две пинты молока на жестянку консервов - языка? - В первый раз еще Бланш решила пожертвовать частью своего драгоценного запаса, но ей нужно было молоко для матери, которая сегодня весь день ничего не ела.
Все три женщины и девочка неожиданно с интересом воззрились на Бланш.
- Языка, говоришь? Откуда же у тебя, девушка, консервы?
- Из Лондона.
- А ты давно из Лондона? Ну, что там делается? - И Бланш засыпали вопросами..
- Ладно, молока я тебе дам, если у тебя найдется, во что взять его, - сказала пожилая женщина, и Бланш пошла за языком и за двумя бутылками, данными ей тетей Мэй.
Бутылки пошли обваривать кипятком, чтоб они не лопнули, а тем временем пожилая женщина расспрашивала Бланш: - Где же вы ночевать-то будете?
Бланш пожала плечами.
- Если хотите, ночуйте здесь в сарае, только предупреждаю, там будет куча народу. Все больше глупых лондонцев. Кой-какое занятие мы для них находим, но по совести говоря, я бы всех их отдала за трех хороших батраков-мужчин.
Она раздумывала, презрительно кривя рот на сторону. - Ну, да что уж! - продолжала, она со вздохом - Что ушло, того не вернешь; я только вас предупреждаю, чтоб вы берегли свою провизию, а то эти бродяги мигом стащат - оглянуться не успеете.
- Дело не во мне и не в моей сестре, - пояснила Бланш. - Но с нами мать. И, я боюсь, она
расхварывается. Если б вы позволили ей переночевать у вас в кухне? Будьте спокойны - она ничего
Не украдет.
После краткого раздумья женщина согласилась.
Но ни ночлег под кровом, ни парное молоко, которое она выпила с удовольствием, не оживили миссис Гослинг. На расспросы добродушной фермерши она отвечала как-то путанно и неохотно. И вид у нее был растерянный, фермерша объясняла это тем, что солнце слишком нажгло ей голову.
- Ну, да дня через два она оправится. Вы только не держите ее на солнце.
- Вы думаете, что так легко! - вздохнула Бланш.
Эту ночь Гослинги спали все втроем, в чердачной комнатке, мать на кровати, дочки на полу. Платя доверием за доверие, они ввезли свою тележку в кухню и помогли фермерше запереться на ночь. Это была сложная процедура: все двери и окна запирались на болты и на замки.
- Больно уж вороватый стал народ, - поясняла она. - Да и как осудишь, когда людям есть нечего? А, все-таки, свое добро надо беречь. Их только пусти, так они за неделю все приедят, а потом все равно будут голодать. По вашему, это жестоко? - но, ведь, это для их не блага. Есть, конечно, и такие, с которыми приходится быть строгой. Да вот вчера я одну такую прогнала. Миссис Изаксон - еврейка, что ли. Вот несносная!
Бланш мельком вспомнила, что и тетя Мэй говорила ей про какую-то миссис Изаксон, от которой она не могла избавиться.
Фермерша подняла своих гостей чуть свет и, хоть не дала им пищи на дорогу, как тетя Мэй, зато дала ценный совет:
- На вашем месте, я бы пошла мимо Вайкомба, в Марлоу, через гору. В этих местах вас, все равно, нигде не примут. Но вы обе девушки на вид здоровые, а скоро жатва, так что работа должна найтись.
- Марлоу? - повторила Бланш, стараясь запомнить это имя.
Фермерша кивнула головой. - Там и мужчина есть. Чудак большой. Не такой, как сам Ивэнс, мясник из Вайкомба. Этот с бабами не хороводится - ну, а на работу их ставит ловко. Впрочем, там дальше видно будет. Может, он еще и переменится.
Миссис Гослинг не хотела уходить, уверяла, что она идти не может, и все спрашивала, идут ли они домой.
- Скажите лучше: «да», - шепотом посоветовала фермерша. - Это от солнца у нее в голове не много помутилось. Когда устроитесь в Марлоу, она оправится.
И миссис Гослинг удалось, наконец, усадить в тележку. Девушки нашли сломанный зонтик и развернули его над головой матери, в защиту от солнца. Они сами страшно устали, и от сапог Милли остались одни дыры, но теперь у них впереди была определенная цель, и до нее оставалось пройти всего каких-нибудь десять-двенадцать миль.
- Мы будем там к полудню, - ободряла Бланш. Бессознательно, все уже теперь привыкали к новым мерам времени:
МЯСНИК ИЗ ВАЙКОМБА
Близ Вайкомба из-под изгороди, где она, по-видимому, отдыхала, поднялась женщина и вышла на дорогу, навстречу Гослингам. Это была румяная, полная женщина лет за сорок, но вялость кожи на лице, согбенные плечи и походка старили ее.
- С добрым утром! - приветствовала она Гослингов. - Если я вам не помешаю, я бы охотно пошла вместе с вами. - Она говорила с иностранным акцентом и с неправильными ударениями.
- Куда? - спросила Бланш.
- Ах! не все ли равно, куда? Я жила тут у одной фермерши. Но она мне не компания. Необразованная, простая женщина, мужичка. А вы и ваша матушка не мужички - это сразу видно. Я не люблю жить с простонародьем. А куда идти - не все ли равно? Все мы ищем одного: работы в поле - аристократки и крестьянки. Но не лучше ли тем, из нас, которые не родились крестьянками, держаться друг друга?
Милли украдкой хихикнула; миссис Гослинг только теперь заметила, что к ним присоединилась посторонняя и поспешила сообщить ей:
- Мы идем домой - Милли ласково потрепала ее по спине. - Да, домой, - твердо повторила миссис Гослинг.
- Ах! Какие вы счастливые! Теперь мало у кого есть дом, - вздохнула неизвестная женщина. - У меня тоже был когда-то дом. Ах, как это было давно! Вот уже два месяца, как у меня нет пристанища. Она была близка к слезам. Бланш нагнулась к ней и шепнула:
