Анна Семироль - Полшага до неба
22
— Здравствуйте, а вы к кому? — спросил звонкий голосок по-английски.
Маард посмотрел на открывшего дверь ребенка. Мальчонка лет шести, похожий на леннебержского Эмиля большими голубыми глазами и светлыми вихрами. На Эмиля и…
«При чем тут Эмиль?» — оторопело подумал он.
— Привет. Ты живешь тут? — вырвалось само.
— Неа! Мы тут отдыхаем, — паренек, похоже, попался с чувством юмора.
— «Мы» — это ты и мама? — на этот раз вопрос формулировался с умыслом.
— Ага, и папа еще. Они сейчас придут. Я мультики смотрю, — бойко тараторил малыш. — А вы, дядя, кто?
А действительно, кто? Правильный вопрос, парень. Потому дядя и ответить на него не может. Стоит и смотрит в твою пшеничную макушку, ощущая себя подлецом.
— Я ошибся домом, дружок. Извини, если напугал.
Голос звучал глухо, неприятно. Маард попытался компенсировать это улыбкой. Только бы мальчишка не вспомнил, что нельзя разговаривать с незнакомыми мужиками бандитского вида и не принялся во все горло звать на помощь папу. Ребенок улыбнулся — открыто и светло, как улыбалась ОНА.
— А вы любите мультики про человека-паука? Он супергерой!
— Угу, — промычал Маард. — Ну, пока.
Мальчик весело помахал ему рукой и скрылся в доме. Игорь постоял, глядя на свои ботинки. Те сияли, как обычно. Наверное, привычку чистить обувь до блеска ему вбили навсегда. Странно — даже пыль, кажется, не оседает на них. Маард медленно двинулся прочь.
«А вы, дядя, кто?» Ее улыбка, ее глаза… Почему раньше он не думал о том, что у Элен есть ребенок. Или дети… Маард вспомнил, каким сокровищем была для него добытая информация о ее имени и фамилии, покачал головой. Он ничего о ней не знает. Вообще ничего. Просто имя и даты рождения. Вот и очередное подтверждение родства влюбленности и легкой идиотии.
Под ногой хрупнула не то веточка, не то ракушка. Так вот… Была в душе какая-то надежда — и не стало ее. В один момент. А может, оно и к лучшему. Пора трезветь, лечиться, делать выводы и умнеть.
Маард спустился по лестнице и уселся на ступеньку.
Ради чего это все? Ну, приехал он, и что? Что сказал бы, встреться ему Элен, а не ее маленький сын?
— Здравствуй. Я за тобой, — беззвучно прошептал он. — Давай уедем…
Смешно. Он прекрасно понимает, как это все нелепо, глупо выглядит со стороны. И понимал раньше. Только все равно приехал. Наверное, ни на что особо не рассчитывая, кроме как еще раз увидеть ее. А теперь? Что делать теперь? Сказочник. Идиот. Романтик чертов. Бросился с головой в водоворот — и что? Куда тебя принесло? Маард зло сплюнул. Встал, резким движением отряхнул брюки от сора и быстрым шагом двинулся прочь. Так бывает, когда приходит отрезвление после долгой пьянки. Легкий и цветной мир оборачивается тяжелым, болезненным похмельем.
Ощущения сейчас были похожими. Он шел, не замечая ничего вокруг. Даже разливающийся в воздухе сладкий аромат цветов, казалось, испарился и пропал. И мир виделся почти черно-белым — словно выгоревшая старая картинка. И только совесть жгла раскаленным жалом. Впрочем, испортить он ничего не успел, наверное. А свою жизнь он испоганил уже давно, жалеть об этом поздно. Некому. Не стоит. Сам выбирал.
— Гор? — удивленно воскликнули за спиной.
Он развернулся на каблуках. Прищурился… Элен стояла в нескольких шагах от него, смотрела удивленно. Пышный бюст, обтянутый синим сарафаном, легкая косынка на плечах, влажные и потемневшие после душа волосы. Она подошла ближе, и легкий запах ее кожи проник в ноздри. Запах любимой женщины, который так долго снился ему. До боли в груди захотелось обнять ее — свою. Свою же! Маард, она здесь — ТВОЯ Элен, твоя, проснись! Нет. Есть такое слово — «нельзя».
«А вы, дядя, кто?»
Никто. Случайный знакомый. Жеребец на одну ночь.
— Привет, Элен! — скучно сказал он, надеясь, что язык не будет заплетаться, а голос — предательски дрожать.
Убрал руки за спину, расставил ноги, вскинул вверх подбородок — почти статуя часового, правда, в гражданке.
— Ты зачем тут? — в ее глазах сменяли друг друга испуг, удивление, страх…
Все, что угодно, кроме радости. Правильно — чему радоваться-то?
Теперь самое главное — не выдать себя. Не сорваться и не сказать то, что рвется наружу из самой глубины — как бы он не старался это подавить.
«Хорошо, что глаза скрывают темные очки», — подумал Маард и спокойно ответил:
— Случайно. Дела по работе. И… Мне пора. Не ожидал увидеть тебя. Рад встрече.
Теперь повернуться. И уйти. Спокойно, не торопясь. Просто уйти, держа спину ровно. Будто все происходящее столь же обычно, как ежедневная встреча с соседом по комнате.
Шаг за шагом, не видя перед глазами ничего, кроме мощеной светлым камнем дорожки, не ощущая ничего, кроме грызущей боли там, где сердце. Если бы она просто окликнула, спросила бы что-то… хотя бы какой-то пустяк. Он бы сорвался. Бросился бы назад, упал на колени — как последний дурак в дешевом кино, просил бы — не гони, дай остаться или идем со мной… Но она молчала. И он шел. Понимая, что навсегда уходит от той черты, которая делит жизнь на «до» и «после».
Потом он пил. Пил долго, стараясь забыть будоражащий аромат кожи, морщинки в уголках прищуренных глаз, вытравить мучительное желание прикоснуться губами к округлым плечам. Залить боль алкоголем. До самых краев — чтобы утонула, захлебнувшись. Швырнул карточку бармену:
— Угостить всех!
Потом был темный провал. Кислый запах рвоты. Дикая головная боль. И холод пистолетного дула у виска. Потянуть за спуск — и прекратить все это. Давай, Маард. Сможешь?
Своевременно вспомнился инструктор и его слова: «Стрелять лучше себе в рот. Так надежнее…»
Вкус металла во рту, привычный запах оружейной смазки. Чуть потянуть и… И никогда не вспомнить ее глаз? Забыть ту ночь? Кто, кроме него, еще вспомнит?
Маард откинулся на спинку стула. Сколько он просидел так, с пистолетом в руке, раскачиваясь взад-вперед? Ему казалось, несколько дней. Потом он спал. Разбудили, вопили над ухом на знакомом языке, который больной мозг отказывался понимать. Заставили встать, погнали куда-то. Джо орал — долго, пока не охрип. Маард слушал и не слышал. Он был подобием куколки, переживающей в коконе свое безвременье. Нет эмоций. Нет мыслей. Нет ничего, только мерное чередование вдоха и выдоха.
А потом туман рассеялся, и началась новая жизнь. Жизнь, в которой он не оставил места двум вещам — сожалению и памяти.
23
Держаться на ногах стало невыносимо тяжело, и Тильда села на обочину, уткнувшись лбом в колени. Мир вокруг плавился, плыл обрывками мыслей, в ушах не то шумело море, не то шелестела опавшая листва. Сознание изо всех сил сопротивлялось липкой, тошнотворной сонливости. Помогала держаться боль — судорогами сводило мышцы, пустой желудок.
Девушка грустно улыбнулась: живучая ты, дорогуша. И везучая — добралась-таки до трассы. Теперь еще капля небывалого везения — дождаться машину, уговорить довезти до ближайшей клиники. Замена гильз в импланте — дело нескольких минут. Детоксикация займет больше — пару дней. Все будет хорошо. Главное, уйти оттуда как можно быстрее: ведь по серийнику импланта ее личность установят мгновенно. Но сперва откачают, а уж потом полицию… наверное. Не о том думаешь. Все это после. А сейчас… Хоть бы одна машина проехала и остановилась.
Снова подступила к горлу горечь, накрыло ознобом. Тильда легла, скорчилась в пыли, прижав колени к животу. Ну хватит же, хватит, довольно!..
Огромный клен по ту сторону дороги стал невыносимо-ярким, заполнил собой горизонт. Медленно потек тяжелыми желто-алыми каплями по черным веткам… Капли разъедали действительность, и сквозь прорехи в ней прямыми жесткими лучами било ультрамариновое небо.
— Помогите… Помогите-еее!!! Маард!..
Визг тормозов. Где-то за гранью видимости хлопнула дверца машины. И еще раз. Неторопливые шаги.
— Что там, Тони? — донесся, словно сквозь слой ваты, мужской голос.
— Бродяжка. Кажется, жутко пьяная.
Небо отодвинулось, померкло. Запахло мужским парфюмом и мятой. Тильда поморгала, пытаясь хоть немного сфокусироваться. Над ней склонились двое — молодые парни. Один худощавый, темноволосый, смахивающий на мексиканца. Второй — тоже «латинос», плотненький крепыш с большими, по-детски наивными глазами.
— Помогите!..
Ей казалось, что она кричит. На самом деле ее даже не услышали. Потрепали по щеке.
— Эй, красавица! Давай познакомимся! Где ж ты так ужралась-то? Глянь, Брайен, а ничего себе девочка!
Наглые руки расстегнули «молнию» на куртке девушки, задрали вверх майку. Тильда застонала протестующе, попыталась оттолкнуть нахала. Смешок:
— Тю! Темпераментная! Глянь — а сиськи хороши…
— Тони, не будь идиотом. Поехали.
— Что ты дергаешься? Колеса отлично работают, мне до сих пор хочется. Помоги-ка ее до леска донести.
