Хольм Ван Зайчик - Дело Судьи Ди
“Фанатизмом!” – возмущенно подумал Богдан.
– …кое-где еще практикуются человеческие жертвоприношения.
– Какая чушь! Да еще в позапрошлом веке…
– Знаю-знаю, – махнул рукой Дэдлиб. – Когда оказалось, что жертвоприношений давно нет, поправку все равно оставили в силе, потому что в некоторых отсталых районах вашей страны до сих пор браки заключаются не по любви, а в результате договоренности старших родственников жениха и невесты, а это вопиющее нарушение прав человека.
– Если хотите знать, – Богдана взяло за живое, – статистика убедительно показывает, что такие браки значительно прочнее тех, что заключаются личным волеизъявлением молодых, и…
– Да кому какое дело! Ну, прочнее… Права-то нарушаются! Потом было еще несколько причин, я сам всех не помню… В общем, в последний раз поправку сохранили потому, что в Ордуси в некоторых школах совершенно не преподается аглицкий язык. Это ведь тоже нарушение прав человека…
– М-да, – сказал Богдан после паузы. Они уже давно дошли до перекрестка, но Богдан и думать забыл про такси. Про поправку он слышал, разумеется, но такие мелочи были для него; не слишком-то интересовавшегося внешними пустяками и не обязанного делать это по работе, внове. – И после этого вы еще обижаетесь, когда тут вас называют варварами…
– А у нас называют варварами вас, – чуть пожал плечами Дэдлиб.
– Да, только для вас варвар – это некультурный человек, а для нас это – человек иной культуры. – В который раз в разговоре с иноземцем минфа был вынужден вспомнить эту прописную истину, но Дэдлиб хитро прищурился и погрозил Богдану остатком сигары:
– Это как поглядеть. Нет никаких иных культур. Есть только одна культура, просто одни продвинулись в ней больше, а другие – меньше! Ну… ну вот все когда-то были первобытными, прыгали по веткам и молились на дубы, секвойи или скалы. Потом немножко развились и – опять-таки все, только одни раньше, другие позже! – напридумывали всяких богов: охоты, ветра, войны… и принялись молиться им. Потом еще немножко продвинулись – и у одних возник Будда, у других Христос, все, по сути, одинаковые… Потом…
– Потом, – мягко прервал Богдан, – некоторые особо одаренные еще немножко продвинулись и стали окончательно культурными принялись молиться на прижизненный успех и его абсолютное мерило – счет в банке. И на сем история прекратила течение свое… Так?
Дэдлиб расхохотался. Потом сказал:
– Ладно, что это мы. Право же, мне-то это все до лампочки, понимаете меня? Я же вижу, какие вы люди – вы сам, ваш друг господин Багатур Лобо. Провались оно пропадом! Я вот о чем. Вас ведь это происшествие в воздухолете совсем не заинтересовало?
– Да в общем нет, – ответил Богдан, почти не кривя душой. Не рассказывать же этому славному варвару о том, что один из нападавших – похоже, приятель дочери его друга и начальника, к которой он, Богдан, питает самые теплые чувства и потому не хочет ни малейших неприятностей ни ей, ни ее знакомцу…
– Жаль. А то я мог бы кое-что рассказать вам в обмен.
– Ну уж расскажите…
Дэдлиб покосился на него внимательно и чуть насмешливо.
– Все-таки заинтересовало, – заключил он. – Пусть хоть и чисто по-человечески… Хорошо. Жирняга с фото – Франсуа бен Хаджар, коренной парижанин и, между прочим, секретарь и вообще доверенный человек умершего в мае прошлого года графа де Континьяка, последнего потомка древнего рода… там и крестоносны были, и мальтийские рыцари… И Константинополь они в свое время воевали, эти Континьяки, и Алжир… И, по слухам, собирали колоссальную коллекцию всяких редкостей. Поколение за поколением. А вот этот Франсуа… нет, не так. По порядку надо… – Дэдлиб достал еще одну сигару и закурил. Он явственно пребывал в нерешительности. Затянулся, оглядел помаленьку темнеющие небеса. – Да ладно! Какого черта! – сказал он сам себе. – Вы мне доверяете, я вам доверяю… Чтобы два культурных парня, каждый из которых считает другого варваром, – да не договорились? Не бывать такому!
– Послушайте, господин Дэдлиб, я вовсе не считаю вас лично…
– Погодите, господин Оуянцев. К дьяволу всю эту философию. Мне она, знаете ли, как-то… Ближе к делу. В конце декабря в парижское бюро Интерпола от кого-то из их осведомителей поступила отрывочная информация, что готовится некая очень масштабная сделка. На чертову кучу миллионов долларов. Сначала решили, что должна поступить небывалая партия наркотиков. Известно было, что в сделке задействована французская и американская стороны. Американская, обратите внимание – потому-то я и попал в это… у вас говорят, я случайно помню, – как кур в ощип. Так?
– Ну, говорят… – озадаченно проговорил Богдан. Он понять не мог, при чем тут наркотики. Переход от темы к теме был излишне, не по-ордусски резок.
– Было известно только место и время. Ну, стали присматривать, камеры поставили, топтунов пустили… И вот, как раз накануне этого самого полета, позавчера… Встречаются этот самый Франсуа и некий никому не известный, ни в каких досье не означенный тип. И представьте наше разочарование. Франсуа передает типу довольно-таки небольшой пакет, в котором ну никак не может быть наркоты на кучу миллионов. В одной руке несет, легко так несет, помахивает… И полный чемодан денег, как при грязных сделках водится, тип этот ему тоже не перепасовывает – все как принято у порядочных людей, чек… сколько в том чеке было нулей – не засекли. А следили-то парни из отдела наркотиков. Ну и решили, что слух сильно преувеличен – и произошла какая-то мелкая… ну относительно, конечно… относительно мелкая спекуляция. В общем, тот тип сказал на прощание толстяку: “Дальнейшие инструкции вам известны” – и удалился, и на какой-то момент его упустили. Оказался непростой такой тип: оторвался от хвоста в универмаге на распродаже. Ну парни туда, сюда: нету. Исчез… А потом опа: нашли – под мостом на набережной Сены, и что характерно – с перерезанным горлом и пакета при нем нет. А мсье Франсуа с этим самым пакетом – или, что не менее интересно, с точно таким же – рванул на ваш рейс, и за ним никто из наших в “боинг” последовать не успел. И совсем уж на сладкое. Личность улетевшего толстяка мы выяснили довольно быстро, а вот зарезанный, как обнаружилось на следующий только день, был отнюдь не наркоторговцем и не специалистом по нелегальному антиквариату. Держитесь, а то упадете. Это был штатный и довольно-таки законспирированный курьер СРУ!
– Курьер чего? – не понял Богдан и постарался не смутиться.
Дэдлиб посмотрел на него как на полного варвара:
– Стратиджик Интеллидженс Эйдженси – Стратегическое Разведывательное Управление Соединенных Штатов Америки. Цените мою откровенность, господин Оуянцев… так же, как я ценю вашу. Любому ясно, что разведка провернула какую-то очередную не совсем благопристойную операцию – да вдобавок, похоже, неудачно провернула, и даже и не провернула вовсе, а лопухнулась по-черному… а из-за слуха о сумме ее приняли за сверхсделку в сфере наркобизнеса То есть они в заднице. Теперь к этому всему лучше не приближаться – может оказаться крайне вредно для здоровья. Но… я человек азартный, меня всегда интересовало то, что вредно для здоровья. – Дэдлиб указал на свою сигару. – Я разобраться хочу…
– М-да, – только и смог после долгой паузы выговорить Богдан. – Еще Учитель сказал: “Бывает, пробьется росток, но так и не зацветет. Бывает, зацветет, но так и не даст плодов”…<“Лунь юй”, IХ:22. >
– Хорошо вам тут живется, – хохотнул Дэдлиб. – На все вопросы уже есть ответ.
– Это не ответ, – покачал головой Богдан. – Это совет, как отнестись к ответу, когда он будет найден.
– Да ну? Не очень понятно, что это значит практически, но все равно красиво… В общем, я тут опять в качестве частного лица, приехал в последний момент как бы на праздник. Турист.
Богдан улыбнулся:
– Опять-таки еще Учитель сказал: даже самую большую армию можно лишить полководца, но даже самого обычного человека нельзя лишить его собственных устремлений…<Там же, IХ:26. > Нам обязательно нужно будет еще раз связаться с вами, господин Дэдлиб… Я остановился в гостинице “Шоуду”. Вместе с другом, Багатуром Лобо, – вы наверняка его помните. Если хотите, запишите номер моего телефона и, пожалуйста, дайте мне ваш.
Ханбалыкский воздухолетный вокзал,
23-й день первого месяца, вторница,
ранний вечер
Стоило сделать еще один шаг – и сразу, без перехода они из пустынной дипломатической улицы вывалились в праздничную, возбужденную, разноязыко галдящую и поющую толпу. Богдан взмахнул растопыренной пятерней – из многорядного потока, словно бы склеенного в единую бугристую от крыш ленту, каким-то чудом прямо к сановнику с готовностью выломилась повозка такси и остановилась. Богдан протянул Дэдлибу руку; тот пожал ее, приподнял свою совершенно неподходящую для зимы шляпу и, повернувшись, резво устремился к посольству. Как он собирался в качестве частного лица выяснить в визовом отделе местопребывание – пусть хотя бы официальное – этого самого мсье Франсуа, Богдан не мог даже предположить. Ладно, их дела.
