Хольм Ван Зайчик - Дело Судьи Ди
– Ба! Господин Оуянцев! – Дэдлиб тоже узнал его.
Не сговариваясь, они, замедляя свой одинаково заполошный ход, сделали еще по шагу навстречу друг другу – и оба остановились.
Богдан буквально всей кожей ощущал, как бегут минуты, как воздухолет, верно, уже готовится к снижению и вот-вот с шумом выпадут из его чрева громадные, в два человечьих роста, колеса, – но долг вежливости, но соблюдение сообразных церемоний… это превыше всего. Ведь недаром великий Конфуций сказал: “Что бы ни творилось в Поднебесной, благородный муж ничем не дорожит и ничем не пренебрегает, он лишь следует тому, что справедливо”<“Лунь юй”, IV: 10. >.
– Неужели это вы, драгоценный господин Дэдлиб? – Богдан приветливо улыбнулся и приподнял над головою шапку на европейский манер, желая таким образом подчеркнуть свое расположение к этому гокэ, действительно весьма симпатичному ему еще со времен дела пиявок<Эти события описаны X. ван Зайчиком в “Деле о полку Игореве”. >. – Как я рад нашей нечаянной встрече! – Минфа изо всех сил старался, чтобы его сбившееся дыхание не мешало плавному течению речи, но получалось плохо. – Нравится ли вам столица? Не обременяют ли вас наши морозы?
Дэдлиб в ответ тоже приподнял шляпу и, не вынимая сигары изо рта, ответствовал, словно уже был заправским ордусянином:
– Рад приветствовать… драгоценного преждерожденного Оуянцева… Столица великолепна, а морозы… э-э… тоже. – Языком перебросил сигару в другой угол рта, неожиданно подмигнул. – Да что там, скажу прямо – дерьмо эти морозы! Если бы я мог, то запретил бы морозы повсеместно. И вообще, доложу я вам, зима – это чистое издевательство. Вот у нас зима – это когда идет теплый дождь. Господь определенно был не в духе, когда создавал зиму. И уши мерзнут. У вас не мерзнут уши, господин Оуянцев?
– Уши?.. Нет, уши не мерзнут. – Богдан слегка опешил от такого вольного обращения с временами года, в каждом из которых, как известно, есть свой смысл и сугубая полезность. – И потом, я живу в Александрии, привык. А кроме ушей – в порядке ли остальное ваше яшмовое здоровье?
– Э-э… оно вполне такое… яшмовое… Ну если не считать, что у вас тут холодно, зверски холодно… – Дэдлиб ожесточенно пыхнул сигарой. – И если уши окончательно не отвалятся…
– Будем ли я и мои друзья иметь радость увидеть вас и ваших друзей на празднествах? Посетили ли вы Ханбалык втроем, или же на сей раз Провидению было угодно направить вас в Ордусь в одиночестве?
– Как вам сказать… – Дэдлиб громко откашлялся. – А про ваше яшмовое здоровье вы мне не хотите рассказать? Ну так, вкратце? То есть про уши я уже понял, с ушами у вас все в порядке… – Инспектор переминался на месте, постукивал сапогом о сапог, Богдан только сейчас обратил внимание на эти щегольские сапоги: на скошенном каблуке, с узкими острыми носками, – никак не подходящие для зимних холодов. Гокэ, одно слово.
– Почту за честь! – радостно улыбнулся он. – Единственное, что мне мешает, – это некое смутное ощущение того, что у вас есть на ближайшее время некое спешное дело, от коего я, боюсь, вас отвлек… – Про то, что заокеанский инспектор ощутимо и заметно постороннему глазу мерзнет, Богдан тактично умолчал.
Дэдлиб пожевал сигару.
– В общем, да, – сказал он. – Тьфу! – Выбросил окурок в ближайший сугроб. – Ужасно курить на морозе, так хоть какое-то тепло. Мне надо забежать тут… во французское посольство…
– Какое совпадение! – Богдан вдруг почувствовал исходящее от заморского человекоохранителя внутреннее непонятное напряжение, которое тот пытался скрыть излишней, быть может, словоохотливостью, рассуждением про уши и вообще всякой болтовней. – Представьте, я только что оттуда. Вот его врата, вы почти пришли, любезный господин Дэдлиб.
– Да что вы? Приятная новость, приятная. А то я по дурости-то из машины на углу вышел. Оказалось – далековато. М-да.
– Вы к послу? Я только что его оставил… По-моему, он не слишком сегодня обременен делами и легко вас примет.
– Да нет, я, собственно… А какое… – Дэдлиб опять откашлялся. – Какое яшмовое дело привело вас-то сюда? Если это не какая-нибудь государственная тайна и все в таком роде, конечно.
– О, это довольно долгая и весьма забавная история! – в очередной раз улыбнулся Богдан. – Не далее как вчера днем я имел удовольствие лететь в столицу с супругой, которая, к счастью, покинула иноземный воздухолет типа “боинг” в родном Ургенче…
Взгляд Дэдлиба стал цепким.
– Вы летели вчерашним “боингом” Лондон-Ханбалык? – коротко и неожиданно очень по-деловому спросил он. И даже перестал переминаться с ноги на ногу.
– Представьте, такое напряжение перед праздниками на воздухолетных линиях…
Дэдлиб извлек из кармана куртки пару сигар, одну вставил в рот, а другую протянул Богдану.
– Благодарю, – слегка растерялся тот, – я не курю…
– Да? Много теряете, честное слово. – Дэдлиб закурил. – Послушайте, господин Оуянцев. Честно сказать, мне все эти яшмовые церемонии до… до факела Свободы. Минутку-другую я еще могу поднапрячься и поломать язык, но когда разговор начинается серьезный… А у меня, получается, к вам серьезный разговор. – Он пыхнул дымом в морозный чистый воздух и, заметив, как дрогнуло у Богдана лицо, аккуратно помахал ладонью, разгоняя дым. – Простите… Так что давайте их бросим, эти церемонии, ладно? Я вот что хочу сказать. Эта забавная история… она произошла у вас в полете?
– Ну да…
Дэдлиб в третий раз откашлялся. Простудился? Немудрено в таких-то сапожках на тонкой подошве.
– У меня сохранились самые приятные воспоминания о поре нашего недолгого… черт, опять на яшмовый язык сбился! – Он жадно затянулся. – Слушайте, господин Оуянцев. Вы и ваш друг – чертовски славные парни, я вам доверяю. По-моему, и вы мало-помалу начали тогда доверять мне. Нам. Или мне показалось, а?
– Э-э… – промычал Богдан. Вот на таком языке с малознакомыми людьми он как раз говорить не умел. – Ну…
– Понял… – чуть усмехнулся Дэдлиб. – Я ведь здесь по делу. Это такая, может, удача, что я на вас налетел… Скажите мне: что за история с вами приключилась в воздухе?
Богдан качнул головой. Поправил очки.
– Вы ставите меня в довольно неловкое положение, господин Дэдлиб… Я сам просил всех, кто оказался невольными свидетелями, не рассказывать об этом досадном происшествии хотя бы до окончания празднеств…
– Да бросьте вы! Я же не газетчик, – с невыразимым презрением проговорил Дэдлиб.
– Вы – мой коллега, – кивнул Богдан. – Ну, скорее коллега Бага, но… Я понимаю.
– Меня интересует все, что связано с этим рейсом, – твердо сказал Дэдлиб. – Любая мелочь. Что привлекло ваше внимание, что позабавило? Неужели вы не можете мне сказать?
Богдан решился. Эти люди – Люлю, Дэдлиб, Юллиус – действительно были приятны ему, и он действительно им доверял.
– Тогда, как на духу, господин Дэдлиб, – я очень спешу и прошу вас составить мне компанию вон до того угла, где я надеюсь нанять повозку.
– Так какого же…
– Я вам расскажу по дороге.
– Идет, – кивнул Дэдлиб.
Богдан был короток – дело-то, в сущности, яйца выеденного не стоило. Они не прошли еще и половины пути, как он покончил с сутью происшедшего. Дэдлиб знай себе пыхтел сигарой; взгляд его отстраненно блуждал.
Когда Богдан умолк, Дэдлиб помолчал мгновение, а потом задумчиво произнес:
– Значит, не нашли. Искали, но не нашли… Вы не видели, часом, как выглядели вещи обыскиваемых? Не было там такого серого кожаного…
– Я же не спускался в вещник.
Дэдлиб запустил руку во внутренний карман куртки, порылся там и достал фотографию. Сунул ее Богдану чуть ли не в нос:
– Этот там был?
Богдан внимательно присмотрелся.
– Это один из тех, кого душили, – честно ответил он. – Еще попытался потом поскандалить…
– Факин' грейт… – пробормотал Дэдлиб, пряча фотографию. – Между нами. Я здесь именно из-за него. Мне позарез надо выяснить в посольстве, где он поселился…
– Вот как? Вы думаете, посольству это ведомо?
Дэдлиб покосился на него. Огрызок сигары задумчиво дернулся в углу его рта.
– Вы, возможно, не знаете, но в цивилизованных странах…
“Цивилизованных странах!” – с досадой отметил про себя Богдан.
– …существует для своих туристов железное правило: во время пребывания в Ордуси постоянно держать свои посольства в курсе относительно своего местопребывания. Ордусь… э-э-э… считается страной повышенной опасности.
– Опасности? – возмутился Богдан. – Да у нас преступность ниже в…
– Преступность ниже, а опасность выше. Тоталитарная же страна… империя и все такое. И потом, традиция у нас такая уже сложилась… Уж вы-то тут должны понимать, как сильны традиции. Ну, например… Вы, может, не знаете, вы не торговец… но, скажем, в Североамериканских Штатах против вас до сих пор действует поправка Вантуза-Швабрика, принятая, когда стало известно, что в Ордуси с ее повсеместным религиозным фанатизмом…
